Далее история рассказывает о том, как Дориан Хокмун, покинув Камарг, отправился на восток. Огромная алая птица унесла герцога за тысячи миль, до самых гор, что на границе Греческих и Булгарских земель…
Глава 1ОЛАДАН
Как и уверял граф Брасс, лететь на фламинго было удивительно легко. Птица управлялась, как лошадь, поводьями, закрепленными на ее изогнутом клюве. В полете она была настолько грациозна, что Хокмуну даже в голову не приходило, что он может свалиться с нее. Летела она только в светлое время суток, почти не отдыхая, и покрывала расстояние раз в десять быстрее лошади. Ночью и она, и Хокмун спали.
Хокмун удобно сидел, пристегнувшись ремнями, в высоком мягком седле. По обе стороны седла были приторочены сумки с провизией. Прямо перед ним вытягивалась шея фламинго. Птица медленно взмахивала огромными крыльями, и Хокмун старался ничем не сдерживать ее полет.
Время от времени у него сильно болела голова, словно напоминая о том, что нужно торопиться. Но по мере того как крылатый красавец уносил его все дальше и дальше на восток, а воздух становился теплее, настроение у Хокмуна поднималось, и ему казалось, что все кончится хорошо.
Прошла неделя с того дня, как Хокмун покинул Камарг. Они летели над скалистым горным хребтом. Вечерело, и герцог высматривал место для ночлега. Птица, устав за день, опускалась все ниже и ниже, и вот уже грозные каменные пики окружили их. Вдруг Хокмун увидел внизу, на горном склоне, фигуру человека, и почти сразу же закричал фламинго. Покачнувшись, он отчаянно замахал крыльями. Хокмун заметил длинную стрелу, застрявшую в боку птицы. Вторая стрела попала ей в шею, и птица с пронзительным криком начала стремительно падать. Хокмун приник к седлу; в ушах у него свистел ветер. Он увидел несущуюся навстречу скалу, почувствовал сильный удар и словно провалился в черный бездонный колодец.
Он очнулся и со страхом ощутил невыносимую боль, раздирающую голову.
Он ясно представил, как Черный Камень пожирает его мозг, словно крыса — мешок с зерном, и, обхватив голову, приготовился к самому худшему. Но, нащупав многочисленные царапины и шишки, Хокмун с облегчением понял, что дело совсем не в этом, — просто он сильно ударился головой о скалу. Вокруг было очень темно, и ему показалось, что он лежит в пещере. Всмотревшись в темноту, он увидел огонек костра. Он с трудом поднялся и направился туда.
У самого выхода из пещеры он обо что-то споткнулся и, посмотрев вниз, увидел свои вещи. Все было аккуратно сложено — седло, сумки, меч и кинжал. Он потянулся за мечом, стараясь не шуметь, вытащил его из ножен и осторожно вышел из пещеры.
Жар разложенного неподалеку огромного костра обжег лицо. На большой вертел над огнем была насажена общипанная туша фламинго. Возле костра сидел человек, ростом раза в два меньше Хокмуна, и время от времени поворачивал вертел, с помощью сложного приспособления из кожаных ремней.
Когда Хокмун приблизился, маленький человек, увидев меч в его руке, истошно заорал и отпрыгнул в сторону. Герцог был изумлен — все лицо и тело карлика покрывали густые рыжие волосы. Одет он был в кожаную куртку и такую же юбку, подпоясанную широким ремнем. На ногах он носил башмаки из замши, а на голове его нелепо сидела шапочка с воткнутыми в нее четырьмя большими перьями фламинго.
Карлик попятился от Хокмуна.
— Простите меня, господин. Поверьте, мне очень жаль, что так получилось. Я, конечно, не стал бы стрелять в птицу, если бы знал, что она несет седока. Но все, что я тогда видел, — это ужин, который я не хотел упустить…
Хокмун опустил меч.
— Кто вы? Или — что вы? — спросил он. От жара костра и перенесенных волнений закружилась голова.
— Я — Оладан, из рода Горных Великанов, — начал маленький человек. — Хорошо известный в этих краях…
— Великан? Великан! — Хокмун хрипло засмеялся и упал, потеряв сознание.
На этот раз он очнулся, почувствовав восхитительный запах жареной дичи. Какое-то время он лежал, наслаждаясь им, и только потом понял, откуда этот запах. Он лежал почти у самого края пещеры. Меч его исчез. Маленький покрытый шерстью человек нерешительно приблизился к нему, протягивая огромный кусок мяса.
— Съешьте это, господин, и вы почувствуете себя лучше, — сказал Оладан.
Хокмун взял мясо.
— Хорошо. Делать нечего. Вы лишили меня сейчас самого дорогого.
— Вы так любили эту птицу, господин?
— Нет, но… Мне грозит смертельная опасность, и этот фламинго был моей единственной надеждой.
Он вонзил зубы в жесткое мясо птицы.
— Кто-то преследует вас?
— Не кто-то, а что-то — нелепый и страшный рок… — ответил Хокмун.
И вдруг, сам не зная почему, он начал рассказывать о себе этому странному существу, которое, пусть и невольно, но еще больше приблизило роковой конец. Было в карлике что-то располагающее, когда он, чуть склонив голову, внимательно слушал рассказ герцога, — глаза его расширялись от ужаса, когда Хокмун, рассказывал что-нибудь страшное, и невольно герцог позабыл о своей замкнутости.
— И вот я здесь, — закончил он, — и ем ту самую птицу.
— Да… — вздохнул Оладан, вытирая жир с лица. — Это очень печальная история, милорд, и я с великой грустью думаю о том, что это мой ненасытный желудок привел к столь страшному несчастью. Но завтра я постараюсь исправить свою ошибку и найти вам средство передвижения.
— Какую-нибудь птицу?
— К сожалению, нет. Я имел в виду всего лишь козла. — И прежде, чем Хокмун смог что-то возразить, Оладан продолжил: — Я обладаю в этих местах кой-каким влиянием — на меня смотрят, как на нечто редкое и очень любопытное. Видите ли, я родился в результате странной связи между неким юным путешественником — своего рода волшебником — и Горной Великаншей. Но сейчас я, увы, сирота. В одну из голодных зим мама съела папу, а потом и она, в свою очередь, была съедена дядей Баркиосом — самым большим и свирепым из Горных Великанов. С тех пор я живу один. Компанию мне составляют лишь книги моего несчастного отца. Я урод, и меня не принимают ни те, ни другие. Я живу сам по себе. Если бы я не был таким маленьким, дядя Баркиос давно бы уже съел меня.
Печальное лицо Оладана выглядело таким забавным, что Хокмун больше не сердился на карлика. Кроме того, тепло костра и сытный ужин совсем разморили его.
— Достаточно, друг Оладан. Давай забудем все и ляжем спать. А утром мы поищем что-нибудь, на чем я мог бы добраться до Персии.
Проснувшись на заре, они увидели, что костер все еще горит, а вокруг него сидят закутанные в шкуры вооруженные люди и завтракают жареным фламинго. Слышно было, что там царит веселье.
— Разбойники! — закричал Оладан и в тревоге вскочил на ноги. — Зачем я оставил на ночь костер!
— Куда ты дел мой меч? — спросил его Хокмун, но было поздно — два разбойника, вытаскивая на ходу грубо сделанные короткие мечи, уже направлялись к ним. Хокмун не спеша поднялся.
— Я знаю тебя, Рекнер, — неожиданно сказал Оладан, указывая на самого высокого разбойника. — И ты наверняка знаешь, кто я такой. Я — Оладан, один из Горных Великанов. Поэтому теперь, когда ты позавтракал, будь любезен — уходи, или придет моя родня и убьет вас всех.
Рекнер на это лишь ухмыльнулся, ковыряя в зубах грязным ногтем.
— Я действительно слышал о тебе, крошка, но честно говоря, не знаю, чего мне бояться. Мне говорили, правда, что жители ближайших деревень стараются избегать тебя. Но крестьяне не слишком храбры, не так ли? Так что ты лучше помолчи, если не хочешь умереть в мучениях.
Оладан, казалось несколько сник, но продолжал пристально смотреть на главаря. Рекнер засмеялся.
— Ну, а теперь показывай, что ты там прячешь в своей пещере?
Оладан побледнел, словно охваченный смертельным страхом, и тихо забормотал что-то. Хокмун смотрел то на него, то на разбойников, не зная, что делать. Бормотание Оладана стало громче. Улыбка застыла на лице Рекнера, и глаза его стекленели под пристальным взглядом карлика. Неожиданно Оладан резко выкинул вперед руку, указывая на разбойника, и холодным голосом произнес:
— Спать, Рекнер!
Рекнер свалился на землю. Разбойники, изрыгая проклятия, бросились было к ним, но остановились перед поднятой рукой Оладана.
— Бойтесь меня, ибо я — Оладан, сын волшебника.
Разбойники стояли в нерешительности, глядя на распростертое тело своего главаря. Хокмун какое-то время в изумлении смотрел на маленького человека, одним движением руки сдерживающего кровожадных разбойников, потом нырнул в пещеру и принялся искать меч. Меч нашелся почти сразу, и Хокмун, прицепив его вместе с кинжалом к поясу, быстро вернулся к Оладану. Карлик уголком рта прошептал ему:
— Вытащи вещи из пещеры. Лошади разбойников у подножия горы. Рекнер может проснуться в любую секунду, и тогда я не смогу удержать их.
Хокмун вынес из пещеры сумки, и они с Оладаном, пятясь, начали спускаться по склону, цепляясь за кусты и камни. Рекнер пошевелился и застонал. Ему помогли подняться.
— Ну теперь держись, — сказал Оладан, повернулся и побежал.
Хокмун помчался за ним и с изумлением увидел у подножия горы, не лошадей, как говорил Оладан, а полдюжины козлов размером с пони. На каждом из них было седло из овечьей шкуры. Оладан ловко вскочил на ближайшего козла и протянул уздечку другого Хокмуну. Герцог криво усмехнулся и вскочил в седло. Рекнер и его люди стремительно спускались по склону. Хокмун несколько раз ударил плоской стороной меча по спинам оставшихся животных, и те бросились врассыпную.
— Не отставай! — закричал Оладан и направил своего козла к узкой горной тропинке.
Но разбойники нагнали Хокмуна, и ему пришлось пустить в ход свой сверкающий меч. Одного он заколол ударом в сердце, другого — в бок, ударил Рекнера по макушке и помчался за Оладаном. В спину ему неслись громкие проклятия.
Козел двигался прыжками, и совсем скоро у Хокмуна с непривычки начало ломить все тело. Они выбрались на тропинку и дальше ехали по ней. Крики преследователей становились все тише и тише. Оладан, широко улыбаясь, повернулся к Хокмуну.
— Лучше ехать, чем идти, а, лорд Хокмун? Я не думал, что это нам так легко удастся. Это хороший знак! Следуй за мной. Я покажу тебе дорогу.
Хокмун улыбался; сам не зная чему. Ему нравился Оладан. Любопытство вместе с растущим уважением и благодарностью заставили Хокмуна забыть, что этот родственник Горных Великанов стал причиной его новых несчастий.
Оладан настоял на том, чтобы проводить его через горы, и несколько дней спустя они выехали к краю широкой желтой равнины. Оладан, указывая куда-то вдаль, сказал:
— Тебе нужно вон туда.
— Спасибо тебе, — сказал Хокмун, глядя вперед. — Мне очень жаль расставаться с тобой.
— Ага! — улыбнулся Оладан, приглаживая рыжий мех на лице. Потом он ненадолго задумался и сказал: — А я, пожалуй, составлю тебе компанию, чтоб ты не очень скучал.
И с этими словами направил козла вперед.
Хокмун засмеялся, пожал плечами и поехал следом.
Глава 2КАРАВАН АГОНОСВОСА
Едва они выбрались на равнину, как начался дождь, и козлы по ровной вязкой земле двигались очень медленно. Они ехали уже целый месяц, закутавшись в плащи и дрожа от сырости и холода. У Хокмуна к тому же часто болела голова. Когда начиналась боль, он ничего не говорил Оладану, а просто закрывал голову руками и старался ничего не видеть. Он знал, что там, в замке Брасс, сила Камня начинает прорываться сквозь возведенные графом преграды, и в душе он уже отчаялся когда-либо опять увидеть Исольду.
Дождь лил не переставая, неистовый ветер бушевал. Впереди, сквозь плотную стену дождя, Хокмун видел лишь бескрайнюю равнину. Изредка встречались кусты можжевельника и черные карликовые деревья. Небо было затянуто тучами, и Хокмун совсем не представлял, куда им следует двигаться. Единственным указателем направления могли служить редкие кусты, ветви которых здесь тянулись всегда на юг. Он никак не ожидал, что так далеко на востоке бывают места с таким ужасным климатом, и решил, что все это результат одной из многочисленных катастроф страшного тысячелетия.
Хокмун откинул со лба мокрые волосы и, почувствовав твердую поверхность Черного Камня, содрогнулся. Он посмотрел на грустное лицо Оладана и отвернулся. На горизонте виднелись темные очертания леса, где они надеялись найти защиту от дождя. Копыта козлов скользили по мокрой траве. У Хокмуна звенело в ушах, и он вновь почувствовал сильную головную боль и тошноту. Он глубоко вздохнул, прижимая руку ко лбу. Оладан смотрел на него с глубоким сочувствием.
Наконец они достигли кромки леса. Сейчас они ехали еще медленнее, поскольку приходилось постоянно объезжать большие темные лужи. Стволы и ветви лесных деревьев, казалось, тянулись вниз, а не вверх. Кора их была черной или темно-коричневой, и листьев почти не было, но несмотря на это, лес выглядел густым и труднопроходимым. На краю его в мелкой канаве блестела вода.
Они въехали в чащу. Копыта козлов шлепали по грязной воде. Земля намокла, и у деревьев образовались лужи. Искать укрытие от непрекращающегося ливня здесь было бесполезно.
Выбрав относительно сухой клочок земли, они остановились на ночлег. Хокмун сначала порывался помочь Оладану развести костер, но потом вынужден был привалиться к дереву и, обхватив голову руками, ждать, пока маленький человек не закончит работу.
Утром они продолжили путь по лесу. Хокмун еле держался в седле, и Оладан вел его козла. Неожиданно они услышали голоса и, недолго думая, повернули в том направлении.
Это был своего рода караван. Около пятнадцати мокрых разноцветных фургонов медленно тащились по грязи и лужам. Быки и мулы, выбиваясь из сил, тянули фургоны. Ноги животных скользили в грязи и мышцы перекатывались под кожей, когда погонщики хлестали их бичами и острыми палками. Фургоны со всех сторон обступали люди: одни толкали их, другие прокручивали колеса. И все же караван еле двигался.
Но не столько это зрелище поразило друзей, сколько сами люди.
Без преувеличения можно было сказать, что это люди очень и очень странные. Карлики и лилипуты, гиганты и толстяки, покрытые мехом и совершенно без волос, один мужчина с тремя руками, другой — с одной, двое с копытами на ногах, бородатые дети, гермафродиты, одни — с пятнистой змеиной кожей, другие — с хвостами, уродливыми конечностями и искривленными телами; с лицами без глаз, носов, ртов, горбуны, люди без шеи, с короткими руками и ногами, один даже с пурпурными волосами и рогом во лбу. Все они были разные, и только выражение глаз было общим. В глазах этих людей читалось тупое отчаяние, когда они, выбиваясь из сил, пытались хоть немного протащить караван по вязкой грязи.
Хокмуну казалось, что он видит обреченных, направляющихся в ад.
Лесные запахи смешивались сейчас с запахами каравана. Здесь был и запах людей, и запах животных, запахи духов и острых специй и, кроме всего, было еще что-то, что заставило Оладана содрогнуться. Хокмун приподнял голову и принюхался, словно насторожившийся зверь. Он, нахмурившись, взглянул на Оладана. Странные люди продолжали молча толкать фургоны и не замечали их. Слышно было лишь поскрипывание колес, фырканье животных да плеск воды.
Оладан дернул поводья, намереваясь проскочить перед караваном, но Хокмун не двинулся. Он продолжал задумчиво рассматривать таинственную процессию.
— Поехали, — сказал Оладан. — Я чувствую опасность.
— Мы должны узнать, где мы находимся и как долго нам еще тащиться по этой равнине, — хрипло прошептал Хокмун. — Кроме того, у нас почти кончилась провизия…
— Может, мы наткнемся на какую-нибудь дичь в лесу.
Хокмун покачал головой.
— Нет. И потом мне кажется, я знаю, чей это караван.
— Чей же?
— Человека, о котором я много слышал, но никогда не видел. Мой соотечественник и даже — родственник, который покинул Кельн девять веков назад.
— Девять веков? Это невозможно!
— Возможно. Агоносвос бессмертен, или почти бессмертен. Если это он, он поможет нам. Я как-никак все еще являюсь законным правителем Кельна.
— Ты думаешь, по прошествии девяти веков он сохранил верность Кельну?
— Посмотрим.
Они направились к голове каравана, туда, где, покачиваясь, катился высокий фургон с тентом из золотистого шелка. На передке фургона, укрывшись от дождя, в богатой медвежьей шубе сидел человек. Простой черный шлем закрывал его голову, оставляя открытыми лишь глаза. Завидев Хокмуна, человек зашевелился и издал слабый глухой звук.
— Господин Агоносвос, — произнес Хокмун. — Я — герцог Кельнский, последний потомок династии, начавшей править тысячу лет назад.
— А, Хокмун. Безземельный, да? Я слышал, Гранбретания захватила Кельн, — сказал человек.
— Да…
— Итак, мы оба изгнанники. Я — по воле твоих предков, ты — по воле завоевателей.
— Ну, как бы то ни было, я все еще герцог Кельнский и поэтому твой господин. — Хокмун не отрываясь смотрел на Агоносвоса.
— Господин — так, кажется, ты сказал? Власть в лице герцога Дитриха отвергла меня, выслав на дикие земли. Я больше не признаю власти Кельна.
— Но вы же знаете, что ни один кельнец не смеет отказать своему герцогу.
— Не смеет, говоришь? — Агоносвос тихо засмеялся. — Не смеет?
Хокмун собрался было повернуть прочь, но Агоносвос, подняв худую, с длинными тонкими пальцами руку, остановил его.
— Остановись. Я обидел тебя и хочу загладить свою вину. Чем я могу помочь тебе?
— Ты признаешь меня своим господином?
— Я признаю только, что был невежлив. Ты, кажется, устал. Я, пожалуй, остановлю свой караван. Кто твой слуга?
— Это не слуга. Оладан — мой друг.
— Друг? Он же не человек. Ну ладно, пусть присоединяется к нам.
Агоносвос повернулся и слабым голосом дал своим людям команду остановиться. Они сразу же перестали работать и теперь неподвижно стояли, опустив руки. В глазах их было все то же тупое отчаяние.
— Как тебе моя коллекция? — спросил Агоносвос Хокмуна, когда герцог и Оладан спешились и залезли в темный фургон. — Они когда-то забавляли меня, но сейчас наскучили и поэтому должны работать, чтобы оправдывать свое существование. У меня есть, по крайней мере, по одному экземпляру каждого типа. — Он взглянул на Оладана. — Включая твой. Некоторых я сам вывел путем скрещивания.
Оладан беспокойно заерзал на месте. В фургоне казалось неестественно тепло, но не было видно ни печки, ни плиты. Агоносвос налил им вина из голубой тыквенной бутылки. Вино было такого же цвета. Древний изгнанник оставался в шлеме, и его черные насмешливые глаза с интересом рассматривали Хокмуна.
Хокмун всячески старался не показывать вида, что жестоко страдает от боли, но Агоносвос сразу все понял.
— Выпей. И ты почувствуешь себя лучше, — сказал он, протягивая Хокмуну кубок с вином.
Вино, действительно, благотворно подействовало на герцога, и боль вскоре совсем прошла. Агоносвос спросил, что привело его в эти края, и Хокмун рассказал ему большую часть своей истории.
— Так, — сказал Агоносвос, — и ты хочешь моей помощи, да? Хорошо, я подумаю. Отдыхайте, а завтра мы поговорим об этом.
Хокмун и Оладан уснули не сразу. Они еще долго сидели, укутавшись в меха, что дал им Агоносвос, и обсуждали этого странного колдуна.
— Он немного напоминает тех лордов Темной Империи, о которых ты рассказывал мне, — сказал Оладан. — Мне кажется, он хочет нам зла. Возможно, он желает отомстить тебе за зло, что причинили ему твои предки, а может быть — хочет получить новый экземпляр для своей коллекции. — Оладан даже задрожал.
— Да… — задумчиво сказал Хокмун. — Но было бы неразумно сердить его без причины. Он может быть нам полезен. А сейчас давай спать.
— Ладно. Только ты постарайся спать не слишком крепко, — предупредил его Оладан.
Но Хокмун спал крепко и, проснувшись, обнаружил, что лежит связанный по рукам и ногам толстыми кожаными ремнями. Он попытался вырваться, но тщетно. Из-под шлема, закрывающего лицо его бессмертного родственника, донесся тихий смех.
— Ты узнал меня, последний из рода Хокмунов, но ты ничего не знаешь обо мне. Ты не знаешь о тех годах, что я провел в Лондре, обучая лордов Гранбретании премудростям волшебства. Мы давно уже заключили союз: Темная Империя и я. Когда я последний раз видел барона Мелиадуса, он много рассказывал о тебе. Теперь я получу от него все, что пожелаю.
— Где мой друг?
— Этот мохнатый? Умчался в лес, лишь только заслышал наши шаги. Они все такие — эти полулюди-полузвери — трусливые и малодушные.
— Значит, ты намерен доставить меня к барону?
— Ты же слышал. Именно это я и собираюсь сделать.
Я оставлю ненадолго этот неповоротливый караван, пусть ползет пока без меня. А мы отправимся вперед на более быстрых скакунах. Я храню их ради таких случаев. Я уже послал человека с вестью к барону. Так что… Эй, вы! Несите его.
По команде Агоносвоса два лилипута схватили Хокмуна и вытащили из фургона.
Дождь все еще моросил. Хокмун увидел двух величественных лошадей голубого цвета, с умными глазами и стройными и мощными ногами. Подобной красоты ему еще видеть не приходилось.
— Я сам вывел эту породу, — сказал Агоносвос, — но сделал это, как видишь, не ради забавы. Скоро мы будем в Лондре.
Он снова засмеялся. Хокмуна закинули в седло и крепко привязали к стременам.
Агоносвос залез на вторую лошадь и, взяв поводья лошади Хокмуна, помчался вперед. Хокмун был не на шутку встревожен. Лошадь бежала легко и почти так же быстро, как летел фламинго. Но если птица несла его к спасению, то лошадь — наоборот, к роковому концу. С ужасам Хокмун решил, что участь его решена.
Долгое время они мчались по лесу. Грязь залепила лицо Хокмуна, и он почти ничего не видел.
Затем, много позже, он услышал гневный крик Агоносвоса:
— Прочь с дороги! Прочь!
Хокмун пытался разглядеть что-нибудь впереди, но видел лишь лошадь Агоносвоса и край его плаща. Он смутно слышал другой голос, но разобрать, что он говорит, не мог.
— Ааа! Да выест Колдрин твои глаза!
Хокмуну показалось, что Агоносвос покачнулся в седле. Лошади замедлили бег, потом остановились. Он увидел, как старец наклонился вперед и свалился на землю. Ползая в грязи, Агоносвос пытался подняться. В боку его застряла стрела. Хокмун, совершенно беспомощный, не мог понять, какая новая опасность подстерегла его. И неизвестно, что лучше: быть убитым сейчас или дождаться суде Короля Хаона.
Появился Оладан и, перепрыгнув через барахтающегося в грязи Агоносвоса, подбежал к Хокмуну. Он перерезал ремни, и Хокмун свалился с лошади. Оладан широко улыбался.
— Твой меч — в сумке у старца.
Хокмун, поднимаясь и распирая онемевшие руки и ноги, облегченно вздохнул.
— Я думал, ты убежал обратно в горы.
Маленький человек начал было что-то говорить, но Хокмун прервал его криком:
— Агоносвос!
Старец, зажимая рану рукой, приближался к карлику. Хокмун, позабыв о боли, бросился к лошади колдуна. Ему пришлось перерыть почти весь багаж Агоносвоса, прежде чем он нашел меч. Оладан с колдуном уже боролись, катаясь в грязи.
Хокмун подбежал к ним, но ударить мечом не рискнул, боясь задеть друга. Он наклонился и, вцепившись в плечо Агоносвоса, стал оттаскивать рассвирепевшего старца. Сначала он услышал рычание из-под шлема и лишь потом заметил в руке Агоносвоса меч. Меч со свистом рассек воздух. Хокмун, едва держась на ногах, с трудом отразил удар. Колдун ударил еще раз.
Хокмун не растерялся. В ответ он попытался попасть в голову Агоносвоса, но промахнулся и едва успел парировать новый выпад, Потом он увидел незащищенное место на теле противника и вонзил меч в живот колдуна. Агоносвос вскрикнул, попятился на негнущихся ногах и, схватившись руками за меч Хокмуна, попытался вывернуть его из рук герцога. Затем он широко развел руки, начал что-то говорить и упал навзничь в грязное месиво.
Тяжело дыша, Хокмун прислонился к стволу дерева. Кровь начала приливать к онемевшим конечностям, и боль в них усилилась.
Оладан поднялся из грязи. Его трудно было узнать. Колчан со стрелами валялся на земле, и карлик, подняв его, осматривал оперение стрел.
— Некоторые поломаны, но я заменю их, — сказал он.
— Откуда они у тебя?
— Ночью я решил побродить по лагерю Агоносвоса. В одном из фургонов я нашел лук и стрелы и подумал, что они могут пригодиться. Потом я вернулся к нашему фургону и заметил, что туда вошел Агоносвос. Я догадался о его намерениях и спрятался.
— Но как тебе удалось не отстать от лошадей? — спросил Хокмун.
— Я нашел себе даже более быстрого союзника, — улыбнулся Оладан и указал на появившееся из-за деревьев удивительное 'существо. У существа были невероятно длинные ноги, хотя остальные части тела казались совершенно нормальными. — Это Влеспин. Он ненавидит Агоносвоса и охотно согласился помочь мне.
Влеспин посмотрел на них с высоты своего роста.
— Ты убил его, — сказал он. — Хорошо.
Оладан осмотрел багаж Агоносвоса и вытащил оттуда свиток пергамента.
— Карта, И провизии вполне достаточно, чтобы мы могли добраться до побережья. — Он развернул карту. — Это недалеко. Смотрите.
Они склонились над картой. Хокмун увидел, что до Мермианского моря им осталось чуть больше сотни миль. Влеспин отошел к лежащему неподалеку телу Агоносвоса. Секундой позже они услышали его крики, обернувшись, увидели колдуна, живого и невредимого. Он угрожающе размахивал мечом Хокмуна и шел прямо на длинноногого человека. Меч вошел в грудь Влеспина, ноги его подкосилась, и он, дергая ими словно кукла, рухнул на землю. Вскоре он затих. Хокмун был потрясен. Из-под шлема донесся сдавленный смех.
— Глупцы! Я прожил уже девятьсот лет. И за это время я кое-чему научился.
Не раздумывая, Хокмун прыгнул на него. Он понимал, что это, пожалуй, его единственный шанс спастись. Агоносвос, хотя и перенес удар, который должен был стать смертельным, заметно ослабел. Они боролись, сцепившись, на краю большой лужи. Оладан бегал вокруг них и, улучив подходящий момент, запрыгнул на спину колдуну и сорвал с его головы шлем. Агоносвос взвыл, и Хокмун, увидев перед собой белую голову старца, почувствовал, как тошнота подступает к горлу. Это было лицо трупа, давно обглоданного могильными червями. Агоносвос закрыл лицо руками и попятился.
Хокмун подобрал меч и вскочил на голубую лошадь. Из леса до него донесся голос:
— Я не забуду этого, Дориан Хокмун. Когда ты попадешь в руки барона Мелиадуса, я приду посмотреть на твои мучения.
Хокмун содрогнулся и направил коня в сторону Мермианского моря.
Через два дня небо просветлело и засияло яркое солнце. Впереди, у самого моря, лежал город, где они смогут сесть на корабль и добраться до Туркии.
Глава 3РЫЦАРЬ В ЧЕРНОМ И ЗОЛОТОМ
Тяжело груженное торговое судно двигалось по спокойным водам океана, летели пенные брызги, и треугольный парус натягивался, словно птичье крыло, под напором сильного ветра. Капитан судна в вышитой золотыми нитями шапочке, ярком жакете и длинных шароварах, схваченных на лодыжках золотыми пряжками, стоял вместе с Хокмуном и Оладаном на корме.
— Отличные лошади, господа, — сказал капитан, указывая на двух огромных голубых лошадей, помещенных в загон на нижней палубе. — Я таких еще не видел. — Он пригладил свою остроконечную бородку. — Вы не продаете их? Я дам вам хорошие деньги.
Хокмун покачал головой.
— Эти лошади мне дороже любых сокровищ.
— Охотно вам верю, — ответил капитан, совершенно неправильно истолковывая слова герцога.
Дозорный на мачте что-то закричал и замахал рукой, указывая на запад.
Хокмун взглянул туда и увидел три маленьких паруса на горизонте. Капитан поднял подзорную трубу.
— Клянусь Ракаром — это корабли Темной Империи.
Он передал трубу герцогу, и сейчас Хокмун отчетливо видел черные паруса кораблей. Каждый парус был украшен изображением акулы — символом военного флота Империи.
— Эта опасно для нас? — спросил он.
— Это опасно для всех, — мрачно ответил капитан. — Нам остается только молиться, чтобы они нас не увидели. В море становится тесно от их кораблей. Еще год назад…
Он остановился, чтобы отдать приказ своим матросам. Подняли стаксели, и корабль рванулся вперед…
— Да, еще год назад их почти не было и торговля шла замечательно. Сейчас они властвуют на море. Вы найдете их армии в Туркии, Сирии, Персии — повсюду. Они провоцируют мятежи и вооруженные восстания против законных правителей. Еще год-другой, и они подомнут под себя весь Восток, как это уже сделали с Западом.
Вскоре корабли Гранбретании исчезли за горизонтом, и капитан облегченно вздохнул.
— Я все равно не успокоюсь, — сказал он, — пока не увижу порт.
Туркский порт они увидели только к вечеру и, бросив якорь недалеко от берега, дожидались утра, и утром с приливом вошли в городскую бухту.
Немного погодя там же оказались и три гранбретанских боевых корабля. Путешественники не стали задерживаться в городе, запаслись провизией и поскорей отправились на восток, в Персию.
Неделю спустя, миновав город Анкару и переправившись через реку Кызыл-Ирмак, они уже мчались по выжженной солнцем стране. Несколько раз они видели вдалеке отряды Гранбретании, но им удавалось избегать встреч с ними. В основном, местные солдаты-наемники, но встречались и регулярные части имперских войск. Хокмун был очень обеспокоен этим — он никак не ожидал, что Темная Империя проникла уже так далеко. Однажды они издалека наблюдали за битвой и видели, с какой легкостью расправлялись войска Гранбретании с противником. Хокмун в отчаянии все сильнее и сильнее погонял коня.
Месяцем позже, когда лошади вынесли их на берег огромного озера, Оладан и Хокмун неожиданно столкнулись с появившимся из-за холма отрядом. Гранбретанцев было человек двадцать. Их звериные маски сверкали на солнце, и это придавало воинам еще более свирепый вид. Солдаты принадлежали к Ордену Волка.
— Ха! Так это те самые, которых ищет наш господин! — закричал один из них. — За того, что повыше, немало заплатят, если доставить его живым.
— Боюсь, лорд Дориан, что мы пропали, — тихо заметил Оладан.
— Им придется нас убить, — мрачно сказал Хокмун и обнажил меч. Не будь лошади так измучены долгой дорогой, а так…
Воины в волчьих масках окружили их. Они хотели взять Хокмуна живым, и поэтому он имел перед ними некоторое преимущество — он мог убивать. Одному он проломил голову рукоятью меча, второму отрубил руку, третьему проткнул живот, четвертого выбил из седла. Они бились на мелководье, и вода плескалась под копытами лошадей. Хокмун видел, что Оладан сражается совсем неплохо, но вот — мохнатый человечек вскрикнул и упал с лошади. Хокмун не видел, что произошло, но с громкими проклятьями принялся наносить удары с удвоенной яростью.
Всадники так плотно обступили его, и Хокмун понял, что скоро его схватят. В ушах стоял звон металла, от запаха крови тошнило.
Но тут он почувствовал смятение в рядах гранбретанцев и увидел, что у него появился еще один союзник. Он и раньше встречал этого человека — но только во снах. Это был тот самый воин, которого он видел во Франции, а позднее — в Камарге. Он был закован в доспехи из золота и черного янтаря, и большой шлем закрывал его лицо. На могучем белом коне, размахивая огромным мечом, он прокладывал себе дорогу к Хокмуну. Солдаты падали один за другим под его страшными ударами, и вскоре от всего отряда гранбретанцев осталась лишь жалкая кучка всадников, которые, наконец, не выдержали и обратились в бегство, бросив убитых и раненых.
Хокмун заметил, что один из упавших воинов поднялся на ноги. Потом он увидел, что рядом поднимается еще кто-то, и понял, что это Оладан. Карлик отчаянно защищался от гранбретанца. Хокмун бросился к другу и, высоко взмахнув мечом, ударил солдата в спину. Меч, распоров кольчугу и кожаную рубаху, глубоко вошел в тело. Застонав, гранбретанец упал, и хлынувшая из раны кровь окрасила воду.
Хокмун повернулся к неожиданному спасителю.
— Благодарю вас, милорд, — сказал он. — Вы прошли за мной длинный путь.
— Длиннее, чем тебе кажется, Дориан Хокмун, — донесся из-под шлема спокойный приглушенный голос. — Вы направляетесь в Хамадан?
— Да. Мы ищем волшебника Малагиги.
— Отлично. Я поеду с вами. Это недалеко отсюда.
— Кто вы? — спросил Хокмун. — Кого мы должны благодарить?
— Я — Рыцарь в Черном и Золотом. Не благодари меня за то, что я спас тебе жизнь. Ты не знаешь, зачем я это сделал. Поехали.
И они двинулся вперед.
Немного погодя, когда они остановились, чтобы передохнуть, Хокмун спросил Рыцаря:
— Вы знаете Малагиги? Он сможет помочь мне?
— Я знаю его, — ответил Рыцарь в Черном и Золотом. — Возможно, это в его силах. Но ты должен знать — в Хамадане идет гражданская война. Брат королевы Фробры, Нахак, замыслил против нее заговор, и ему помогают люди в звериных масках.
Глава 4МАЛАГИГИ
Неделю спустя они смотрели вниз с высокого холма на белый, сверкающий на ярком солнце город Хамадан — на шпили, купола и минареты, разукрашенные золотом, серебром и перламутром.
— Здесь я покину вас, — сказал загадочный Рыцарь, поворачивая коня. — Счастливого пути, Дориан Хокмун. Мы еще встретимся.
Хокмун проводил его взглядом, и они с Оладаном направились к городу.
Но едва они добрались до городских ворот, как услышали громкий шум, доносящийся из-за стены. Крики людей, визг животных и лязг оружия безошибочно выдавали шум сражения. Ворота внезапно распахнулись и из города вырвалась толпа солдат, многие были ранены. Хокмун и Оладан попытались отъехать в сторону, но не успели и вскоре были окружены бегущими воинами. Мимо них промчалась группа всадников, и Хокмун услышал крик:
— Все пропало! Нахак победил!
За всадниками из ворот выехала огромная боевая колесница, запряженная четверкой вороных лошадей. В колеснице стояла женщина с черными как смоль волосами и громкими криками призывала солдат остановиться. Она была молода и прекрасна, с большими раскосыми глазами, сверкающими от гнева и отчаяния. В руке она держала ятаган и энергично размахивала им.
Заметив оторопевших друзей, она, натянув поводья, остановила колесницу.
— Кто вы? Наемники Темной Империи?
— Нет, я враг Империи, — ответил Хокмун. — Что здесь происходит?
— Мятеж. Мой брат Нахак и его люди через тайный подземный ход прорвались в город и застали нас врасплох. Если вы враг Империи, то вам лучше побыстрее убраться отсюда! Они привели с собой боевых зверей, которые… — Она не договорила, дернула поводья и, закричав что-то своим солдатам, помчалась вперед.
— Нам лучше вернуться к холмам, — пробормотал Оладан, но Хокмун покачал головой.
— Я должен найти Малагиги. Он где-то в городе. У меня осталось совсем мало времени.
Они с трудом пробрались через толпу и въехали в город. На улицах кое-где еще продолжалось сражение, но волчьих масок воинов Империи было гораздо больше, чем остроконечных шлемов защитников Хамадана. Друзья свернули на боковую улицу, где было потише, и по ней добрались до городской площади. На другой стороне площади они увидели черных крылатых зверей, похожих на гигантских летучих мышей. Они бросались на бегущих солдат и, раздирая добычу длинными кривыми когтями, тут же пожирали ее.
Неожиданно один из зверей увидел их, и Хокмун, заметив это, быстро потащил Оладана в узкую боковую улочку, но было поздно. Зверь уже мчался за ними: он полубежал-полулетел, хлопая могучими крыльями. Из его пасти вырывался мерзкий свистящий звук, от тела исходило ужасное зловоние. Они успели повернуть за угол, но гигантская мышь проползла между домами и продолжала преследовать их. В это время на другом конце улицы появилось с полдюжины воинов в масках Волка. Хокмун вытащил меч и бросился вперед. Выбирать не приходилось.
Первого же всадника он могучим ударом вышиб из седла. Потом чей-то меч, тяжело опустившись на его плечо, пробил кольчугу и вошел в тело, но Хокмун, не обращая внимания на боль, продолжал сражаться. Раздался рев зверя, и солдаты в панике повернули лошадей.
Хокмун и Оладан прорвались сквозь них и оказались на большой, совершенно безлюдной площади. Повсюду на булыжной мостовой валялись трупы. Вдруг Хокмун увидел, как из дверей ближайшего дома выскочил человек в желтом халате и, склонившись над трупом, ловким движением срезал с ремня кошелек и украшенный драгоценными камнями кинжал. Заметив двух друзей, человек попытался скрыться в доме, но Оладан преградил ему путь, Хокмун приставил меч к горлу.
— Где дом Малагиги?
Мужчина вытянул дрожащую руку и прохрипел:
— Там, господа. Дом с куполом и знаками зодиака на серебряной крыше. Вдоль по улице. Только не убивайте меня. Я… — Он облегченно вздохнул, когда Хокмун убрал меч и повернул свою лошадь в указанном направлении.
Вскоре они действительно увидели дом с куполом и знаками зодиака. Подъехав к воротам, Хокмун с силой постучал в них рукоятью меча. Голова раскалывалась от боли, и он чувствовал, что еще немного — и заклинания графа будут бессильны против энергии Черного Камня. Он также отлично понимал, что следовало бы поучтивее вторгаться в дом волшебника, но у него было слишком мало времени: по городу бродили солдаты Империи, и гигантские летучие мыши кружили в поисках добычи.
Наконец ворота распахнулись, и появились четыре огромных негра, вооруженных пиками. Хокмун попытался было въехать во двор, но негры преградили ему путь.
— Какое у тебя дело к нашему господину? — спросил один из них.
— Я пришел просить его о помощи. Дело огромной важности.
На ступенях, ведущих в дом, появился человек, одетый в простую белую тогу. Длинные седые волосы обрамляли лицо старика, но удивительно — он был чисто выбрит, и кожа казалась гладкой, как у юноши.
— Почему ты думаешь, что Малагиги поможет тебе? — спросил он Хокмуна. — Я вижу, ты с Запада. Вы принесли в Хамадан вражду и кровь. Убирайся! Я не приму тебя!
— Вы — господин Малагиги? — спросил Хокмун. — Я сам — жертва этих страшных людей. Помогите мне, и я смогу сражаться с ними. Я умоляю вас…
— Убирайся! Это ваши дела. Я не желаю участвовать в них.
Слуги оттеснили Хокмуна, и ворота закрылись.
Хокмун снова забарабанил было в ворота, но Оладан схватил его за руку и указал на что-то впереди. По улице к ним направлялась группа из шести всадников в волчьих масках. Возглавлял ее сам барон Мелиадус.
— Ха! Ну вот мы и встретились, Хокмун! — закричал торжествующе Мелиадус и, обнажив меч, ринулся к герцогу.
Хокмун повернул лошадь. Он по-прежнему яростно ненавидел барона, но сражаться с ним он сейчас не мог. Вместе с Оладаном они помчались по улице, быстро отрываясь от преследователей.
Агоносвос или его человек, должно быть, успели рассказать Мелиадусу о Хокмуне, и барон, видимо, лично решил встретить его.
Они еще долго кружили по узким улицам города, пока, наконец, не оказались совсем одни.
— Мы должны уйти из города, — сказал Оладану Хокмун. — Иначе нам не уцелеть. Может быть, потом нам и удастся вернуться и убедить Малагиги…
Он замолчал, увидев, что одна из гигантских летучих мышей стремительно бросилась вниз, опустилась на мостовую и, вытянув длинные когти, быстро приближается к ним.
Доведенный до отчаяния отказом Малагиги, Хокмун пришпорил коня и, опередив зверя, первым нанес удар. Мышь издала неприятный свистящий звук и, взмахнув лапой, зацепила когтями раненую руку Хокмуна. Но герцог наносил снова и снова удары, пока, наконец, не перерубил сухожилия на лапе зверя, и из открытой раны не хлынула черная кровь. Чудовище дернуло головой, лошадь попятилась, и Хокмун, вложив в удар всю свою силу, вонзил меч в огромный круглый глаз зверя. Мышь истошно завизжала. Из глаза хлынула желтая слизь.
Хокмун ударил еще раз и чудовище, покачнувшись, рухнуло. Хокмун едва успел отъехать — еще немного, и зверь раздавил бы его. Немедля герцог направился к городским воротам. Ехавший следом Оладан прокричал:
— Ты убил его, Дориан! Ты убил его!
И маленький человек радостно засмеялся.
Вскоре они добрались до холмов. Там собрались остатки разбитого Нахаком войска. На краю небольшой долины они заметили бронзовую колесницу королевы Фробры и усталых солдат, лежащих на земле. Около колесницы Хокмун увидел Рыцаря в Черном и Золотом. Похоже, он ждал герцога.
Подъехав к Рыцарю, Хокмун спешился, к колеснице подошла королева. Глаза ее сверкали гневом.
Из-под шлема донесся голос Рыцаря:
— Я вижу, Малагиги не помог тебе?
Хокмун покачал головой, без особого интереса разглядывая женщину. Разочарование и усталость переполняли его.
— Я конченный человек, — сказал он. — Но я найду способ вернуться в город и убить Мелиадуса.
— У нас с вами общие намерения, — вмешалась женщина. — Я — королева Фробра. Мой вероломный брат жаждет взобраться на трон и сделать это собирается с помощью вашего Мелиадуса. Возможно, что это ему уже удалось. Шансов вернуться в город у нас почти нет.
Хокмун задумчиво посмотрел на нее.
— А если бы был хоть небольшой шанс, вы бы рискнули?
— Я бы рискнула, даже если бы шансов вообще не было, — ответила королева. — Но не знаю, поддержат ли меня мои солдаты!
К лагерю подъехали еще три всадника. Королева окликнула их:
— Вы из города?
— Да, — ответил один из них. — Они уже грабят город. Их свирепость не знает границ. Они ворвались в дом Малагиги и схватили волшебника.
— Что?! — вскричал Хокмун. — Все пропало.
— Ерунда, — сказал Рыцарь. — Пока Малагиги жив, у тебя есть надежда. А я думаю, что именно так оно и есть: Мелиадусу нужны секреты колдуна, он не станет убивать его. Веди войска королевы на город и спаси волшебника.
Хокмун пожал плечами.
— Но время? Я уже чувствую тепло Камня. Его сила возвращается. Я скоро превращусь в идиота…
— Тем более тебе нечего терять, Дориан, — вмешался в разговор карлик. Он положил мохнатую руку на плечо Хокмуна. — Совсем нечего.
Хокмун горько улыбнулся, стряхивая руку друга.
— Ты прав. Нечего. Ну, королева Фробра, а вы что скажете?
— Да, но сначала нужно постараться с солдатами, — ответила королева.
Немного позже, поднявшись на боевую колесницу, Хокмун обратился к измученным солдатам:
— Жители Хамадана! Я проехал много сотен миль, прежде чем оказался здесь. На Западе, откуда я прибыл, господствует Темная Империя. Мой отец был замучен до смерти тем самым бароном, что сейчас помогает вашим врагам. Я видел земли, превращенные в пепел, и людей, превращенных в скотов. Я видел невинных детей, распятых на крестах. Я видел храбрых воинов, ставших трусливыми псами, и мне знакомо то чувство безнадежности и отчаяния, которое охватывает человека при виде этих свирепых солдат в звериных масках. Но я знаю и то, что они не всемогущи. Знаю, потому что сам участвовал в великом сражении, когда маленькая армия всего в тысячу человек разгромила огромное войско Гранбретании. Наша воля и жажда жизни помогли нам сделать это. Да, воля… И еще знание, что стоит нам только дрогнуть и отступить, нас выловят поодиночке и всех убьют на потеху лордам. По крайней мере, если вы и умрете, то умрете как подобает настоящим мужчинам. И помните — они не всесильны.
Он продолжал говорить что-то в таком духе и дальше, и постепенно солдаты воспряли духом, слышались одобрительные возгласы. Некоторые из них одобрительными криками приветствовали его. Потом и королева Фробра призвала своих воинов следовать за Хокмуном и атаковать врагов, пока они празднуют победу и делят добычу.
Речи Хокмуна вернули солдатам боевой пыл, а в словах королевы они увидели здравый смысл. Поднявшись с земли, они стали приводить в порядок оружие и искать своих лошадей.
— Мы ударим сегодня ночью, — сказала королева. — Пока они не пронюхали о наших планах.
— Думаю, мне стоит поехать с вами, — сказал Рыцарь в Черном и Золотом.
И ночью они направились к Хамадану. Завоеватели бурно праздновали победу. Городские ворота почти не охранялись, а боевые звери крепко спали, за день плотно набив мясом желудки.
Глава 5ЧЕРНЫЙ КАМЕНЬ ОЖИВАЕТ
Они ворвались в город и застали вчерашних победителей врасплох. Хокмун скакал впереди. Голова герцога раскалывалась от боли — Черный Камень уже пульсировал во лбу. От адских мук и напряжения Хокмун смертельно побледнел, и в его облике появилось нечто такое, что заставляло гранбретанцев, едва завидев его, в панике бежать, бросая оружие, прежде чем он, поднимая на дыбы лошадь, взмахивал мечом и с криками «Хокмун! Хокмун!» начинал рубить все на своем пути, в безумной жажде убийства.
Рядом с ним сражался Рыцарь в Черном и Золотом. Он оставался неизменно бесстрастным и орудовал мечом с удивительной точностью и расчетливостью. Не отставала и королева Фробра, врывающаяся на своей колеснице в самую гущу перепуганных солдат, и Оладан, который, привставая в стременах, посылал стрелу за стрелой в мечущихся врагов.
Освобождая улицу за улицей, они гнали по городу солдат Нахака и наемников в звериных масках. Но вот Хокмун увидел купол дома Малагиги и, не теряя ни секунды, направился туда. Подъехав к воротам дома, он встал на спину коня и, ухватившись за край стены, перелез через нее во двор.
Спрыгивая на землю, он едва не упал на лежащий у стены труп одного из слуг. Дверь была сорвана с петель, а в комнатах царил страшный беспорядок — все было перевернуто и разбито.
Спотыкаясь о разбросанные повсюду обломки мебели, Хокмун пробрался к узкой лестнице, судя по всему, ведущей в лабораторию волшебника. Он уже был на середине лестницы, когда наверху открылась дверь и два воина в масках Волка, выхватив мечи, ринулись ему навстречу. Хокмун приготовился защищаться. На лице его застыла злая усмешка, и в глазах, горящих безумием, были гнев и отчаяние. Выпад, удар, второй… Блеснул, словно молния, меч, и два трупа покатились по вниз ступеням. Хокмун поднялся по лестнице и вошел в комнату. Малагиги, со следами пыток на теле, был крепко привязан к стене.
Герцог, не мешкая, перерезал ремни и, подхватив волшебника, осторожно положил его на стоящую в углу узкую кровать. И только потом он осмотрелся. Вся комната была заставлена широкими длинными столами со всевозможными алхимическими аппаратами и какими-то миниатюрными приборами. Малагиги пошевелился и открыл глаза.
— Вы должны помочь мне, господин, — заплетающимся от усталости языком пробормотал Хокмун. — Я спас вам жизнь. Так и вы хоть попытайтесь спасти мою.
Малагиги, морщась от боли, приподнялся.
— Я, кажется, сказал тебе, что не желаю участвовать в ваших распрях. Ты можешь пытать меня, если хочешь, но я…
— Черт тебя подери! — в отчаянии прохрипел Хокмун. — У меня раскалывается голова. Может быть, я не доживу и до рассвета. Не отказывайте мне. Чтобы найти вас, я проехал две тысячи миль. Неужели зря? Я такая же жертва, как и вы. Даже больше. Я…
— Докажи это, и тогда, быть может, я помогу тебе, — сказал Малагиги. — Освободи город от непрошенных гостей и возвращайся сюда.
— Но будет уже слишком поздно. Камень сделает свое дело. В любой момент…
— Докажи это, — сказал Малагиги и, тяжело вздохнув, опустился на кровать.
Ослепленный яростью и отчаянием, Хокмун готов был зарубить старца, но сдержался и, выбежав из комнаты, помчался вниз. Очутившись во дворе, он открыл ворота и вновь вскочил на лошадь.
Вскоре ему удалось найти Оладана.
— Как идет сражение? — проорал он, пытаясь перекричать шум битвы.
— Не очень удачно, — прокричал в ответ карлик. — Мелиадусу и Нахаку удалось привести своих солдат, и, перегруппировав силы, они удерживают сейчас большую часть города. Их основные отряды — на центральной площади, там, где дворец. Королева и твой могущественный друг атаковали его, но боюсь, что безуспешно.
— Поехали туда, — сказал Хокмун и, дернув поводья, направил коня по запруженной сражающимся людом улице.
Оладан последовал за ним, и вскоре они оказались возле центральной площади, где встретились лицом к лицу и замерли в тревожном ожидании две армии. Во главе имперской армии стояли Мелиадус и Нахак. Войско Хамадана возглавляли королева Фробра и Рыцарь в Черном и Золотом. В дрожащем свете факелов место предстоящего сражения выглядело зловеще.
Выехав на площадь, друзья услышали крик Мелиадуса:
— Где же этот трус Хокмун? Небось забился в какую-нибудь нору и дрожит там?
Хокмун пробрался сквозь строй воинов Хамадана, с беспокойством отмечая, что их осталось очень мало.
— Я здесь, Мелиадус. Я пришел убить тебя.
Барон засмеялся.
— Меня? Разве ты не знаешь, герцог, что твоя жизнь сейчас в моих руках? Чувствуешь Черный Камень?
Невольно Хокмун поднес ко лбу дрожащую руку и, ощутив зловещую теплоту Камня, понял, что Мелиадус говорит правду.
— Так что ж ты медлишь? — спросил он угрюмо.
— Потому что я снова предлагаю тебе сделку. Скажи этим глупцам, что все кончено. Пусть они сложат оружие, и я спасу тебя от самого худшего.
Только сейчас Хокмун понял, что сохраняет разум лишь благодаря прихоти своих врагов. Мелиадус обуздал свое желание немедленно отомстить ему — в надежде, что воспользовавшись этим, удастся избежать лишних потерь.
Хокмун попытался привести мысли в порядок. Он лихорадочно думал. Армии замерли в напряженном ожидании. Над площадью воцарилась тишина. Все ждали. И он знал, что судьба Хамадана сейчас находится в его руках. Тут его в бок локтем толкнул Оладан и прошептал:
— Возьми вот это.
Хокмун взглянул на то, что предлагал ему мохнатый друг Это был шлем. Герцог не сразу узнал его. Этот шлем когда-то принадлежал Агоносвосу. Хокмун вспомнил старца, вспомнил его лицо, похожее на лик смерти, и вздрогнул.
— Убери эту мерзость.
— Послушай. Мой отец был колдуном, — напомнил ему Оладан. — Он кое-чему научил меня. Это не простой шлем, он волшебный. Его магические кольца на какое-то время защитят тебя от силы Черного Камня. Надень! Я умоляю тебя.
— Но…
— Надевай, и ты все почувствуешь сам.
Хокмун осторожно снял свой шлем и надел шлем колдуна. Он был немного мал ему и сжимал голову, но Камень во лбу перестал пульсировать. Боль прошла, и Хокмун улыбнулся. Чувство невыразимого восторга охватило его. Он обнажил меч.
— Вот мой ответ, барон Мелиадус! — воскликнул он и бросился на опешившего лорда.
Мелиадус выругался и схватился за свой меч. Он едва успел вытащить меч, как Хокмун сбил с его головы маску, открыв злобное лицо барона. Вслед за Хокмуном армия Хамадана бросилась на врага и начала теснить его к воротам дворца.
Краем глаза Хокмун увидел, как королева, стоя на колеснице, стащила с лошади своего брата. Дважды поднялась и опустилась ее рука, сжимающая окровавленный кинжал, и труп Нахака рухнул на землю, под копыта боевых лошадей.
Хокмуна вело вперед неистовое отчаяние. Он помнил, что шлем Агоносвоса не сможет долго защищать его, и наносил Мелиадусу удар за ударом, один страшнее другого. Но барон быстро и ловко отражал их. Лицо лорда сейчас походило на маску Волка, которую он потерял, и ненависть, горевшая в его глазах, ничуть не уступала ненависти Хокмуна.
Они словно исполняли боевой танец, настолько совершенны и точны, были их движения, настолько ритмично лязгали, сходясь, грозные мечи. И казалось, что они могут продолжать так до бесконечности, продолжать, пока один из них не упадет, от усталости. Но вдруг что-то напугало лошадь Хокмуна. Она поднялась на дыбы, отбросив герцога назад, он потерял ногами стремена, и Мелиадус, ухмыляясь, ударил его в незащищенную грудь. Удар был несильным, но он выбил Хокмуна из седла. Герцог очутился на земле как раз под копытами лошади Мелиадуса.
Барон попытался добить его! но Хокмун успел откатиться в сторону и, с трудом поднявшись на ноги, старался увернуться от ударов торжествующего гранбретанца.
Дважды меч Мелиадуса попадал в шлем Агоносвоса, сминая его. Хокмун почувствовал, что Камень вновь оживает, и задыхаясь от ярости, он пронзительно закричал и бросился на врага.
От неожиданности Мелиадус на мгновение растерялся, и этого вполне хватило герцогу, чтобы нанести ему чувствительный удар. Меч рассек Мелиадусу висок, и кровь залила лицо барона. Рот его перекосился от боли. Он пытался смахнуть с глаз кровавую пелену, но Хокмун, не давая ему опомниться, схватил его за руку и стащил с лошади. Мелиадус вырвался, попятился назад и, собравшись с силами, бросился на Хокмуна, выставив перед собой меч. Хокмун отразил удар, и оба меча сломались.
Два непримиримых врага замерли, тяжело дыша и испепеляя друг друга взглядами; потом, вытащив длинные кинжалы, они принялись кружить, выбирая момент для удара. Когда-то красивое лицо Мелиадуса было обезображенно. Так что доведись барону выжить в этой схватке, на его виске навсегда останется шрам от удара Хокмуна. Кровь все еще сочилась из раны, пятная нагрудник кирасы.
Но Хокмун тоже быстро уставал. Раненое плечо все больше беспокоило его, а голову словно сжимали раскаленными клещами. Боль почти ослепила его, и он уже дважды спотыкался, едва успевая уклониться от стремительных выпадов Мелиадуса.
Но вот соперники сошлись, отчаянно надеясь нанести решающий удар и положить конец этой смертельной схватке.
Мелиадус целился в глаз Хокмуну, но промахнулся, и острие кинжала лишь скользнуло по шлему. Кинжал Хокмуна был направлен барону в горло, но Мелиадус перехватил руку герцога и, вывернув ее, отвел удар.
Страшный танец продолжался. Из глоток вырывались хриплые стоны, и мышцы сводило от усталости, но яростной ненавистью горели глаза, и погасить их могла только смерть.
Вокруг кипело сражение. Армия королевы все больше и больше теснила врага, и лишь трупы окружали место поединка.
А на небе уже разгоралась заря.
Хокмун пытался освободиться от хватки барона. Его вторая рука заметно слабела, и тогда он из последних сил ударил закованным в доспехи коленом противника в пах. Барон покачнулся, зацепился ногой за упряжь лежащей поблизости убитой лошади и, взмахнув руками, упал. Он отчаянно пытался вырваться, но только больше запутывался в ремнях. Он со страхом смотрел, как Хокмун, сам едва держась на ногах, медленно приближается к нему.
Хокмун занес кинжал. От резкого движения закружилась голова. Он бросился на барона, но вдруг почувствовал, как огромная, лишающая воли и сознания слабость навалилась на него, и кинжал выпал из онемевшей руки.
Уже теряя сознание, он пытался нащупать оружие, но… Хокмун застонал от гнева, но даже гнев его уже слабел, и он с ужасом понял, что сейчас Мелиадус убьет его, убьет, когда Победа была уже совсем близка.
Глава 6СЛУГА РУННОГО ПОСОХА
Хокмун, щурясь, смотрел сквозь глазницы шлема на яркий свет. Голова по-прежнему горела, но гнев и отчаяние, кажется, оставили его. Чуть повернув голову, он увидел склонившихся над ним Оладана и Рыцаря в Черном и Золотом. Карлик выглядел сильно обеспокоенным.
— Я еще… жив? — тихо спросил Хокмун.
— Похоже на то, — лаконично ответил Рыцарь. — Хотя, кто знает…
— Ты просто сильно истощен, — торопливо сказал Оладан, укоризненно посмотрев на Рыцаря. — Рану на руке тебе перевязали, и она скоро заживет.
— Где я? — спросил Хокмун. — Эта комната…
— Мы во дворце королевы Фробры. Город снова принадлежит ей. Враг разбит, уничтожен. Мы нашли тебя распростертым на теле Мелиадуса и сначала подумали, что вы оба мертвы.
— Значит, Мелиадус мертв?!
— По всей видимости, да. Вернувшись за его трупом, мы обнаружили, что он исчез. Вероятней всего, гранбретанцы забрали его.
— Наконец-то он мертв, — с чувством огромного удовлетворения произнес Хокмун.
Сейчас, когда Мелиадус получил сполна за свои преступления, Хокмун почувствовал, несмотря на боль, продолжавшую терзать его воспаленный мозг, что душа его находит успокоение. И тут он вспомнил о волшебнике.
— Где Малагиги? Вы должны найти его. Передайте ему…
— Малагиги уже направляется сюда. Прослышав о твоих подвигах, он решил прийти во дворец.
— Он поможет мне?
— Не знаю, — сказал Оладан и посмотрел на Рыцаря в Черном и Золотом.
Вскоре в комнату вошли королева Фробра и сопровождавший ее Малагиги. Волшебник держал в руках некий завернутый в покрывало предмет, размером с человеческую голову.
— Господин Малагиги, — пробормотал Хокмун, пытаясь приподняться на кровати.
— Ты — тот самый молодой человек, что так преследовал меня все эти дни? Из-за шлема я не вижу твоего лица, — раздраженно сказал Малагиги, и Хокмун почувствовал, то к нему возвращается отчаяние.
— Я — Дориан Хокмун. И я доказал свою дружбу жителям Хамадана. Мелиадус и Нахак мертвы, и их армия разбита.
— Хм? — нахмурился Малагиги. — Мне рассказали об этом камне в твоей голове. Я когда-то встречался с подобными вещами. Но сказать сейчас, можно ли отобрать энергию у Камня, я не могу…
— Но как же? Мне сказали, что вы — единственный, кто может сделать это! — прохрипел Хокмун.
— Мог — это верно. Могу ли? Не знаю. Силы уже не те. Я старею. И я не уверен, что…
Рыцарь в Черном и Золотом подошел к волшебнику и коснулся его плеча.
— Вы знаете меня, волшебник?
Малагиги кивнул.
— Да. Знаю.
— И вы знаете, кому я служу?
— Да, — нахмурившись, ответил Малагиги, переводя взгляд с Рыцаря на Хокмуна. — Но какое это имеет отношение к лежащему здесь молодому человеку?
— Он служит тому же, хотя и не знает об этом.
Кажется, слова Рыцаря подействовали на Малагиги.
— Тогда я помогу ему, — твердо сказал он, — даже если это плохо кончится для меня.
Хокмун снова приподнялся на кровати.
— Что все это значит? Кому я служу? Я ничего…
Малагиги снял покрывало с принесенного им предмета.
Это был шар, покрытый мелкими неровностями, каждая из которых сияла своим цветом. У Хокмуна зарябило в глазах от разноцветных бликов.
— Прежде всего ты должен сконцентрировать свое внимание, — сказал ему Малагиги, поднося шар к его голове. — Смотри на него. Смотри пристально, не отрывая глаз. Смотри, Дориан Хокмун, на эти цвета, на игру красок…
Хокмун вдруг осознал, что не может отвести взгляда от бегающих по поверхности шара ярких цветовых пятен. Он ощутил, как его охватывает чувство абсолютной невесомости. Ощущение, близкое к блаженству. Он заулыбался, потом внезапно перед глазами все поплыло, и ему показалось, что он повис в теплом мягком тумане вне времени и пространства. Но он по-прежнему сохранял ясное сознание, хотя и не воспринимал окружающий его мир.
Он довольно долго оставался в таком состоянии, чувствуя, что его тело, которое, казалось, уже не принадлежит ему, переносится с одного места на другое.
Цвет тумана иногда менялся от розовато-красного до небесно-голубого и светло-желтого — это было все, что он различал, и он вообще ничего не чувствовал. Разве что — умиротворенность, как будто он был младенцем и лежал на коленях у матери.
Затем нежные тона стали меняться на более темные, мрачные, и по мере появления черных и кроваво-красных молний, пронзающих туман перед его глазами, чувство умиротворенности постепенно исчезло. Хокмун ощутил, будто из него что-то вынимают, острая боль пронзила его, и он громко вскрикнул.
Он открыл глаза и с ужасом увидел рядом с собой машину, точно такую же, что стояла в лаборатории барона Калана. Неужели он снова в Лондре? Возможно ли это?
Черные, золотые и серебряные паутинки, слегка раскачиваясь, что-то нашептывали ему, но не ласкали, как делали тогда, а, наоборот, отодвигались от него, сморщиваясь и сжимаясь все плотнее и плотнее, пока не превратились в крошечный комочек. Хокмун осмотрелся и увидел, что находится в той же комнате, где чуть раньше он спас волшебника от солдат.
Сам Малагиги тоже был здесь. Он выглядел очень утомленным, но лицо его выражало огромное удовлетворение. Он собрал машину Черного Камня, положил ее в металлическую коробку и, плотно захлопнув крышку, закрыл коробку на замок.
— Эта машина, — едва ворочая языком, пробормотал Хокмун. — Откуда она у вас?
— Я сделал ее, — улыбнувшись, сказал Малагиги. — Сделал, дорогой герцог. Потребовалась почти неделя напряженной работы. На это время заклинаниями мне удалось частично защитить тебя. Хотя в какой-то момент мне показалось, что я не смогу сделать ее, но этим утром я закончил, правда, за исключением одного элемента…
— Какого же?
— Ее жизненной силы. Это был самый опасный момент. Я не знал, смогу ли точно подобрать заклинания. И мне ничего не оставалось делать, как пропустить энергию Черного Камня через твой мозг и надеяться, что моя машина поглотит ее раньше, чем Камень разрушит его.
Хокмун облегченно улыбнулся:
— И она успела!
— Да. И ты сейчас наконец свободен.
— Теперь я готов к любым опасностям и встречу их достойно, — сказал Хокмун, поднимаясь с кровати. — Я ваш должник, Великий Малагиги. И если я могу что-нибудь сделать для вас…
— Нет. Ничего не надо, — ответил волшебник. — Я рад, что мне удалось сделать эту машину. — Он похлопал по коробке. — Может, когда-нибудь она еще пригодится. Кто знает… Кроме того… — Он нахмурился, задумчиво рассматривая герцога.
— Что?
— Да так, ничего. — Малагиги пожал плечами.
Хокмун коснулся рукой лба. Камень был на месте, но холодный и мертвый.
— Вы не вытащили его?
— Нет. Но если ты хочешь, это можно сделать. Он больше не таит в себе никакой опасности. Любой хирург сможет без труда удалить его.
Хокмун хотел спросить Малагиги, как это сделать, но передумал.
— Нет, — сказал он. — Пусть останется как символ моей неугасимой ненависти к Темной Империи. И я надеюсь, что вскоре они научатся бояться его.
— Ты намерен и дальше бороться с Империей?
— Да. И сейчас, когда вы освободили меня, я буду драться еще яростней.
— Верно. Этой темной силе следует дать отпор, — сказал Малагиги. Он глубоко вздохнул. — А сейчас мне надо поспать. Я очень устал. Ты найдешь своих друзей во дворе. Они ждут тебя.
Стояло чудесное утро. Хокмун спустился во двор, под лучи яркого теплого солнца. Там его ждали улыбающийся Оладан и Рыцарь в Черном и Золотом.
— Ну, теперь ты в полном порядке? — спросил Рыцарь.
— Да.
— Замечательно. Тогда я покидаю вас. Прощай, Дориан Хокмун.
— Благодарю тебя за помощь, — сказал Хокмун вслед воину, направившемуся к своему красавцу — скакуну. Но когда Рыцарь уже готов был вскочить в седло, память окончательно вернулась к герцогу и он крикнул:
— Подожди!
— Что ты хочешь? — обернулся Рыцарь.
— Ты убедил Малагиги помочь мне, сказав, что я служу кому-то, кому служишь и ты. Но я ничего не знаю об этом.
— Когда-нибудь узнаешь.
— Кому ты служишь?
— Рунному Посоху, — сказал Рыцарь в Черном и Золотом и, зазвенев поводьями, направил коня к воротам. И прежде чем Хокмун успел спросить еще что-нибудь, он был уже на улице.
— Он сказал — Рунному Посоху? — нахмурившись, пробормотал Оладан. — Я думал, это миф…
— Да, миф. Я думаю, Рыцарь любит тайны. Несомненно, он пошутил, — сказал Хокмун и, широко улыбаясь, хлопнул Оладана по плечу. — Если мы когда-нибудь еще увидим его, то обязательно спросим об этом. А сейчас я хочу есть, и хороший обед был бы…
— Королева Фробра устраивает сегодня пир во дворце. — Оладан подмигнул другу. — Такого изобилия я еще не видел. И потом, я думаю, что интерес королевы к тебе объясняется не только чувством благодарности.
— Выдумаешь тоже… Надеюсь, она не очень огорчится, когда узнает, что я уже принадлежу другой.
— Как?!
— Да, мой дорогой друг. Идем. Отобедаем за королевским столом и будем готовиться к отъезду.
— Зачем так торопиться? Мы здесь — герои и, кроме того, по-моему, заслужили хотя бы небольшой отдых.
Хокмун улыбнулся.
— Оставайся, если хочешь. А я спешу на свадьбу — на свою свадьбу.
— Ладно, — притворно вздохнул Оладан. — Я не могу пропустить такое событие. Придется и мне поспешить.
Наутро королева проводила их до ворот.
— Подумай хорошенько, Дориан Хокмун. Я предлагаю тебе трон — тот самый, которого так домогался мой брат.
Но Хокмун уже смотрел на запад. Где-то там, в двух тысячах милях и нескольких месяцах путешествия отсюда, его ждала Исольда, ждала, не зная, что с ним, жив ли он… Граф Брасс тоже ждал, и Хокмуну не терпелось поскорее поведать ему о новом поражении Гранбретании. А Богенталь, наверное, и сейчас стоит рядом с Исольдой в башне, возвышающейся над пустынным ландшафтом Камарга, и пытается утешить бедную девушку, которая ждет своего суженого и не знает, вернется ли он.
Хокмун поклонился, сидя в седле, и поцеловал руку королевы.
— Я благодарю вас, ваше величество, и очень тронут вашим предложением, но я дал слово и должен держать его — и ради этого готов отказаться даже от двадцати тронов. Поэтому я должен ехать. Да и потом, мой меч нужен тем, кто борется против Темной Империи.
— Тогда иди, — с печалью в голосе сказала Фробра, — но помни город Хамадан и его королеву.
— Я никогда не забуду вас.
Он дернул поводья и направил своего голубого коня по простирающейся перед ним каменистой равнине. Оладан, обернувшись, послал королеве воздушный поцелуй, подмигнул и поспешил за другом.
Дориан Хокмун, герцог Кельнский, возвращался на запад.