Рунный посох — страница 4 из 10

АМУЛЕТ БЕЗУМНОГО БОГА

Джиму Кауторну за вдохновение и поддержку

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Дориан Хокмун, последний из герцогов Кельнских, не подчинился Черному Камню и помешал Гранбретании покорить город Хамадан. Обратив в бегство армию своего заклятого врага барона Мелиадуса, Хокмун вновь отправился на запад, к осажденному Камаргу, где его ждала невеста — дочь графа Брасса Исольда. Вместе с Оладаном, зверочеловеком с Булгарских гор, Хокмун ехал верхом через Персию к Кипрскому морю, надеясь найти там моряков, которые согласятся перевезти их в Камарг.

Но в Сиранийской пустыне они сбились с пути. Умирая от жажды и усталости, Хокмун и Оладан увидели вдали гряду зеленых холмов. На склонах холмов мирно паслись дикие овцы, а у подножия лежали развалины Сориандума…

Тем временем в Европе росла грозная сила Темной Империи, а где-то пульсировал Рунный посох, и могущество его, растекаясь на тысячи миль окрест, меняло судьбы людей, совсем несхожих нравом и устремлениями…

Из «Истории Рунного посоха»

Глава 1СОРИАНДУМ

На развалинах города лежала пыль веков. Выветрелые камни, рассыпающаяся кладка, полуразрушенные башни. Дикие овцы щипали траву, пробивавшуюся между растрескавшимися плитами мостовой, а на колоннах с осыпавшейся мозаикой свили гнезда пестрые южные птицы. Некогда величественный и грозный, город был прекрасен в своей безмятежности. Под ногами стелился густой утренний туман. По безмолвным древним улицам гулял легкий ветерок. Копыта коней, идущих в поводу мимо позеленевших от старости башен, вдоль развалившихся стен, заросших оранжевыми, охряными и фиолетовыми цветами, приглушенно цокали по камням. Это был Сориандум — город, покинутый жителями.

Под густым слоем пыли люди и кони походили на ожившие статуи, выкрашенные в бурый цвет. Двое путников неторопливо шагали по мостовой, очарованные красотой мертвого города.

Один из них был высок и худощав; усталая, но легкая походка выдавала в нем опытного воина. Его длинные волосы выгорели на солнце, а в выцветших глазах затаилось безумие. Но самым примечательным в его облике был тусклый черный камень во лбу, прямо над переносицей. Этим клеймом его наградили ученые-колдуны Гранбретании. Звали этого несчастного Дорианом Хокмуном, герцогом Кельнским. Властелины Темной империи, замыслившие подчинить себе весь мир, лишили его земель, и Хокмун поклялся отомстить гранбретанцам — самому могущественному народу на истерзанной войнами планете.

Следом за ним брело существо с длинным луком и колчаном за спиной. Он был одет только в бриджи и высокие сапоги из мягкой кожи, да и зачем ему одежда, если он с ног до головы зарос жесткой рыжей шерстью? Ростом он едва доходил Хокмуну до плеча. Это был Оладан, сын колдуна и великанши из Булгарских гор.

Отряхнувшись от пыли и песка, Оладан сказал;

— В жизни не видел города прекраснее. Но почему он обезлюдел? Как могли жители покинуть такое чудесное место?

Хокмун потер камень во лбу. Он всегда так делал, когда бывал озадачен.

— Может быть, поветрие… Кто знает. Будем надеяться, что зараза — если это так — выкосила всех подчистую. Но об этом подумаем потом, а сейчас мне слышится плеск воды. Вода, друг мой Оладан, это как раз то, что нам нужно в первую очередь. Во вторую очередь нам нужна еда, в третью — сон, а уж размышления — в четвертую…

На одной из площадей они обнаружили стелу из голубовато-серого камня с рельефным изображением пловцов. Из глаз каменной девы в небольшой бассейн под стелой струилась ключевая вода.

Утолив жажду, Хокмун провел мокрыми ладонями по запыленному лицу и уступил место Оладану. Потом он напоил лошадей.

Достав из седельной сумки истрепанную карту, которую ему дали в Хамадане, он водил по ней пальцем, пока не наткнулся на слово «Сориандум». Вздохнув с облегчением, он улыбнулся.

— Мы не так уж сильно отклонились. Сразу за холмами течет Евфрат, а за ним, примерно в неделе пути — Тарабулас. Отдохнем здесь денек и двинемся дальше.

— А перед отъездом вам 'захочется осмотреть город, это как пить дать, — ухмыльнулся Оладан.

Он побрызгал на грудь водой и поднял с земли лук и колчан.

— Вы говорили, что во вторую очередь нам нужна еда. Я тут неподалеку приметил хорошего барана. Скоро вернусь. Сегодня на ужин у нас будет жареная баранина.

Он сел в седло и направил коня к разрушенным городским воротам.

Не теряя даром времени, Хокмун разделся и опустил руки прохладную воду. Постанывая от удовольствия, он вымылся и достал из седельной сумки чистую одежду — шелковую рубашку, подаренную королевой Хамадана, и синие расклешенные штаны. Радуясь возможности отдохнуть от доспехов из кожи и стали, которые он, опасаясь погони, носил даже в пустыне, Хокмун оделся в чистое и обул легкие сандалии. Вряд ли преследователи доберутся сюда, а сам город, похоже, не таит в себе опасности… Только меч, помня о постоянной опасности, он оставил при себе.

Расседлав коня, он улегся в тени полуразрушенной башни, привалившись спиной и затылком к стене, и стал ждать Оладана с добычей. Миновал полдень. Вскоре Хокмуна одолел сон, но через час тревога, не покидавшая его душу, разбудила его.

Куда запропастился Оладан? Много ли времени нужно меткому стрелку, чтобы убить одного-единственного дикого барана? Уж не попал ли он в беду? Но откуда здесь взяться опасности? Может быть, Оладан убил барана и решил отдохнуть часок-другой?

«Нечего рассуждать, надо идти искать его», — решил Хокмун.

Оседлав коня, он проехал по улицам, миновал пролом в городской стене и поднялся на холм. Конь будто обрел прежние силы, коснувшись копытами травы, и Хокмун пустил его легким галопом.

Он догнал стадо овец, бредущее за крупным, упитанным вожаком — очевидно, тем самым бараном, о котором говорил Оладан. Но маленького горца поблизости не было.

— Оладан? — закричал Хокмун, озираясь. — Оладан!

Но ответом ему было лишь слабое эхо.

Нахмурясь, Хокмун пришпорил коня и направил его на соседний, более высокий холм, в надежде увидеть с вершины своего друга. Овцы бросились перед ним врассыпную; упругая трава заглушала топот копыт. На вершине Хокмун натянул поводья и огляделся, прикрыв ладонью глаза, но Оладана нигде не было видно.

Обернувшись к городу, он уловил движение на восточной стороне площади, где бил ключ. На самом ли деле заметил он человека, прячущегося в тени домов, или это обман зрения? Если Оладан возвратился другой дорогой, почему он не ответил на зов Хокмуна?

Его душу снова охватила тревога, но Хокмуну по-прежнему не верилось, что в городе скрывается враг.

Он поворотил коня, спустился по склону, перемахнул через разрушенную до основания стену.

Копыта глухо простучали по пыльным улицам. Зовя друга, Хокмун въехал на площадь. Но снова ему отвечало только эхо, и на площади он не встретил маленького горца.

Хокмун нахмурился. Он чувствовал, что в городе кто-то есть.

Он снова повернул коня, и вдруг сверху до него донесся слабый звук. Задрав голову, он окинул взглядом небо, не сомневаясь, что узнал звук. Вдали показалась черная точка, вскоре заблестел на солнце металл и Хокмун отчетливо услышал шелест огромных бронзовых крыльев и тарахтение мотора. Сердце его замерло.

С неба спускался роскошный сине-красно-зеленый орнитоптер в виде гигантского кондора. Такая машина могла принадлежать только Темной Империи.

Теперь ясно, почему не вернулся Оладан. В Сориандуме прячутся воины Темной Империи. Возможно, они узнали Оладана и поняли, что Хокмун — их самый ненавистный враг — где-то неподалеку.

Глава 2ХЬЮЛАМ Д'АВЕРК

Надеясь, что с орнитоптера его не заметили, Хокмун скрылся в узком переулке.

Значит, гранбретанцы все-таки шли по его следам. Как еще объяснить, что они оказались в мертвом городе посреди пустыни?

Достав из ножен длинный меч, Хокмун спешился. Без доспехов он чувствовал себя беззащитным и спешил найти укрытие.

Орнитоптер парил чуть выше башен Сориандума. Пилот наверняка высматривал Хокмуна, которому Король-Император Хаон поклялся отомстить за «измену». Барон Мелиадус, быть может, погиб под Хамаданом, но король Хаон послал на охоту за герцогом Кельнским другого человека.

Покидая Хамадан, молодой герцог Кельнский, конечно, понимал, что путь будет трудным и опасным, но не ожидал, что неприятности начнутся так скоро.

Он кинулся к полуразрушенному темному зданию. Переступив через порог, он оказался в прихожей со стенами, облицованными светлым камнем, изукрашенным резьбой, отчасти скрытой под мягким мхом и цветущим лишайником. С мечом в руке Хокмун поднялся по скользким от мха ступенькам винтовой лестницы в тесную комнатушку, освещенную лучами солнца, падающими сквозь пролом в стене. Прижимаясь к камням, Хокмун выглянул в пролом и увидел город и парящий над улицами орнитоптер, а в нем — пилота в маске грифа. Пилот пристально смотрел вниз.

Неподалеку высилась башня из потускневшего зеленого гранита. Она стояла почти в центре Сориандума. Орнитоптер сделал над ней несколько кругов, и Хокмун подумал, что пилот должно быть высматривает его за бойницами, но вскоре летательный аппарат опустился на плоскую, окруженную каменными зубцами крышу. Через отверстие в крыше навстречу пилоту выбралось несколько человек.

По тяжелым доспехам, длинным плащам и широким металлическим маскам — и это в такую-то жару! — Хокмун узнал гранбретанцев. Но такова уж была извращенная натура этих людей, что почти ни при каких обстоятельствах они не расставались с тускло-желтыми масками, изображающими морды разъяренных кабанов со сверкающими глазами из прозрачного камня и загнутыми костяными бивнями, торчащими из-под раздутых ноздрей. Видимо, с этими страшными украшениями на лицах подданные Темной Империи чувствовали себя увереннее.

Своей свирепостью Орден Вепря, воинов которого Хокмун сейчас видел, прославился на всю Европу. На крыше стояли семеро вепрей — двое поддерживали под руки высокого, стройного человека в более изящной, чем у остальных, маске из золота и бронзы. Один из тех, кто его поддерживал, был приземист и грузен, зато другой — настоящий великан с обнаженными руками и ногами, покрытыми необычайно густыми и длинными волосами.

«Что это с ним? — удивился Хокмун, глядя на человека в маске из золота и бронзы. — Болен или ранен?» Было нечто неестественное в том, как он опирался на руки своих помощников. Хокмун догадывался, кто он: изменник Хьюлам д'Аверк. Когда-то этот француз был прославленным поэтом и архитектором, но задолго до нападения Гранбретании на его родину перешел под знамена Короля-Императора Хаона. Загадочный д'Аверк… и очень опасный человек, хотя и прикидывается больным.

Предводитель вепрей сказал несколько слов пилоту орнитоптера, и тот отрицательно покачал головой — по-видимому, он не обнаружил Хокмуна. Зато он смог показать то место, где Хокмун оставил коня. Д'Аверк — если это действительно был он — вяло махнул рукой одному из воинов. Тот исчез внизу и вскоре выволок рычащего, сопротивляющегося Оладана.

Хокмун с облегчением наблюдал, как двое вепрей тащат его друга к краю башни. Оладан жив — значит, есть надежда, что его удастся спасти.

Предводитель дал знак пилоту, и тот достал из кабины орнитоптера и передал воину-великану мегафон в виде колокола. Великан приблизил мегафон ко рту д'Аверка, и над безмятежным городом раскатился усталый, полный вселенской тоски голос:

— Герцог фон Кельн, мы захватили твоего слугу и знаем, что ты в городе. Если до захода солнца ты не сдашься, твоему другу придется несладко…

Теперь Хокмун не сомневался, что человек под бронзово-золотой маской — д'Аверк. Да и с кем его можно спутать? Великан вернул мегафон пилоту, затем он и его приземистый товарищ подвели хозяина к изъеденным временем каменным зубцам башни. Опершись на один из зубцов, д'Аверк стоял прямо напротив него.

Хокмун с трудом поборол желание броситься туда. Он мог бы, наверное, подняться на башню — надо только выскочить через пролом, добраться по крышам домов до каменной осыпи и вскарабкаться по ней до самого парапета. Но ведь его заметят, едва он покинет укрытие. Лучше бы дождаться темноты, но Оладана начнут пытать засветло…

Не зная, что делать, Хокмун тер пальцем свое клеймо — черный камень во лбу. Если он сдастся, его убьют на месте или отвезут в Гранбретанию, а там его тоже ждет смерть, правда, ужасно медленная, мучительная смерть на глазах у глумливых садистов — властелинов Темной Империи. Хокмун подумал об Исольде, ждущей его в Камарге, о графе Брассе, которому он обещал помочь в борьбе с Гранбретанией, и об Оладане, маленьком зверочеловеке, однажды спасшем ему жизнь.

Неужели он способен предать друга? Неужели его остановит голос рассудка, твердящий, что для борьбы с Темной Империей последний герцог Кельнский куда нужней, чем какой-то горец? Нет, Хокмун знал, что в таких делах логика ничего не решает. Но что проку лезть в петлю, ведь захватив его, предводитель вепрей не пощадит и Оладана?

Хокмун закусил губу и стиснул рукоять меча. Наконец он решился: встал в проломе и, держась одной рукой за стену, взмахнул своим сверкающим мечом. Д'Аверк медленно поднял голову.

— Прежде чем я поднимусь к тебе, ты должен отпустить Оладана, — крикнул Хокмун. — Гранбретанцы — лжецы, и я не поверю тебе на слово. Отпусти Оладана, и я сдамся без боя!

— Может быть, мы и лжецы, — апатично произнес д'Аверк, — но не дураки. С какой стати я должен тебе верить?

— Я герцог Кельнский, — просто ответил Хокмун. — В нашем роду не было лжецов.

Из-под кабаньей маски раздался язвительный смех.

— Герцог Кельнский, не суди по себе о сэре Хьюламе д'Аверке — он не столь наивен. Предлагаю компромисс.

— Ну? — устало спросил Хокмун.

— Подойди к башне на выстрел «огненного копья», и я отпущу твоего слугу. — Д'Аверк нарочито закашлялся и сгорбился над парапетом. — Что скажешь?

— Какой же это компромисс, если ты сможешь пристрелить нас обоих, ничем не рискуя?

— Дорогой мой герцог, Королю-Императору ты нужен живым. Не надо лукавить: тебе это прекрасно известно. Да и мне не все равно, что я получу: титулом принца за Хокмуна живого и невредимого или, в лучшем случае, титул барона — за мертвого. Разве тебе не говорили, что я дьявольски честолюбив?

Довод д'Аверка казался убедительным, но Хокмун был наслышан о коварстве француза…

— Ладно, сэр Хьюлам, будь по-твоему, — сказал он со вздохом и присел, чтобы перепрыгнуть через узкую улочку на ближайшую крышу.

— Герцог Дориан, не надо! — закричал Оладан, — Пусть меня убьют! Моя жизнь ничего: не стоит!

Спрыгнув на крышу дома, Хокмун упал на четвереньки. Ветхая кровля затрещала, но выдержала. Хокмун выпрямился и осторожно двинулся к башне.

Оладан снова крикнул: «Не надо!», стараясь вырваться из рук воинов. Хокмун шел вперед, не глядя на друга и словно забыв о мече, который держал в руке.

Маленькому горцу все-таки удалось вырваться. Он метнулся к противоположному краю крыши, следом с проклятьями мчались двое вепрей. Оладан на мгновение задержался на краю и перепрыгнул через парапет.

У Хокмуна кровь застыла в жилах. Несколько секунд он стоял, не в силах поверить в случившееся, стиснув рукоять меча и устремив пылающий взор на д'Аверка и его воинов.

Заметив, что «огненное копье» на носу орнитоптера поворачивается в его сторону, он пригнулся и бросился назад. Луч с громким шипением рассек воздух над его головой, обдав Хокмуна жаром. Ухватившись за карниз, герцог Кельнский повис над улицей.

Он висел высоко, но, к счастью, чуть левее от него начинался ряд небольших барельефов, идущий наискось почти до мостовой. Но выдержит ли его хрупкий камень?

Не раздумывая ни секунды, Хокмун ухватился за ближайший барельеф. Камень крошился под пальцами и с треском вываливался из стены, как гнилой зуб из десны. Хокмун немедля вцепился в соседний барельеф. Он спускался, роняя каменное крошево, пока не решил, что может спрыгнуть, не сломав ног.

Он упал на четвереньки, вскочил и бросился бежать — но не в укрытие, а к башне. Скорее наверх, отомстить за друга, погибшего по вине д'Аверка!

Он разыскал вход в башню и, перепрыгнув через порог, услышал клацанье металлических подков по каменным ступеням. Хокмун выбрал узкое место, где враги могли нападать только по одному.

Первым появился д'Аверк. Увидев Хокмуна, он застыл на месте. Рука в латной рукавице потянулась к рукояти длинного меча.

— Напрасно ты не воспользовался дурацким подвигом своего дружка, — с презрением сказал наемник в маске вепря. — Придется все-таки тебя убить…

Он согнулся от кашля и привалился к стене, делая вид, что совершенно обессилел.

— Мой дорогой герцог Дориан, я вынужден просить прощения… Проклятая хворь, всегда напоминает о себе в неподходящую минуту.

Он с усилием поднял руку и ткнул пальцем в невысокого, крепко сбитого воина, что поддерживал его на крыше.

— Экардо, может быть, ты…

Крепыш Экардо пружинисто шагнул вперед и вытащил из-за пояса боевой топор с короткой рукояткой. Другой рукой он обнажил меч.

— Спасибо, хозяин, — сказал он с довольным смешком. — Ну-ка, поглядим, как запляшет этот красавчик.

Он двинулся на Хокмуна мягкой кошачьей поступью. Герцог Кельнский не шевелился, давая противнику возможность первым нанести удар.

Гранбретанец с диким воплем ринулся вперед. Лезвие топора со свистом рассекло воздух и зазвенело, встретив меч Хокмуна. Ослабевший от голода и усталости, Хокмун с трудом увернулся от короткого меча, ощутив прикосновение к бедру холодной стали, пропоровшей штанину.

Выскользнув из-под топора, его меч рубанул по маске, сломав бивень и оставив глубокую борозду. Экардо выругался и снова сделал выпад мечом, но Хокмуну удалось схватить его за руку.

Прижав гранбретанца к стене, Хокмун выкручивал ему руку, сжимавшую топор. Его собственный меч болтался на темляке. Едва не закричав от боли, когда стальной наколенник ударил его в пах, Хокмун рванулся назад, увлекая за собой противника, развернулся, толкнул его вниз… Скатившись по лестнице, Экардо растянулся на каменных плитах. Удар был столь силен, что стены башни содрогнулись.

Хокмун перевел взгляд на д'Аверка.

— Ну как, сэр, вам легче?

Тот поднял изящную маску, и Хокмун увидел бледное лицо и бесцветные глаза тяжелобольного человека. Бескровные губы д'Аверка тронула улыбка.

— Я сделаю все, что смогу, сэр, — ответил француз.

Он стал спускаться по ступенькам. Вялости в движениях как не бывало — напротив, в них угадывались ловкость и собранность.

На сей раз поединок начал Хокмун. Француз явно не ожидал удара, но все же успел парировать. За его болезненной внешностью скрывалась превосходная подготовка.

Пожалуй, он не менее опасен, чем силач Экардо, подумал Хокмун. А вдруг Экардо не убит, а только оглушен? Что, если он очнется до конца поединка?

Со стороны могло показаться, что между ним и д'Аверком нависло тускло-серое марево — так быстро мелькала в воздухе сталь. Д'Аверк улыбался из-под сдвинутой на голову маски, глаза его сияли. Как будто он не сражался, а слушал волшебную музыку.

Слабея с каждой минутой, Хокмун понимал, что долго в таком темпе он не выдержит. Как ни искал он брешь в защите противника, тот казался неуязвимым. Даже оступившись на выщербленной ступеньке, француз сумел отразить молниеносный удар и оцарапать Хокмуну предплечье.

За спиной д'Аверка на узкой лестнице нетерпеливо топтались вепри с обнаженными мечами.

Хокмун быстро уставал. Вскоре он вынужден был перейти к защите, едва успевая отбивать смертоносные удары, направленные то в лицо, то в горло, то в грудь, то в живот. Он сделал назад шаг, другой… и услышал позади себя стон. Экардо приходил в себя. Еще несколько минут — и вепри расправятся с ним.

Но неужели Хокмун даст себя убить, не отомстив за Оладана? Он усилил натиск, но д'Аверк лишь улыбался, уверенный в скорой победе.

Забыв об Экардо, Хокмун отпрыгнул и наткнулся спиной на чье-то плечо. Он резко повернулся, замахиваясь мечом… и едва не выронил его от неожиданности.

— Оладан!

Маленький человек занес меч вепря над изуродованной маской.

— Да, я жив. Не спрашивай почему. Самому не верится.

Он с лязгом опустил меч на маску Экардо. Вепрь, успевший сесть, замертво растянулся на полу.

Но времени для разговоров не была Хокмун с трудом отразил очередной удар д'Аверка, ему удалось наконец рубануть по наплечнику француза. Д'Аверк отскочил и поспешно опустил маску.

Спустившись с лестницы, Хокмун лишился выгодной позиции. Он спохватился, но было поздно — мимо д'Аверка успели проскочить несколько воинов.

Хокмун и Оладан отступили к двери, но почти ничего этим не выиграли. Минут десять они яростно сражались, убили двоих и ранили троих гранбретанцев, но силы их иссякали…

С трудом удерживая в руке меч, Хокмун смутно различал сквозь кровавую пелену рассвирепевших вепрей. Он услышал ликующий крик француза: «Взять живыми!» И горячая волна металла опрокинула его…

Глава 3ПРИЗРАЧНЫЙ НАРОД

Скованных пленников тащили вниз по лестнице, казавшейся бесконечной. Лестница вела во мрак подземелья, на глубину не меньшую, чем высота башни.

Наконец их втолкнули в помещение, которое когда-то служило погребом, но стало теперь темницей. Они упали ничком на шероховатые каменные плиты и лежали, пока обутая в сапог нога не заставила обоих перевернуться на спину. Над ними с факелом в руке стоял Экардо в помятой маске. Казалось, изувеченное кабанье рыло скалится в злобной радости. Между Экардо и волосатым великаном, которого Хокмун видел на башне, сгорбился д'Аверк; его шея была обмотана широким парчовым шарфом. Он опирался на руку гиганта.

Д'Аверк притворно закашлялся, затем улыбнулся, глядя на пленников.

— Боюсь, господа, вскоре мне придется вас покинуть. Воздух подземелья мне вреден, хотя таким здоровым молодым людям, как вы, он не страшен. Впрочем, долго вы здесь не задержитесь, самое большее на сутки. Я вызвал большой орнитоптер, чтобы отвезти вас обоих на Сицилию, — там стоят лагерем мои основные силы.

— Вы захватили Сицилию? — спросил Хокмун бесстрастным тоном.

— Совершенно верно. Темная Империя времени зря не теряет. Не сочтите за бахвальство, но я… — д'Аверк откашлялся в шарф, — я герой Сицилии. В том, что остров покорен так быстро, — моя заслуга. Но особо гордиться нечем, у Гранбретании много способных полководцев. В последние месяцы мы одержали немало славных побед в Европе… Да и на Востоке…

— Но Камарг все еще стоит, — перебил Хокмун. — Наверное, это раздражает Короля-Императора?

— Долго Камарг не продержится, смею вас уверить, — бодро возразил д'Аверк. — Мы уделяем этой маленькой провинции особое внимание. Кто знает, может быть, городишко уже пал…

— Пока жив граф Брасс, этому не бывать, — улыбнулся Хокмун.

— Кстати, о графе Брассе. Я слышал, что он тяжело ранен, а его помощник, лейтенант фон Виллах, недавно погиб.

Хокмун не знал, верить французу или нет. Новость ошеломила его, но он постарался не показать этого. Неужели Камарг действительно вот-вот падет? Что тогда ждет Исольду?

— Похоже, мои слова вас огорчили, — ухмыльнулся д'Аверк. — Не волнуйтесь, герцог. Когда Камарг сдастся, никто не будет обижен. Я попрошу эту провинцию в награду за поимку изменника Хокмуна. А мои славные друзья, — он показал на Экардо и волосатого великана, — будут править в ней, если я заболею. Это очень достойные люди, я поверяю им все свои тайны и радости. Надо же как-то их отблагодарить. Наверное, я назначу Экардо управляющим, а Петера пожалую графским титулом.

Из-под маски великана послышалось урчание. Д'Аверк улыбнулся.

— С мозгами у Петера туго, зато силы в избытке, а преданность свою… он доказал. Пожалуй, он будет неплохой заменой графу Брассу.

Звеня цепями, Хокмун гневно выкрикнул:

— Д'Аверк, ты хитрая бестия, но слез и мольбы ты от меня не дождешься! Погоди, настанет день, и ты будешь на моем месте!

— Боюсь, вы слишком оптимистичны, герцог. Ну, ладно, лежите, отдыхайте, наслаждайтесь покоем. В Гранбретании вам этого не позволят.

И отвесив насмешливый поклон, д'Аверк удалился. Хокмун и Оладан остались лежать во тьме.

— Ах, — услышал вскоре Хокмун голос друга, — после того, что нынче со мной приключилось, трудно поверить, что я жив… Не знаю, наяву это все или во сне…

— Что с тобой произошло, Оладан? Почему ты не разбился насмерть, прыгнув с башни?

— Разбился бы непременно, не подхвати меня призраки…

— Призраки? Шутишь?

— Ничуть. Из бойниц башни вылетели существа, похожие на призраков, подхватили меня и мягко опустили на землю. Они похожи на людей, но почти неосязаемы…

— Ты ушиб голову, когда упал, вот тебе и померещилось.

— Наверное, ты прав. — Оладан помолчал. — Но если так, то мне до сих пор мерещится. Посмотри налево.

Повернув голову, Хокмун не удержался от возгласа изумления. Неподалеку стояла человеческая фигура. Но сквозь нее, как сквозь матовое стекло, можно было разглядеть стену.

— Классический призрак, — заключил Хокмун. — Странно, что он мерещится нам обоим…

Его перебил тихий, мелодичный смех.

— Я не призрак, чужеземцы. Мы — такие же люди, как и вы. Просто мы, жители Сориандума, существуем в иной форме.

— Так вы не покинули город?! — воскликнул Оладан. — Но как вам удалось перейти в эту иную форму?

Призрак снова рассмеялся.

— Контроль над психикой, научный эксперимент, ну и знание природы времени и пространства. К сожалению, яснее не объяснить, так как нам, помимо всего прочего, пришлось создать совершенно новый язык. Многое в нашей жизни изменилось, но понятия о человечности остались прежними, и не сомневайтесь: мы можем отличить друга от врага.

— У вас есть враги? — удивился Хокмун.

— Да, но об этом позже. — Человек-призрак поплыл вперед и навис над Хокмуном. Молодой герцог Кельнский ощутил необычное прикосновение и обнаружил, что висит в воздухе. Призрак, казавшийся неосязаемым, обладал сверхчеловеческой силой.

Из тьмы появились еще двое. Один поднял Оладана, другой простер руку над головой, и ладонь засияла — неярко, но вполне достаточно, чтобы осветить подземную тюрьму. Теперь Хокмун мог как следует разглядеть незнакомцев; высокие, стройные, с красивыми тонкими лицами и огромными глазами, которые казались незрячими.

Его предположение, что обитатели Сориандума могут проходить сквозь стены, не подтвердилось — они опустились сверху, проникнув в темницу через отверстие в стене под потолком. Когда-то через это отверстие, скатываясь по наклонному желобу, в погреб попадали мешки с провизией.

Несомые призраками, Хокмун и Оладан медленно поднимались по желобу и наконец увидели впереди сияние луны и звезд.

— Куда мы летим? — шепотом спросил Хокмун.

— Туда, где никто не помешает снять с вас цепи.

У выхода из туннеля они остановились. Призрак без ноши отправился разведать, нет ли поблизости гранбретанцев. Вскоре он вернулся и дал знак следовать за ним. Хокмуна и Оладана перенесли над безмолвным городом к трехэтажному зданию, которое сохранилось лучше остальных.

Через широкое окно на втором этаже призраки внесли людей в дом. В комнате с голыми стенами Хокмуна и Оладана бережно опустили на пол.

— Что это за дом? — спросил Оладан. Он все еще не мог поверить в происходящее.

— Наше жилище, — ответил призрак. — Нас осталось совсем мало. Мы живем веками, но у нас нет детей. Мы очень многое потеряли.

Через двери в комнату влетело еще несколько призраков, среди них были и женщины. Их обнаженные тела, словно слепленные из густого тумана, были прекрасны. Хокмун не мог судить о возрасте хозяев города, однако, пока он смотрел на них, его охватило удивительное чувство покоя.

Один из призраков принес инструмент величиной с указательный палец. Звенья цепи, на которые он направлял этот инструмент, с треском разлетались. Вскоре с Хокмуна и Оладана спали оковы.

Хокмун сел, разминая ноющие мышцы.

— Спасибо, — сказал он. — Вы нас избавили от незавидной участи.

— Всегда рады помочь, — сказал низенький призрак. — Меня зовут Ринал. Когда-то я был главой городского Совета. — Улыбаясь, он шагнул вперед. — Наверное, вам покажется странным, что и мы надеемся получить от вас помощь.

— Буду счастлив оказать вам любую услугу, — с готовностью ответил Хокмун. — Пожалуйста, говорите, не стесняйтесь.

— Нам тоже грозит опасность от этих воинов в уродливых звериных масках, — сказал Ринал. — Они хотят сровнять Сориандум с землей.

— Сровнять с землей? Но зачем? Город и так лежит в руинах, а здешние края не нужны Темной Империи.

— Ошибаетесь. Мы подслушали разговоры этих людей и знаем, что Сориандум им нужен. Они хотят построить здесь огромное хранилище для сотен и сотен летающих машин, чтобы нести смерть и порабощение соседним странам.

— Понятно, — пробормотал Хокмун. — Вот, значит, почему здесь бывший архитектор Хьюлам д'Аверк. Разумно. Строительный материал под рукой — надо только разобрать город. Место безлюдное, кругом пустыня — никто и не заметит, как у них под носом враги построят базу для орнитоптеров» А потом Темная Империя нанесет им внезапный и сокрушительный удар. Надо остановить гранбретанцев, иначе они…

— Иначе мы погибнем! — воскликнул Ринал. — Мы не можем жить без этого города. Мы — его душа. Если город разрушат, то и мы…

— Но как их остановить? — перебил Хокмун. — И чем могу помочь я? Вы — ученые, у вас, наверное, есть хитроумные механизмы, а у меня что? Только меч, да и тот остался у д'Аверка.

— Вся беда в том, что мы не можем удаляться от города, — сказал Ринал. — Раньше у нас было много таких неудобных штук, как машины, но мы давным-давно спрятали их в катакомбах недалеко от города. Сейчас нам нужна одна-единственная машина, но отправиться за ней некому. Это может только смертный. Возьметесь?

— Охотно, — ответил Хокмун. — Объясните поточнее, как найти машину, и мы вам ее доставим. Только надо спешить, пока Аверк нас не хватился.

— Вы правы, медлить ни к чему, — согласился Ринал. — Но я обязан предупредить вас вот о чем. В ту пору, когда мы решили отказаться от машин, мы еще могли преодолевать небольшие расстояния. На всякий случай мы поставили в хранилище зверь-машину — жуткий механизм, способный отпугнуть любого постороннего. Но беда в том, что это металлическое страшилище не только пугает. Оно умеет убивать, и убьет любого человека не нашей расы, который отважится проникнуть на склад.

— Как же быть? — спросил Оладан.

— Я вижу только один способ, — вздохнув, сказал Ринал. — Надо сразиться со зверь-машиной. И уничтожить ее.

— Ясно, — улыбнулся Хокмун. — Похоже, я попал из огня да в полымя.

Ринал протестующе поднял руку.

— Нет. Мы не настаиваем. Если считаете, что ваша жизнь слишком дорога, чтобы рисковать ею ради нас, — ступайте своей дорогой.

— Уехать, зная, что Сориандум будет разрушен, что ваша раса вымрет, а Темная Империя зальет кровью весь Восток? Никогда! Моя жизнь принадлежит вам, и я сделаю все, что могу, хотя, боюсь, без оружия от меня мало проку.

По мановению руки Ринала один призрак выплыл из комнаты и вскоре вернулся с иззубренным в битвах мечом Хокмуна и оружием Оладана: луком, колчаном со стрелами и мечом.

— Выкрасть ваше оружие было проще простого, — улыбнулся Ринал. — Но у нас найдется кое-что еще. — Он вручил Хокмуну крошечное устройство, разрушившее его оковы.

— Эта вещица способна сломать любой замок. Надо только нацелить ее. С ее помощью вы попадете в главное хранилище, где механический зверь стережет машины Сориандума.

— Какая из этих машин нужна вам? — спросил Оладан.

— Она невелика, примерно с человеческую голову. Это нечто вроде восьмигранного кристалла на ониксовой подставке. Вы без труда узнаете ее по радужной окраске. Там два таких устройства. Если удастся, принесите оба.

— А как они действуют? — поинтересовался Хокмун.

— Вернетесь — увидите.

— Если вернемся, — уныло произнес Оладан.

Глава 4МЕХАНИЧЕСКИЙ ЗВЕРЬ

Подкрепив силы едой и вином, которые призраки украли у воинов д'Аверка, Хокмун и Оладан собрались в дорогу.

Двое жителей Сориандума вынесли их за окно и бережно опустили на землю.

— Быть может, вас защитит Рунный Посох, — прошептал один из них Хокмуну на ухо. — Говорят, вы служите ему.

Хокмун повернулся, чтобы посмотреть, кто говорит, но призраки уже исчезли. Герцог Кельнский нахмурился: он уже слышал однажды, что служит Рунному Посоху. Сам он так не считал.

Углубясь в холмы на несколько миль, Хокмун остановился и огляделся в поисках ориентира — гигантской пирамиды из гранитных блоков, много веков назад сложенной предками нынешних обитателей города Сориандума. Вскоре он увидел ее. В лунном свете древний камень блестел как серебро.

— Теперь — на север, — сказал молодой герцог. — Ищем холм, из которого брали этот гранит.

Через полчаса они отыскали нужный холм, словно рассеченный огромным мечом какого-то великана. Но трава, которой зарос карьер, делала его похожим на обычный овраг.

По упругому дерну Хокмун и Оладан подошли к зарослям кустарника на дне оврага, Раздвинув кусты, они обнаружили узкое отверстие потайного хода. Этот ход привел их в просторную пещеру. Оладан зажег принесенный с собою факел, и мерцающее пламя осветило большой квадратный зал со сводчатым потолком, безусловно, созданный руками человека.

Помня наставления Ринала, Хокмун подошел к противоположной стене и отыскал на ней незнакомые письмена, а чуть ниже — крошечное отверстие.

Достав из-за пазухи маленький инструмент — подарок жителей Сориандума — Хокмун направил его на отверстие. Нажав на рукоятку, он ощутил легкое Покалывание в ладони. Скала перед ним задрожала, от сильного порыва невесть откуда взявшегося ветра заколебалось и едва не погасло пламя факела. Стена засветилась, стала прозрачной и вскоре исчезла.

С мечами в руках Хокмун и Оладан медленно двинулись по широкому туннелю, где от стен, как от расплавленного стекла, исходило зеленоватое свечение.

Еще одна стена, с красным светящимся пятном посередине, преградила им путь. Хокмун прицелился в пятно, и снова — порыв ветра, на этот раз такой силы, что люди с трудом устояли на ногах. Стена засветилась — сначала молочно-белым, затем голубым — и пропала.

Они вошли в туннель, пронизанный голубыми лучами. И снова на их пути оказалась стена, на этот раз черная. Потом — туннель, выложенный желтыми каменными плитами, и белая стена, за которой находилось хранилище машин, а в нем — сторож-убийца.

Возле белой стены Хокмун остановился.

— Надо действовать быстро и с умом, — сказал он Оладану. — Как только это создание услышит нас, оно включится…

Он замолк — из-за стены доносилось приглушенное лязганье и топот. Затем она содрогнулась от удара чудовищной силы.

— Может быть, не следует спешить? — спросил Оладан, с опаской глядя на стену. — Что толку, если мы здесь погибнем?

Но Хокмун уже сдавил рукоятку инструмента, и в туннеле загудел холодный ветер. За стеной раздался жуткий вой, полный боли и изумления. Стена порозовела, пропала, и Хокмун и Оладан увидели зверь-машину.

Механическое чудовище не двигалось — по-видимому, его ошеломило внезапное исчезновение стены. Оно было огромно и все покрыто блестящей разноцветной чешуей; из спины торчали длинные шипы. Фигура механического зверя напоминала обезьянью: задние лапы — короткие, передние — длинные. Глаза — как у мухи, фасеточные, с радужным блеском, а пасть полна острых металлических зубов.

Позади механического зверя вдоль стен стояли машины. В центре хранилища Хокмун заметил устройства, описанные Риналом. Он молча показал на них Оладану и бросился к ним мимо чудовища.

Уловив движение, зверь очнулся. Завывая и источая зловоние, он вразвалку двинулся следом за людьми. Краешком глаза Хокмун заметил, что к нему тянется гигантская когтистая лапа. Он увернулся, опрокинув хрупкий механизм из стекла и металла.

Лапа мелькнула в дюйме от лица Хокмуна. Зверь снова попытался схватить его, но герцог Кельнский успел отскочить.

Внезапно в морду зверя ударила стрела, но ее острый наконечник даже не оцарапал ее. Взревев, механическое чудовище бросилось к Оладану, и тот не успел увернуться. Чудовище схватило его, оторвало от пола и подняло над разинутой пастью.

Хокмун закричал и ударил зверя мечом в низ живота. Тот фыркнул и отшвырнул пленника. Растянувшись на полу, Оладан не шевелился. «Оглушен? — мелькнула мысль у Хокмуна. — Или убит?»

Зверь снова направился к Хокмуну. Герцог отступал, пока не решился на тактический маневр: он пригнулся и неожиданно проскочил между ногами зверя. Когда тот, удивленный, начал поворачиваться, Хокмун повторил свой трюк.

Металлическое чудовище злобно фыркало и размахивало лапами, хватая пустоту. Потом оно подпрыгнуло, приземлилось с оглушительным лязгом и погналось за Хокмуном. Юркнув в тесный проход между машинами и стеной, герцог Кельнский подбирался к устройствам, за которыми пришел, а зверь могучими лапами крушил механизмы у него за спиной.

Одна из машин была похожа на оружие. Хокмун остановился возле колоколообразного раструба, торопливо потянул на себя рычаг, но машина отозвалась только тихим гулом.

А зверь уже навис над ним.

Герцог Кельнский приготовился защищаться. Он решил метнуть меч зверю в глаз — Ринал говорил, что механического сторожа убить нельзя, а можно только ослепить.

Внезапно зверь пошатнулся и хрюкнул. Он стоял напротив раструба — видимо, машина испускала невидимый луч, воздействующий на механизм зверя. Хокмун воспрянул духом, но ненадолго — зверь вскоре встряхнулся и медленно, неуверенно двинулся вперед. К нему постепенно возвращались силы.

Хокмун понял: если он сейчас же не расправится с чудовищем, другой возможности не представится. Пока оно медленно поворачивало голову, герцог Кельнский подпрыгнул, обхватил его руками за короткую, толстую шею, вскарабкался по чешуйчатой броне и уселся на плечи. Заревев, чудовище подняло гигантскую лапу, но Хокмун, не дожидаясь, пока зверь схватит его, наклонился вперед и рукояткой меча разбил оба глаза.

Завизжав, чудовище схватилось за глазницы. Молодой герцог спрыгнул и бросился к механизмам, за которыми его послали жители Сориандума. Он выдернул из-за пояса свернутый мешок и бережно опустил в него оба устройства.

Зверь носился по залу, размахивая лапами, круша все вокруг. Ослепнув, он не утратил своей чудовищной силы.

Проскользнув мимо него, Хокмун подбежал к Оладану, взвалил маленького горца на плечи и бросился к выходу. Механический зверь услышал его шаги и помчался вдогонку. Хокмун бежал что было сил, сердце билось так, что, казалось, вот-вот вырвется наружу.

Он пронесся по туннелю, пересек пещеру и протиснулся в спасительный узкий лаз. Здесь механический сторож был ему не страшен.

Выбравшись из подземелья и вдыхая свежий ночной воздух, Хокмун немного успокоился и уложил Оладана на траву. Зверочеловек дышал ровно — ребра, по-видимому, были целы. Зато на его лбу багровел огромный синяк, и Хокмун понял, почему его друг потерял сознание. Вскоре веки Оладана затрепетали. Тихо застонав, он открыл глаза.

— Оладан, ты цел? — с тревогой в голосе спросил Хокмун.

— Цел, только… голова ужасно болит. Где мы?

— Мы в безопасности. Ты сможешь встать? Надо вернуться в Сориандум, пока не рассвело.

Кряхтя, Оладан поднялся на ноги. Из пещеры доносились глухой рев и топот металлических ног. Зверь-машина искала своих врагов.

— Мы в безопасности? — переспросил Оладан, показывая на склон позади Хокмуна. — Надолго ли?

Хокмун обернулся. Скала начинала трескаться — это механический зверь пытался выбраться наружу.

— Тем более нужно спешить. — Хокмун подхватил мешок с добычей, и они бегом двинулись в сторону Сориандума.

Они не пробежали и полумили, когда позади с оглушительным грохотом раскололась скала и над холмами раздался жуткий вой.

— Зверь ослеп и вряд ли будет преследовать нас, — успокоил Оладана Хокмун. — А в Сориандуме, наверное, он и вовсе будет нам не страшен.

Они побежали быстрей и вскоре достигли окраины города.

С первыми лучами зари Хокмун и Оладан добрались до здания, где жили призраки.

Глава 5МАШИНА

Возле дома их встретили и быстро внесли внутрь трое призраков.

Над горизонтом уже багровел край солнца; в рассветных лучах, проникающих в окна, люди-призраки казались совершенно нереальными. Ринал, дрожа от нетерпения, вынул из мешка машины и подлетел к окну, чтобы рассмотреть их получше.

— Все в порядке, — пробормотал он. — Ну, теперь нам не страшны чужеземцы в масках — в любую минуту мы можем исчезнуть…

— Помнится, вы говорили, что вам нельзя покидать город, — сказал Оладан.

— Да. Но эти машины дадут нам возможность забрать город с собой.

Хокмун не успел его ни о чем спросить — с улицы донеслись крики и топот. Он подкрался к окну и осторожно выглянул наружу. Внизу стояли д'Аверк, оба его помощника и десятка два воинов, один из которых показывал на окна.

— Нас заметили! — хрипло произнес Хокмун. — Надо бежать. Их слишком много.

Ринал нахмурился.

— Если мы включим машину, то спасемся, но вы снова попадете в плен. Не знаю, что и делать.

— Включайте. С д'Аверком мы как-нибудь справимся.

— Мы не можем бросить вас! Если бы не вы, нам…

— Включайте машину! — снова крикнул Хокмун. Но Ринал колебался.

Под окном что-то негромко стукнуло в стену.

— Они ставят лестницы! Еще минута, и они будут здесь! Ринал, решайтесь!

— Решайся, Ринал! — тихо повторила женщина-призрак. — Если то, что мы слышали о герцоге, — правда, д'Аверк не причинит ему вреда. Во всяком случае, сейчас.

— О чем это вы? — подозрительно спросил Хокмун. — Откуда вы знаете?

— У нас есть друг, который приносит нам новости о том, что происходит в мире, — ответила женщина. — Он тоже служит Рунному Посоху…

— Воин в доспехах из золота и черного янтаря? — перебил Хокмун.

— Да. Он рассказывал о тебе…

— Герцог Дориан! — закричал Оладан, показывая на окно, за которым появилась голова в маске Вепря.

Выхватив меч из ножен, Хокмун бросился к окну и вонзил острие в щель между маской и латным воротником воина. Захлебываясь кровью, тот полетел вниз. Хокмун попытался столкнуть лестницу, но ее крепко держали внизу. Второго воина Оладан оглушил ударом по голове, но тот повис, держась за перекладину. Хокмун рубанул по пальцам в латных рукавицах, и Вепрь с воплем рухнул на землю.

— Включайте машину! — крикнул Хокмун в отчаянии. — Долго нам не продержаться!

Сзади раздался мелодичный звон, и у герцога Кельнского закружилась голова. Но он все же сумел сразить еще одного Вепря.

Затем все кругом задрожало и окрасилось в алый цвет. Воины внизу завопили от удивления или, скорее, от страха. Багровые развалины дрожали — казалось, город вот-вот рассыплется в прах. Наконец машина умолкла и Сориандум исчез. Хокмун медленно полетел на восток. В ушах, слабея, звучал голос Ринала:

— Сориандум не достанется нашим врагам. Вы спасли нас от верной гибели, и за это мы дарим вам вторую машину. Она может переместить в иное пространство-время большую территорию.

Хокмун опустился на каменистую землю, напоминавшую свежевспаханное поле. От города не осталось и следа. Где-то в стороне вопили гранбретанцы. Оглянувшись, Хокмун увидел то, что их так испугало.

Над толпой латников высилась зверь-машина. Вокруг нее валялись раздавленные и истерзанные тела. Потрясая мечом, д'Аверк гнал своих солдат в бой.

Металлические шипы на спине зверя сотрясались от яростного рева, челюсти щелкали, а длинные когти вспарывали доспехи и рвали плоть.

— Зверь сделает все, что нужно, — сказал Хокмун. — Смотри, Оладан, — наши кони!

Ярдах в трехстах стояли два напуганных скакуна. Через минуту Хокмун и Оладан вскочили на них и помчались прочь от механического чудовища, терзавшего Вепрей д'Аверка.

Снова двое отважных путешественников ехали к морю. В седельной сумке Хокмуна, бережно завернутый в лоскут материи, лежал подарок призраков.

По склонам холмов, покрытых жестким дерном, лошади шли гораздо быстрее, чем по песку пустыни. Вскоре путники достигли широкой долины реки Евфрат.

На берегу они сделали привал. Это место не годилось для переправы — река здесь была широка, а течение — слишком сильное. Ближайший брод, отмеченный на карте Хокмуна, находился на несколько миль южнее.

Устремив неподвижный взгляд вдаль, Хокмун сидел у реки, окрашенной закатным солнцем в алый цвет. Оладан, разжигавший костер, услышал его тяжкий вздох и поднял голову.

— Что тревожит тебя, герцог Дориан?

— Будущее, Оладан. Если д'Аверк не солгал, что Камарг осажден, фон Виллах убит, а граф Брасс ранен, то боюсь, барон Мелиадус сумеет выполнить свое обещание и оставит от Камарга только пепел и грязь.

— Рано горевать, герцог Дориан, — бодро сказал Оладан. — Просто д’Аверк хотел отравить вам последние часы жизни. Камарг наверняка еще держится. Помните, вы мне рассказывали о мужестве и доблести его защитников? Я уверен, что они выстоят. Вот увидите…

— Увижу ли? — глядя на темнеющий вдали берег, спросил Хокмун. — Увижу ли, Оладан? Я знаю: д'Аверк не лгал о других успехах гранбретанцев. Если Сицилия пала, то они наверняка уже вторглись в Итолию и Испанию. Ты понимаешь, что это значит?

— Признаюсь, я слаб в географии, — смущенно ответил Оладан.

— Это значит, что орды Темной Империи перерезали все пути в Камарг. И на суше, и на море. Теперь мало добраться до моря и найти корабль — надо еще пройти по Сицилийскому каналу, а там, должно быть, полным-полно гранбретанских судов.

— Если так, почему бы нам не выбрать другой путь? Например, тот, которым вы пробирались на Восток?

Хокмун нахмурился.

— Тогда я большую часть пути летел. Если возвращаться этой дорогой, уйдет вдвое больше времени. Да и гранбретанцы проникли в те края.

— Но земли, где они правят, можно обойти, — возразил Оладан. — На суше у нас будет хоть какой-то шанс, а в море мы обречены.

— Ты прав, — задумчиво произнес Хокмун. — Но нам придется пересечь Туркию, а это займет несколько недель. Потом надо будет переплыть Черное море — я слышал, там еще нет кораблей Темной Империи. Он сверился с картой. — Да, через Черное море в Румынию. Но чем ближе к Франции, тем опаснее будет наш путь. Там повсюду враги. И все же ты прав — так у нас будет больше шансов. Пожалуй, надо убить двух гранбретанцев и надеть их маски. У нас перед ними есть одно преимущество: мы можем по лицу узнать друга или врага, а они — нет. Эх, знать бы нам их тайные языки — тогда бы мы где угодно могли путешествовать в чужих' доспехах и масках.

— Вы решили отправиться другим путем? — спросил Оладан.

— Да. Утром поедем на север.

Много долгих дней ехали они по берегу Евфрата и наконец пересекли сирийско-туркскую границу и остановились в тихом городке Бирачеке.

Хозяин постоялого двора явно заподозрил в них слуг Короля-Императора и сказал, что свободных мест нет ткнув пальцем в Черный Камень, Хокмун представился: «Я — герцог Дориан, заклятый враг Гранбретании, последний из герцогов Кельнских». Оказалось, что даже в этом далеком маленьком городке знают о нем, — в тот же миг перед путниками гостеприимно распахнулась дверь.

Позже они сидели в общей комнате и пили сладкое вино, беседуя с караванщиками. Караванщики были смуглые, с иссиня-черными шевелюрами и бородами, лоснящимися от масла. Одеждой им служили кожаные блузы шерстяные кильты ярких расцветок и шерстяные же накидки с узором из фиолетовых, красных и желтых геометрических фигур. Такие наряды, сказали они, носят только слуги Иенахана, богатого анкарского купца. Каждый из караванщиков был вооружен кривой саблей без ножен, но с богато украшенным эфесом и гравированным клинком.

Караван-баши Салим, человек с пронзительным» голубыми глазами и похожим на ястребиный клюв носом, перегнувшись через стол, тихо спросил у Хокмуна с Оладаном:

— Вы слыхали, что в Истамбул прибыли посланцы Темной Империи? Они подкупили алчного калифа и его приближенных, и те позволили расположиться в городе большому отряду воинов в масках.

Хокмун отрицательно покачал головой.

— Я плохо знаю, что творится в мире. Но я верю тебе. В обычаях гранбретанцев сначала покупать за золото, а потом отбирать силой.

Салим кивнул.

— И мне так кажется. Думаете, северные волки точат зубы, чтобы напасть на Туркию?

— Не только на Туркию — на весь мир. Даже на Амарик. Они мечтают покорить даже те страны, которые существуют разве что в сказках. Они хотят завоевать Коммуназию — хотя эту страну надо еще найти. Аравию и Восток они считают всего-навсего плацдармом.

— Но где они возьмут столько сил? — удивился Салим.

— Сил у них достаточно, — уверенно ответил Хокмун. — Кроме того, они безумны — а безумие делает их свирепыми, коварными и изобретательными. Я бывал в Лондре — столице Гранбретании. Ее архитектура напоминает дурной сон. Я видел Короля-Императора в Тронной Сфере с белой как молоко жидкостью. Это дряхлый старик со звонким голосом юноши. Я видел лаборатории ученых-чародеев, подаривших ему бессмертие. Этим лабораториям нет числа, в них полным-полно необыкновенных машин. Сами ученые не знают всего, на что способны их машины. Я беседовал кое с кем из знати, и я знаю их желания — тебе, человеку со здоровым рассудком, даже не вообразить, насколько они безумны. В них не осталось почти ничего человеческого, они равнодушны друг к другу и уж тем более к тем, кого считают «низшей расой» — то есть ко всем негранбретанцам. Они завоевывают страну за страной, оставляя на своем пути распятия с трупами мужчин, женщин, детей и даже животных…

— Полно, герцог Дориан! Вы преувеличиваете.

Пристально посмотрев Салиму в глаза, Хокмун медленно, с нажимом произнес:

— Ошибаешься, торговец. Невозможно преувеличить зло, творимое гранбретанцами.

Салим содрогнулся.

— Я… Я вам верю, — пробормотал он, помрачнев. — Правда, верить не хочется. Как же нашей маленькой Туркии устоять против таких жестоких и могучих завоевателей?

Хокмун тяжело вздохнул.

— Я могу посоветовать только одно: не продавайтесь гранбретанцам, не пускайте их на вашу землю. Но убеждать вас в этом — напрасная трата слов. Люди алчны и не видят истины за блеском золота. Сопротивляйтесь — вот что я бы вам посоветовал. Встречайте беду, как подобает людям чести — отважным, гордым и мудрым людям. Но и это не выход — тех, кто бросает вызов Темной Империи, ждут пытки и казни. Их жены на глазах у них будут изнасилованы и растерзаны, а дети брошены в пламя, которое охватит целые города… Но вас ждет та же судьба, если вы не решитесь взять в руки оружие. Или хуже того — судьба рабов, готовых на любую подлость, лишь бы спасти свою шкуру. Я говорил о чести, и честь запрещает мне красивыми речами вдохновлять вас на благородную битву и геройскую смерть. Я ненавижу гранбретанцев и мечтаю всех их уничтожить; у меня есть могущественные союзники и удача, но все же я чувствую, что рано или поздно Король Хаон мне отомстит. Тем, у кого есть мужество и кто готов бороться, я бы посоветовал действовать хитростью. Хитрость, мой друг, — это единственное наше оружие.

— То есть, делать вид, что ты на их стороне? — задумчиво спросил Салим.

— Да. Я поступил так и, как видишь, жив и пока на свободе.

— Я запомню ваши слова, герцог.

— Запомни еще вот что: решив сделать вид, что заключил сделку с совестью, ты уже заключил эту сделку. Нередко ложь становится правдой задолго до того, как ты это осознал.

Салим пригладил бороду.

— Я понял. — Он окинул взглядом комнату, освещенную факелами. Казалось, тени в углах таят опасность. — Хотелось бы знать, когда придет наша очередь… Ведь под ними, почитай, вся Европа…

— Ты слышал что-нибудь о провинции Камарг?

— Камарг? Да, слышал. Страна рогатых оборотней и могучих полулюдей, которая не поддается Темной Империи. Ее властелин — Медный Граф, металлический великан…

Хокмун улыбнулся.

— Почти все, что ты говоришь, — вымысел. Граф Брасс — человек из плоти и крови, а чудовищ в Камарге совсем немного. Правда, там есть болотные быки и рогатые лошади. А больше ты ничего не знаешь? Живы ли граф Брасс, его дочь Исольда и его помощник фон Виллах?

— Говорят, граф и фон Виллах погибли. О девушке я ничего не слыхал, но Камарг вроде бы устоял.

Хокмун потер Черный Камень.

— Не могу поверить, что без графа Камарг способен выстоять. Вряд ли это правда.

— За что купил, за то и продаю, — с улыбкой сказал Салим. — Мы, торговцы, хорошо разбираемся только в местных делах, но о том, что творится на западе, знаем только понаслышке. Сами-то вы из Камарга?

— Да, это моя вторая родина, — хмуро кивнул Хокмун. — Если только ее еще не уничтожили…

Оладан положил ему на плечо ладонь.

— Не горюйте, герцог Дориан. Вы же сами сказали, что это вряд ли похоже на правду. Рано падать духом, надо сначала добраться до Камарга.

Хокмун попытался выбросить из головы тоскливые мысли. Он заказал еще вина, отварной баранины и свежеиспеченного хлеба. Но как он ни бодрился, его не покидал страх за тех, кого он любил, и за красивую болотистую страну, уже превращенную, быть может, в выжженную пустыню.

Глава 6КОРАБЛЬ БЕЗУМНОГО БОГА

С караваном Салима Хокмун и Оладан вскоре добрались до Анкары, а оттуда они направились в Зонгулак — город на берегу Черного моря. В порту им удалось (не без помощи хозяина Салима, снабдившего их необходимыми документами) договориться с капитаном корабля, который собирался идти в город Симферополь. «Улыбающаяся девушка» оказалась не бог весть какой красавицей, с нижних палуб несло гнилью, капитан и команда были похожи на оборванцев, а наполненная ядовитыми испарениями каюта стоила безумно дорого. Но Хокмуна и Оладана все это ничуть не огорчало, поскольку другие суда к берегам Крыма из Зонгулака не ходили.

Капитан Маусо — человек с вислыми жирными усами и бегающими глазками — не внушал доверия, равно как и его помощник, не выпускавший из волосатой лапы бутылку крепкого вина. Но Хокмун рассудил, что едва ли на такое корыто, как «Улыбающаяся девушка», польстятся пираты или гранбретанцы. Незадолго до отплытия Оладан и Хокмун поднялись на борт.

Утром, в прилив, «Улыбающаяся девушка» медленно отошла от причала. Вскоре латанные-перелатанные паруса наполнились ветром, мачты угрожающе заскрипели и корабль лениво двинулся под холодным, пасмурным небом в направлении норд-норд-ост.

Плотный туман приглушал звуки; вскоре в нем растаяли очертания пристани. Кутаясь в плащ, Хокмун стоял на полубаке и смотрел на исчезающий вдали Зонгулак.

На лицо герцога упали первые крупные капли дождя. Оладан поднялся на палубу и направился к другу, переступая через канаты.

— Герцог Дориан, я немного прибрал в каюте. Но от вони не избавиться — она просачивается сквозь щели. И крыс вряд ли удастся разогнать — больно уж они наглые и жирные.

— Ничего, вытерпим, — уверенно сказал Хокмун. — Бывало хуже. Да и плыть нам всего два дня. — Он посмотрел на помощника капитана, который, шатаясь, вышел из рулевой рубки. — Хотя, конечно, я бы предпочел, чтобы наши морские волки были чуть понадежнее. Если капитан так и будет валяться на койке, а помощник пьянствовать, нам самим придется командовать на этой посудине.

Весь день убогий корабль как щепку носило по волнам. Ветер крепчал, угрожая превратиться в шторм. Время от времени капитан, оступаясь, выходил на палубу и приказывал сменить паруса, подгоняя матросов пинками и проклятьями. Хокмуну и Оладану его распоряжения казались совершенно бессмысленными.

Вечером Хокмун поднялся к капитану на мостик.

— Добрый вечер, сударь, — вытирая рукавом длинный нос, приветствовал его Маусо. — Надеюсь, вас не слишком утомило путешествие?

— Благодарю, все в порядке. Много мы уже прошли?

— Порядочно, сударь. — Шкипер отвернулся, чтобы не смотреть Хокмуну в глаза. — Хотите, я распоряжусь, чтобы вам приготовили ужин?

— Да.

На палубу из-под мостика, мурлыкая что-то себе под нос, вышел помощник капитана. Он едва держался на ногах.

Внезапно корабль накренился от сильного порыва ветра. Хокмун вцепился в поручни, чувствуя, как они затрещали под его весом. Капитан, похоже, не заметил, что его судно едва не опрокинулось, а помощник лежал ничком на палубе, выронив бутылку, и постепенно съезжал к борту.

— Надо бы ему помочь, — сказал Хокмун.

Маусо рассмеялся.

— Ничего с ним не сделается. Пьяному море по колено.

Через минуту помощника прижало к фальшборту. Голова и плечи свесились над морем. Хокмун бросился по трапу на палубу и оттащил бесчувственное тело, от борта. И вовремя: корабль снова сильно накренился, и соленая волна лизнула палубу.

Хокмун посмотрел на спасенного им человека. Помощник капитана лежал на спине, закрыв глаза, и шевелил губами, еле слышно напевая.

— Вы правы, капитан, — пьяному море по колено, — усмехнулся герцог Кельнский.

Внезапно за бортом, на гребне волны, что-то мелькнуло. Хокмун выпрямился.

— Капитан, вы видели? — крикнул он, подходя к борту и всматриваясь в темные волны.

— Кажется, плот, — отозвался Маусо.

Через несколько мгновений Хокмун снова увидел плот, на сей раз ближе. Он был совсем маленьким. На нем лежали трое людей.

— Похоже, их корабль затонул, — небрежно заметил Маусо. — Бедняги. Впрочем, нас это не касается.

— Надо их спасти, — сказал Хокмун.

— В сумерках-то? Ничего не выйдет. Только время зря потеряем. А мне надо успеть в Симферополь — забрать груз, пока меня кто-нибудь не опередил.

— Надо их спасти, — решительно повторил Хокмун. — Оладан, веревку!

Зверочеловек поспешно притащил из рулевой рубки бухту каната. Плот был еще виден, люди лежали ничком, вцепившись в его края. Время от времени они исчезали за высоким валом воды, но появлялись снова. С каждым мгновением расстояние между плотом и кораблем увеличивалось.

Обвязав один конец каната вокруг мачты, а другой — вокруг талии, Хокмун снял плащ и меч и бросился в море.

И тотчас понял, как сильно он рискует. Плыть среди огромных волн было очень трудно. Любая из них могла ударить его о борт корабля, и, оглушенный, он сразу захлебнулся бы. Но он упорно боролся с волнами, не теряя из виду плот и стараясь, чтобы вода не попадала в рот и глаза. Трое несчастных увидели корабль и, вскочив, закричали и замахали руками. Плывущего к ним Хокмуна они не замечали.

— Держитесь! — закричал Хокмун. Собрав последние силы, он поплыл быстрее и вскоре добрался до плота, который швыряло как скорлупку.

Ухватившись за край, он увидел, что двое дерутся не на жизнь, а на смерть, а третий сидит и смотрит на них.

Еще Хокмун увидел маски с кабаньими бивнями. На плоту находились гранбретанцы — воины ордена Вепря.

В тот миг Хокмун едва не поддался искушению бросить их на произвол судьбы. Но тотчас одумался — подобный поступок был бы достоин только гранбретанца. Сначала он должен их спасти, а уж потом решать, как с ними быть.

Он крикнул дерущимся; «Прекратите!» Но его не услышали. Вепри кряхтели и ругались, пытаясь столкнуть друг друга с плота, и у Хокмуна мелькнула мысль, что у них помутился рассудок.

Он попытался забраться на плот, но не смог — мешал канат. Сидящий поднял голову и небрежно помахал ему рукой.

— Помоги мне, — прохрипел Хокмун. — Иначе я не смогу помочь тебе.

Человек встал и осторожно двинулся к нему, но наткнулся на дерущихся. Пожав плечами, он схватил их за шеи и, выждав, когда плот накренится, столкнул в море.

— Хокмун, дружище! — раздался из-под маски Вепря знакомый голос. — До чего же я рад вас видеть! Вы просили помочь — и я помог, сбросил лишний груз…

Хокмун попытался схватить одного из тонущих, но не дотянулся. Он завороженно смотрел, как Вепри, облаченные в тяжелые доспехи и маски, с жуткой медлительностью исчезают под водой.

Потом он перевел взгляд на уцелевшего гранбретанца, который протягивал ему руку.

— Д'Аверк, вы утопили своих друзей! Мне кажется, будет справедливо, если вы разделите их судьбу.

— Друзей? Что вы, мой дорогой герцог! Это всего-навсего слуги. — Плот подскочил на волне, и д'Аверк испуганно присел. — Они были верными слугами, но и занудами, каких поискать, — продолжал француз как ни в чем ни бывало. — А занудства я не переношу. Позвольте, я помогу вам подняться. Мое суденышко невелико, но все же…

С помощью д'Аверка Хокмун вскарабкался на плот. Повернувшись к кораблю, едва различимому в полумраке, он помахал рукой. Канат тотчас натянулся — значит, Оладан заметил сигнал.

— Это просто счастье, что вы проходили мимо, — хладнокровно заметил д'Аверк, пока плот медленно подтягивали к кораблю. — Я уж, признаться, считал себя покойником и простился с надеждой осуществить мои великие замыслы. И тут, откуда ни возьмись, наш благородный герцог Кельнский на своем замечательном корабле. Гора с горой не сходится, а человек…

— Вы правы, но если не прикусите язык, то отправитесь следом за верными слугами, или кто они вам, — прорычал Хокмун. — Ну-ка, держите канат!

Плот погрузился в волну и ударился о полусгнивший борт «Улыбающейся девушки». Сверху сбросили веревочный трап. Хокмун поднялся по нему и перевалился через борт.

Пока он переводил дух, сидя на палубе, над фальшбортом появилась голова спасенного. Увидев ее, Оладан с проклятьем выхватил меч.

— Он наш пленник, и нужен живым! — остановил Хокмун друга. — Если мы попадем в ловушку, он нам пригодится.

— Как это мудро! — восхищенно сказал д'Аверк и закашлялся. — Прошу прощения — тяготы, выпавшие на мою долю, изнурили меня. Боюсь, сейчас вам от меня мало проку. Но если я переоденусь, выпью горячего грога и проведу ночь в постели…

— Скажите спасибо, если мы позволим вам гнить в трюме, — проворчал Хокмун. — Оладан, отведи его в нашу каюту.

В крошечной каюте, в тусклом свете подвешенного к потолку фонаря, Хокмун и Оладан смотрели, как д'Аверк снимает маску, доспехи и мокрое платье.

— Как вы оказались на плоту? — спросил Хокмун, пока француз энергично растирался полотенцем.

Этот человек оставался для него загадкой. Его хладнокровие было достойно восхищения, и вообще, д’Аверк вызывал у Хокмуна симпатию — видимо, потому, что не скрывал честолюбивых замыслов, не желал оправдываться за свои преступления, даже за бессмысленное убийство слуг.

— О, это долгая история, мой дорогой друг. Оставив солдат разбираться со слепым чудовищем, которое вы на нас натравили, мы с Экардо и Петером удалились в горы. Вскоре прилетел орнитоптер — помните, я послал за ним, чтобы доставить вас к Королю-Императору, — и стал кружить над тем местом, где только что стоял Сориандум… Пилота явно удивило исчезновение целого города, да и нас, признаться, тоже… Надеюсь, когда-нибудь вы мне объясните, в чем тут дело. Так вот, мы сразу поняли, что попали в затруднительное положение… У вас найдется что-нибудь перекусить? — спросил вдруг француз.

— Кок готовит ужин, — ответил Оладан. — Продолжайте…

— Поскольку находились в пустынном краю, а лошадьми не располагали. Кроме того, мы не смогли захватить вас. К счастью, об этом знал только пилот орнитоптера…

— И вы убили его? — спросил Хокмун.

— Увы. Но это было необходимо. Потом мы забрались в машину в надежде добраться до ближайшего города.

— И не справились с управлением?

Д'Аверк улыбнулся.

— Вы угадали, герцог. Из меня неважный пилот. Я поднял машину в воздух, но вскоре эта шельма закапризничала и занесла нас… один Рунный Посох знает куда. Признаюсь, я изрядно струхнул. Эта чертовка металась из стороны в сторону и в конце концов полетела вниз, и я с трудом посадил ее на песок у берега реки. К счастью, мы отделались легкими ушибами. Потом Экардо и Петер закатили истерику, разругались друг с другом — в общем, забыли всякие приличия. Даже меня перестали слушаться. Но все же они помогли мне соорудить плот — мы решили спуститься по реке к ближайшему городу…

— Этот самый плот? — спросил Хокмун.

— Совершенно верно.

— Как же вы попали в море?

— Отливы, мой дорогой друг, — небрежно махнув рукой, ответил д'Аверк. — Течения. Я ведь не знал, что мы находимся возле самого устья реки. Течение подхватило нас и мигом вынесло в открытое море. На этом плоту… На этом проклятом плоту мы провели несколько дней, и все это время Петер и Экардо ныли, обвиняя друг друга в нашем бедственном положении, тогда как упрекать им следовало меня. О, я просто не нахожу слов, насколько тяжелым было это испытание.

— И поделом вам! — проворчал Хокмун.

Раздался стук в дверь. Оладан впустил в каюту неряшливого кока с подносом, на котором стояли три миски с подозрительно пахнущим серым тушеным мясом.

Хокмун забрал у него поднос и дал д'Аверку миску и ложку. После недолгих колебаний француз принялись за еду. Съев все до последней крошки, он поставил миску на поднос и сказал:

— Восхитительно. Для корабельной кухни совсем неплохо.

Хокмун, которого от этой стряпни затошнило, протянул французу свою миску, и Оладан последовал его примеру. Но д'Аверк вежливо отказался:

— Благодарю вас. Во всем надо знать меру.

Хокмун незаметно улыбнулся, снова восхитившись его хладнокровием. Только острый голод мог заставить д'Аверка есть такую гадость, но при этом француз ухитрился не потерять достоинства.

Д'Аверк потянулся, напружинив мускулы, совершенно не соответствовавшие его показной немощи.

— Господа, прошу меня простить, — зевая, сказал он. — Мне необходимо выспаться.

— Могу предложить вам свою постель. — Хокмун показал на узкую койку, не упомянув, что в ней гнездятся полчища клопов. — А я одолжу гамак у капитана.

— Огромное вам спасибо, — сказал д'Аверк, и Хокмун удивился серьезности его тона.

— За что?

Д'Аверк закашлялся, а потом поднял глаза и произнес прежним насмешливым тоном:

— Как за что, мой дорогой герцог? За то, что спасли мне жизнь.

К утру шторм утих. Море еще волновалось, но намного меньше, чем накануне.

Хокмун и д'Аверк встретились на палубе. Француз вышел из каюты в куртке и зеленых бархатных штанах, но без доспехов. Он поклонился Хокмуну.

— Как спалось? — поинтересовался герцог Кельнский.

— Превосходно, — усмехнулся д'Аверк, и Хокмун понял, что ему здорово досталось от клопов.

— Вечером будем в порту, — сказал Хокмун. — Вы — мой пленник, или заложник, как вам больше нравится.

— Заложник? Думаете, Темной Империи небезразлично, жив я или мертв?

— Увидим. — Хокмун потер Черный Камень. — Но предупреждаю: если попытаетесь бежать, я вас убью. Убью, не моргнув глазом — так же, как вы прикончили своих людей.

Д'Аверк откашлялся в носовой платок и торжественно произнес:

— Вы спасли мне жизнь, и она принадлежит вам. Можете забрать ее, когда пожелаете.

Хокмун нахмурился. Д'Аверк был слишком хитер, и герцог подумал, что, пожалуй, напрасно спас его. Хлопот с ним, похоже, не оберешься, а будет ли выгода — еще не известно.

К ним подбежал встревоженный Оладан.

— Герцог Дориан! — тяжело дыша после бега, он протянул руку. — Парус! Движется нам навстречу!

— Ну и что? — улыбнулся Хокмун. — Для пиратов мы не добыча.

Но через несколько секунд он заметил волнение среди экипажа и схватил за руку ковылявшего мимо капитана.

— В чем дело, капитан Маусо?

— Беда, сударь! — прохрипел шкипер. — Большая беда. Разве вы не видите парус?

Хокмун всмотрелся в очертания чужого корабля. Он заметил эмблему на черном парусе, но разглядеть ее не смог.

— Не станут они с нами связываться, — сказал он. — Вы говорили, на борту нет груза. Зачем им рисковать ради пустого корыта?

— Им все равно, есть у нас груз или нет. Они, как киты-убийцы, нападают на всех без разбора. Им бы только кровь пустить, а грабеж — дело десятое…

— Кто они? — спросил д'Аверк. — Похоже, это не гранбретанцы.

— Как раз гранбретанцы-то и не тронули бы нас, — с дрожью в голосе произнес Маусо. Это московиты из секты Безумного Бога. Они уже несколько месяцев рыскают в этих местах.

— Они определенно собираются напасть, — без тени страха заметил д'Аверк. — Герцог Дориан, с вашего позволения я спущусь за своим оружием и доспехами.

— Я тоже возьму оружие, — сказал Оладан. — И вам принесу меч.

— Драться бесполезно! — выкрикнул помощник капитана, размахивая бутылкой. — Лучше сразу броситься в море.

— Он прав, — кивнул капитан Маусо, провожая взглядом д'Аверка и Оладана. — Их слишком много. Нас разорвут на куски, а если захватят в плен, будут долго пытать.

Хокмун обернулся, услышав всплеск. Помощник капитана исчез — видимо, у этого человека слово не расходилось с делом. Герцог Кельнский бросился к борту и всмотрелся в темную воду, но ничего не увидел.

— Он поступил мудро, — вздохнул шкипер. — Не пытайтесь его спасти, лучше прыгайте следом.

Корабль московитов быстро приближался к «Улыбающейся девушке». На его черном парусе алели два огромных крыла и между ними — звериная морда с разинутой в диком беззвучном хохоте пастью. На людях, толпившихся на палубе, не было ничего, кроме поясов и металлических ошейников. Над водой разносились странные звуки. Хокмун разобрал их не сразу — лишь посмотрев еще раз на парус, он понял, что слышит дикий безумный хохот — должно быть, так хохочут грешники в аду.

— Корабль Безумного Бога, — глухо произнес капитан Маусо, и на его глазах выступили слезы. — Мы пропали!

Глава 7КОЛЬЦО

Хокмун, Оладан и д'Аверк плечом к плечу стояли у борта. К противоположному борту жалась охваченная паникой команда «Улыбающейся девушки».

Чужой корабль уже нависал над ними. Глядя на дико выпученные глаза голых матросов, Хокмун подумал, что одолеть такую толпу безумцев вряд ли удастся.

В прогнивший борт «Улыбающейся девушки» впились абордажные крючья. Трое ее защитников бросились рубить канаты.

— Заставьте людей подняться на мачты! — крикнул Хокмун капитану. — Разверните корабль!

Перепуганные матросы не шевелились.

— Наверху безопаснее! — бросил Хокмун. Матросы полезли на ванты, но к парусам не прикасались.

Уговаривать их не было времени — через борт вражеского корабля уже лезли, оглушительно хохоча, сумасшедшие матросы.

Один из них прыгнул на Хокмуна, занес над головой герцога Клинок — и встретил грудью острие меча. Но еще до того, как труп упал в узкую щель между кораблями, на палубу «Улыбающейся девушки» посыпались обнаженные тела. Они, как обезьяны, перепрыгивали с палубы на палубу, перелезали по абордажным канатам, перелетали на свисающих с мачты веревках.

Трое защитников корабля кололи и рубили без устали, и вскоре все вокруг казалось им кроваво-красным. Но московиты только усиливали натиск, оттесняя противников от борта. Они сражались неумело, но отчаянно, видимо, ни в грош не ставя свою жизнь.

Вскоре Хокмун потерял д'Аверка с Оладаном из виду. Он не знал, живы они или убиты, но крепко сжимал меч, раз за разом описывая им длинную смертоносную дугу. Герцог был с ног до головы залит кровью; только его голубые глаза сверкали из-под забрала.

Адский смех не утихал ни на минуту, даже погибая, нагие воины хохотали. Беззвучно смеялись их головы, слетая с плеч.

Хокмун понимал, что рано или поздно он не выдержит такого напора. У него дрожали колени, меч казался свинцовым. Прижавшись спиной к стене рубки, он снова и снова останавливал ощетинившиеся саблями людские волны, которым, казалось, не будет конца.

Удар — и падает обезглавленное тело. Удар — и отлетает отрубленная рука. Но с каждым взмахом меча силы Хокмуна таяли.

Отражая два удара, направленные на него одновременно, он упал на колени, и люди Безумного Бога захохотали громче. Торжествуя, они бросились вперед, спеша прикончить ослабевшего противника.

Собрав последние силы, Хокмун рванулся, схватил и выкрутил запястье одного из нападающих, заставив его выпустить саблю. Теперь у него было два клинка; чужим он колол, а своим рубил. Расшвыряв врагов, он поднялся на ноги, отбросил кого-то пинком ноги и быстро сбежал по трапу на мостик. Голые безумцы карабкались по ступенькам следом за ним.

Он увидел на вантах Оладана и д'Аверка — им пока удавалось сдерживать натиск московитов. Он посмотрел на корабль Безумного Бога. Его еще соединяли с «Улыбающейся девушкой» абордажные крючья, но на палубе никого не было — все матросы перебрались на торговое судно. В мозгу у Хокмуна забрезжила спасительная мысль.

Он круто повернулся, бросился к противоположному краю мостика и, перегнувшись через леера, схватил свисающий с салинга канат.

— Оладан! Д'Аверк! — закричал он. — Быстро — делайте, как я!

Увидев его, д'Аверк и Оладан забрались на нок-рею и осторожно двинулись к ее краю. Воины Безумного Бога ринулись вверх, густо облепив ванты.

Тем временем щель между кораблями стала увеличиваться.

Д'Аверк прыгнул первым и угодил в путаницу снастей под черным парусом. Ухватившись одной рукой за канат, он раскачивался над палубой, рискуя сорваться и разбиться насмерть.

Оладан не прыгнул, а, последовав примеру Хокмуна, перелетел на свисающем с мачты канате. Но силы оставили его: выпустив канат из рук, он растянулся на палубе и остался лежать неподвижно.

Несколько хохочущих безумцев помчались вдогонку за врагами, и некоторым из них удалось перебраться на палубу своего корабля. Они дружно набросились на Хокмуна, по-видимому, сочтя Оладана мертвым.

Герцог Кельнский едва успевал отражать сыплющиеся градом удары. Вскоре лезвие сабли рассекло ему руку, другая сабля сквозь прорезь в забрале ужалила в лицо. Но тут неожиданно подоспела помощь: кто-то спрыгнул с мачты в гущу обнаженных маньяков, хохоча так же безумно, как и они.

Это был д'Аверк в маске кабана и доспехах, забрызганных вражеской кровью. А с тыла на воинов Безумного Бога с боевым кличем горцев обрушился Оладан.

Через несколько минут на палубе не осталось живых московитов. Последние безумцы со смехом прыгали в воду с «Улыбающейся девушки» и пытались вплавь добраться до своего корабля.

Хокмун посмотрел на торговое судно. Большая часть экипажа каким-то чудом уцелела — в последний момент матросы залезли на бизань-мачту.

Д'Аверк бросился к штурвалу. Корабль Безумного Бога стал разворачиваться, обрывая абордажные канаты и удаляясь от барахтающихся в воде московитов.

— Отлично, — сказал Оладан, тяжело дыша. Сунув меч в ножны, он осмотрел свои раны. — Похоже, мы легко отделались. К тому же, добыли неплохой корабль.

Д'Аверк умело разворачивал судно, направляя его на север. Вскоре черный парус наполнился ветром и корабль понесся по волнам, оставив за кормой тонущих безумцев. Даже захлебываясь и уходя на дно, они продолжали хохотать.

Хокмун и Оладан помогли д'Аверку закрепить штурвал и занялись осмотром судна. Трюмы его ломились от сокровищ, награбленных, по-видимому, на десятках мирных кораблей. Но кроме сокровищ там были кучи всякого хлама: сломанное оружие, негодные плотницкие инструменты, рваное тряпье. Повсюду валялись полуразложившиеся трупы, некоторые — с отрубленными конечностями.

Новые владельцы решили первым делом избавиться от трупов. Завернутые в тряпье, мертвецы летели за борт; туда же отправлялись и мешки с конечностями. Эта неприятная работа заняла много времени, потому что некоторых покойников приходилось выкапывать из-под беспорядочно сваленных в трюмы вещей.

Внезапно Оладан застыл на месте, устремив взгляд на высохшую кисть человеческой руки. Нерешительно подняв ее, он рассмотрел кольцо на мизинце и позвал Хокмуна:

— Герцог Дориан!

— Что это? Не надо снимать. Выброси.

— Нет, вы посмотрите, какой странный узор…

Хокмун неохотно подошел — и, узнав кольцо, закричал:

— Нет! Не может быть!

Это было кольцо Исольды. Граф Брасс надел его на палец дочери в день ее помолвки с Хокмуном.

Потрясенный, Хокмун взял у маленького горца высохшую кисть.

— Что с вами? — прошептал Оладан.

— Это ее рука. Исольды.

— Но как она оказалась здесь, в сотнях миль от Камарга? Нет, герцог Дориан, это невозможно.

— Это ее кольцо. — У Хокмуна вдруг отлегло от сердца. — Но рука — чужая. Видишь, кольцо едва налезло на мизинец? А граф Брасс надевал его Исольде на средний палец, и то оно оказалось велико… Это рука вора. — Он снял кольцо с пальца и отшвырнул кисть. — Наверное, он побывал в Камарге и украл там кольцо. Как иначе это объяснить?

— Может быть, она отправилась искать вас? — предположил Оладан.

— Чтобы она сделала такую глупость? Впрочем, все может быть. Но если так, где ее искать?

Оладан не успел ответить — наверху послышалось тихое хихиканье. Все трое подняли головы. Сверху на них глядели безумные глаза.

Одному московиту удалось-таки вскарабкаться на борт корабля. Теперь он стоял над люком, приготовившись к прыжку.

Хокмун едва успел выхватить меч, чтобы отразить удар безумца. Сталь зазвенела о сталь.

Оладан и д'Аверк бросились герцогу на помощь. Но тот закричал:

— Живым! Он нужен мне живым!

Пока Хокмун сражался с обнаженным воином, д'Аверк и Оладан убрали мечи в ножны и напали на московита сзади. Дважды он вырывался, но затем его повалили на пол и крепко связали. Вскоре он успокоился, только продолжал хихикать с пеной вокруг рта, тупо глядя в потолок.

— Какая нам от него польза? — вежливо поинтересовался д'Аверк. — Почему бы не перерезать ему глотку?

— Я только что нашел вот это кольцо, — сказал Хокмун. — Оно принадлежало Исольде, дочери графа Брасса. Я хочу знать, как оно сюда попало.

— Странно. — Д'Аверк нахмурился. — Я полагал, девушка по-прежнему в Камарге — ухаживает за раненым отцом.

— Так он все-таки ранен?

Д'Аверк улыбнулся.

— Да. Но Камарг еще не покорен. В тот раз я просто хотел вас огорчить. Не знаю, насколько тяжело ранен граф, но точно знаю, что он жив. Его советник Богенталь командует войсками, выполняя распоряжения графа. Насколько мне известно, войска Темной Империи крепко там увязли.

— А об Исольде вы что-нибудь слышали? Она не покидала Камарга?

— Нет, — ответил д'Аверк и, нахмурясь, добавил: — Хотя кое-что припоминаю… Да, в армии графа Брасса нашелся человек, которого нам удалось склонить к измене. Он должен был похитить девушку, но не сумел этого сделать.

— Откуда вам это известно?

— Тот человек, Жуан Зинага, исчез бесследно. Видимо, граф Брасс разоблачил его и казнил.

— Мне не верится, что Зинага — предатель. Я с ним немного знаком — кажется, он был капитаном конницы.

— Во втором сражении за Камарг он попал в плен, — улыбаясь, пояснил д'Аверк. — Он был немцем, а его семья находилась у нас…

— Вы его шантажировали!

— Насчет шантажа вы правы, хотя ваш покорный слуга тут совершенно ни при чем. Просто я слышал эту историю в Лондре, когда Король Хаон собрал полководцев и велел им доложить о своих успехах в Европейской кампании.

Хокмун нахмурился.

— А может быть, Зинага все-таки похитил Исольду, но на пути в Лондру его остановили люди Безумного Бога?

Д'Аверк отрицательно покачал головой.

— Московиты никогда не забирались в глубь южной Франции. Мы бы знали об этом.

— Но как кольцо Исольды оказалось здесь?

— Почему бы не спросить у этого джентльмена? — Д'Аверк кивнул на безумца, который уже почти затих.

— Думаете, он способен сказать хоть что-нибудь вразумительное? — с сомнением спросил Оладан.

— Надеюсь, боль прояснит ему мозги, — сказал д'Аверк.

— Вряд ли, — возразил Хокмун. — Эти люди ничего не боятся. Надо придумать что-нибудь другое. — Он с отвращением посмотрел на пленника. — Оставим его ненадолго — может, успокоится.

Они поднялись на палубу и закрыли крышку люка. Солнце уже садилось, вдали виднелся берег Крыма — черные зубцы скал на фоне багрового неба. По морской глади скользили меркнущие солнечные отблески. Попутный ветер нес корабль на север.

— По-моему, надо выправить курс, — сказал д'Аверк. — Похоже, мы слегка отклонились к северу.

Хокмун рассеянно кивнул. Сдвинув маску на затылок, француз уверенно взялся за штурвал.

— На ночь придется встать на якорь, — сказал Оладан. — А утром войдем в гавань.

Хокмун промолчал. В его воспаленном мозгу метались тревожные мысли. Усталость, накопившаяся за последние несколько суток, валила с ног, а страх за Исольду грозил свести с ума.

Той же ночью в свете фонарей, подвешенных к потолку трюма, они рассматривали лицо пленника.

Фонари покачивались, бросая тени на переборки и на кучи награбленного добра. Где-то возилась крыса, но никто не обращал на это внимания.

Опустившись на колени возле связанного человека, Хокмун дотронулся до лица пленника, и глаза его тотчас открылись. Во взгляде, которым пленник окинул каюту, больше не было безумия. Он казался слегка удивленным.

— Как тебя зовут? — спросил Хокмун.

— Кориантум из Керчи. Кто вы? И где я нахожусь?

— Тебе бы следовало это знать, — сказал Оладан. — Ты на своем корабле. Разве ты не помнишь, как вы напали на наше судно? Как мы сражались, а потом бежали, и ты гнался за нами вплавь?

— Я помню, как ставили парус, — недоуменно ответил Кориантум. — И все. — Он попытался сесть. — Почему я связан?

— Потому что ты опасен, — весело ответил д'Аверк. — Ты сошел с ума.

Кориантум рассмеялся — но то был смех совершенно нормального человека.

— Я сумасшедший? Что за чушь?!

Хокмун, Оладан и д'Аверк удивленно переглянулись. Пленник ничем не напоминал безумца, который недавно пытался их убить.

Внезапно Хокмуна осенило.

— А что еще ты помнишь? Самое последнее?

— Последнее? К нам обратился капитан.

— И что вам сказал?

— Предложил участвовать в обряде… Выпить какой-то особый напиток. Больше ничего не помню.

— Какой парус был на вашем корабле? — спросил Хокмун.

— Парус? А что?

— Было в нем что-нибудь особенное?

— Не помню. Кажется, обычный парус из темно-синей парусины.

— Ты плавал на торговых судах?

— Да.

— А на этом — первый раз?

— Верно.

— А когда ты нанялся на него?

Кориантум озадаченно нахмурился.

— Вчера вечером, кажется. В день Лошади по керченскому календарю.

— А по всеобщему?

Моряк наморщил лоб.

— Одиннадцатого числа третьего месяца.

— Три месяца назад, — заключил д'Аверк.

— Ну да? — Кориантум изумленно уставился на француза. — Три месяца? Как же это?

— Вас опоили, — объяснил Хокмун. — А потом сделали пиратами, и вы совершали гнусные преступления. Ты что-нибудь слыхал о культе Безумного Бога?

— Кое-что слыхал. Это где-то в Укрании. Вроде как они начали путешествовать. Говорят, даже в море выходят.

— А ты знаешь, что на этом судне — парус Безумного Бога? И несколько часов назад ты бесился и хохотал? Да ты погляди на себя… — Хокмун наклонился и перерезал веревки. — Посмотри, что у тебя на шее.

Кориантум из Керчи медленно поднялся, с изумлением разглядывая свое обнаженное тело, ощупал шею и коснулся обруча.

— Я… ничего не понимаю. Это шутка?

— Злая шутка, но мы тут ни при чем, — ответил Оладан. — Вас одурманили, а потом послали в море убивать и грабить мирных моряков. Наверное, на вашем судне только капитан оставался в здравом рассудке. А скорее всего, его здесь и не было. Куда вы должны были привести корабль, Кориантум? Вспомни еще хоть что-нибудь.

— Не помню.

— Я думаю, капитан рассчитывал попасть на корабль позднее и привести его в нужный порт, — заметил д'Аверк. — Должно быть, существуют и другие суда с экипажами из таких дураков, как наш приятель, и эти суда встречаются друг с другом.

— На борту наверняка есть большой запас зелья, которым опоили матросов, — сказал Оладан. — Команда, видимо, пила его регулярно. Да и Кориантум непременно «опохмелился» бы, не свяжи мы его.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Хокмун моряка.

— Ослаб… как будто из меня все жилы вытянули.

— Понятно, — кивнул Оладан. — Видать, дурман не только сводит с ума, но и убивает в конце концов. Как это ужасно! Нанять ни в чем не повинных людей, опоить их зельем, превратить в безумцев и убийц, а потом, когда они перемрут, забрать добычу! В жизни не слыхал ничего подобного. Я думал, Безумному Богу служат фанатики, но оказывается, среди них есть трезвый, холодный ум.

— Во всяком случае, на море, — сказал Хокмун. — Хотелось бы мне повстречаться с тем, кто все это придумал. Возможно, только он знает, какая связь между этим кораблем и Исольдой.

— Прежде, чем мы отправимся его искать, не мешало бы убрать парус, — посоветовал д'Аверк. — Течение все равно затянет нас в бухту, но прием будет не слишком радушен, если местные жители увидят нашу эмблему. И еще: надо придумать, что делать с этими сокровищами. Ведь мы теперь богачи.

— Д'Аверк, вы — мой пленник, не забывайте. Но вы правы: эти сокровища наши, поскольку их владельцы мертвы. Кое-что мы возьмем себе, а остальное отдадим какому-нибудь честному человеку, чтобы распределил между родственниками и близкими этих безумных моряков.

— А что потом? — спросил Оладан.

— Снова выйдем в море и будем ждать встречи с хозяином корабля.

— А вы уверены, что эта встреча состоится? Вдруг он узнает, что мы побывали в Симферополе? — спросил Оладан.

Хокмун хмуро улыбнулся.

— Тогда он тем более захочет с нами увидеться.

Глава 8СЛУГА БЕЗУМНОГО БОГА

Они продали добычу в Симферополе и на часть вырученных денег купили провизию, снаряжение и коней, а остаток передали на хранение купцу, которого все рекомендовали как самого честного человека в Крыму. Вскоре в бухту приплелась потрепанная «Улыбающаяся девушка», и Хокмун поспешил заплатить капитану Маусо за молчание о встрече с кораблем под черным парусом. Забрав все свое имущество, в том числе седельную сумку с подарком Ринала, герцог Кельнский поднялся на борт своего корабля в сопровождении Оладана и Хьюлама д'Аверка. С вечерним отливом они вышли в море. Кориантум остался у купца — набираться сил.

Больше недели блуждал по морю черный корабль, то резво скользя над волнами, то попадая в мертвый штиль. По расчетам Хокмуна, они находились поблизости от пролива, соединяющего Азовское и Черное моря, у берега Керчи, где нанялся на судно Кориантум.

Д'Аверк блаженствовал в гамаке, подвешенном над палубой, время от времени кашляя и жалуясь на скуку. Оладан проводил время в «вороньем гнезде», обводя взглядом горизонт, а Хокмун расхаживал по палубе, погруженный в раздумья. Он уже сомневался, что его решение разумно. «Я напрасно теряю время, — с горечью думал герцог Кельнский. — Все равно ничего не узнаю об Исольде. Да и вряд ли это ее кольцо. Наверное, в Камарге таких колец было несколько…»

Но однажды утром на горизонте показался парус.

Первым его заметил Оладан и позвал Хокмуна. Герцог Кельнский быстро поднялся на мостик и стал всматриваться вдаль.

Возможно, это был тот самый корабль, который они ждали.

— Вниз! — крикнул он. — Укрыться в трюме!

Оладан полез вниз по вантам, а д'Аверк живо соскочил с гамака и побежал к трапу, ведущему в средний трюм. Там, в темноте, они затаились и стали ждать.

Спустя час раздался глухой удар в борт. Потом по палубе загремели сапоги. Кто-то медленной, размеренной поступью прошел от кормы до носа и обратно. Затем шаги стихли — видимо, гость вошел в каюту или поднялся на мостик.

Трое людей в темноте затаили дыхание, когда шаги раздались снова. Незнакомец шел прямиком к люку среднего трюма.

Откинулась крышка, и в проеме показался силуэт человека. Гость постоял, нагнувшись над люком и вглядываясь в сумрак, потом стал осторожно спускаться по трапу. Хокмун бесшумно двинулся вперед.

Как только незнакомец ступил на днище, Хокмун прыгнул и обхватил его рукой за шею.

Гость оказался настоящим великаном — ростом выше шести с половиной футов. У него была длинная, заплетенная в косны борода, медный нагрудник покрывал рубашку из черного шелка. Удивленно крякнув, он круто развернулся всем телом, едва не стряхнув Хокмуна. Это был настоящий богатырь. Обхватив толстыми пальцами руку Хокмуна, он почти освободился от захвата, но герцог позвал на помощь:

— Быстрее! Хватайте его, а то вырвется!

Оладан и д'Аверк набросились на великана, и тот не устоял на ногах.

Д'Аверк вытащил меч. В маске Вепря и металлическом облачении воина Гранбретании он выглядел очень грозно. Острие его меча прижалось к горлу пленника.

— Имя! — громогласно потребовал француз.

— Капитан Шарагов. Где мой экипаж?

Чернобородый капитан угрюмо смотрел на своих недругов. Он был скорее зол, чем испуган.

— Где мой экипаж? — повторил он.

— Ты о тех безумцах, которых послал на смерть? — спросил Оладан. — Все они пошли ко дну. Но перед этим успели рассказать нам о твоем гнусном замысле.

— Дураки! — выругался Шарагов. — Вас всего трое, а у меня на корабле целая армия. Неужели вы надеетесь меня удержать?

Д'Аверк усмехнулся.

— С одной армией, как видишь, мы справились, нам не привыкать.

В глазах Шарагова мелькнул страх, но он взял себя в руки.

— Я вам не верю. Команда этого корабля жила только для того, чтобы убивать. Не лгите, что сумели с ней…

— Справились, не сомневайся, — перебил д'Аверк. Огромная кабанья маска повернулась к Хокмуну. — Ну что, поднимемся на палубу и доведем дело до конца?

— Погоди! — Хокмун нагнулся над Шараговым. — Я хочу задать ему один вопрос. — Скажи-ка, Шарагов, твои люди когда-нибудь захватывали девушек?

— Им приказано не убивать девушек, а доставлять мне.

— Зачем?

— Не знаю. Мне велено отправлять девушек Ему, вот я и отправляю. — Шарагов засмеялся. — Нет, не удержите вы меня. И жить вам осталось не больше часа. Скоро мои ребята заподозрят неладное.

— Почему же ты никого не взял с собой? Уж не потому ли, что им не понравилось бы содержимое трюмов?

Шарагов пожал плечами.

— Я позову их и они придут.

— Возможно, — кивнул д'Аверк. — Ну-ка, поднимись, будь любезен.

— Куда ты отправлял девушек? — допытывался Хокмун. — Кому?

— На материк, конечно. Безумному Богу, моему господину.

— Ты — слуга Безумного Бога? Значит, правда, что именно вы разбойничаете на море?

— Да, я его слуга, хотя в секте не состою. Просто они хорошо платят, чтобы я потрошил корабли и отсылал им добычу.

— Зачем им это?

Шарагов ухмыльнулся.

— В секте нет моряков. Поэтому жрецы и обратились ко мне, когда придумали этот план. Хотя, сказать по правде, я не знаю, зачем им сокровища. — Он поднялся на ноги. — Ну, пошли. Забавно будет посмотреть, что вы затеяли.

Д'Аверк кивнул Хокмуну и Оладану. Те исчезли во тьме и вернулись с тремя длинными незажженными факелами. Д'Аверк подтолкнул Шарагова, и капитан следом за Оладаном двинулся к трапу.

Они медленно поднялись на палубу и увидели в свете заката большой трехмачтовый корабль.

Матросы, стоявшие на палубе, сразу поняли, что произошло, и бросились к борту. Но Хокмун закричал, прижав к спине Шарагова острие меча:

— Не двигайтесь, иначе мы убьем вашего капитана!

— Если убьете меня, они убьют вас, — проворчал Шарагов. — Кому от этого польза?

— Молчать! — сказал Хокмун. — Оладан, зажигай!

Оладан ударил кресалом о кремень. Факел вспыхнул.

Запалив два других, зверочеловек раздал их своим спутникам.

— Слушайте! — закричал Хокмун. — Наше судно пропитано нефтью. Если кто-нибудь из нас опустит факел, оно загорится. Тогда и вам несдобровать.

— Так, значит, мы все сгорим, — хмыкнул Шарагов. — Да вы такие же сумасшедшие, как и те ослы, которых убили.

Хокмун отрицательно покачал головой.

— Оладан, готовь ялик.

Горец прошел на корму, к самому дальнему люку, развернул над ним лебедку, откинул крышку и, прихватив конец троса, исчез внизу.

Заметив движение на чужом корабле, Хокмун опустил факел. Пламя отражалось в его глазах, бросало багровые отблески на лицо.

Оладан снова поднялся на палубу и, держа в одной руке факел, другой стал вращать ворот лебедки.

Увидев поднимающийся над люком огромный ялик с тремя оседланными лошадьми, Шарагов крякнул от изумления. Лошади испуганно глядели на море. Ялик медленно проплыл в воздухе и, покачиваясь, повис над водой.

Закончив работу, Оладан привалился к лебедке спиной. Он вспотел и тяжело дышал, но ни на секунду не опускал факела.

Шарагов осклабился.

— Неплохо придумано. Но ничего не выйдет. Вас всего трое. Что теперь будете делать?

— Повесим тебя, — ответил Хокмун. — На глазах у экипажа. Я устроил эту ловушку по двум причинам. Первая: мне нужно кое-что от тебя узнать. Вторая — я решил свершить правосудие.

— Какое еще правосудие? — закричал перепуганный Шарагов. — Что ты суешься в чужие дела?

— Правосудие Хокмуна, — твердо ответил герцог Кельнский. На его бледное лицо упал солнечный луч, и казалось, Камень во лбу ожил.

— Матросы! — завопил Шарагов. — Спасите меня! Убейте их, матросы!

— Если вы пошевелитесь, мы убьем его и подожжем корабль! — Крикнул д'Аверк. — Вы погибнете напрасно. Мой вам совет: уходите, пока целы. Мы казним только Шарагова.

Как они и рассчитывали, матросы не испытывали особой любви к своему капитану и не желали ради него рисковать жизнью. И все же они не рубили абордажных канатов, выжидая, что предпримут трое смельчаков.

С веревкой в руке Хокмун забрался на салинг. Сделав петлю и надежно укрепив веревку, он спустился обратно на палубу.

Наступила мертвая тишина. Шарагов наконец сообразил, что помощи от своей команды он не дождется.

За кормой покачивался над морем ялик с лошадьми. Скрипели тали, потрескивая, горели факелы.

Шарагов отчаянно закричал и попытался вырваться, но пирата остановили острия трех мечей, прижатые к его горлу, груди и животу.

— Вы этого не сделаете… — пробормотал он, но умолк, увидев мрачную решимость на лицах своих врагов.

Оладан подцепил петлю мечом и подтянул ее к борту, Хокмун расширил ее, а д'Аверк подтолкнул к ней Шарагова. В тот миг, когда петля опустилась на плечи пирата, он взревел и ударил Оладана, сидевшего на планшире. Тот с криком полетел в воду. Охнув от неожиданности, Хокмун бросился к борту. Шарагов повернулся к д'Аверку и выбил из его руки факел, но француз отступил на шаг, и у глаз капитана заблестела сталь меча.

Пират плюнул д'Аверку в лицо, прыгнул на борт, лягнув Хокмуна, который попытался его остановить, и бросился в воду.

Петля затянулась, край нок-реи опустился и взметнулся вверх, хрустнули позвонки, и тело задергалось на веревке.

Д'Аверк кинулся к упавшему факелу, но пропитанная нефтью палуба уже вспыхнула. Пока он пытался затоптать огонь, Хокмун бросил Оладану канат, и мокрый зверочеловек вскарабкался на борт корабля. Похоже, морская ванна ничуть не повредила ему.

Матросы на корабле Шарагова зашумели и подступили к борту. «Почему они не отплывают?» — удивленно подумал Хокмун.

— Отходите! — крикнул он. — Ваш капитан мертв, и вы тоже погибнете!

Но матросы не двигались.

— Пожар, остолопы! — Оладан показал на пламя, от которого пятился д'Аверк. Огненные языки взметнулись вверх и лизали мачту и надстройку.

— Пора в лодочку, — усмехнулся д'Аверк.

Бросив свой факел в пламя, Хокмун поспешил к ялику.

— Почему они не уходят? — спросил он француза.

— Сокровища, — пояснил тот, крутя ворот лебедки. — Думают, награбленное добро еще в трюмах.

Ялик опустился на воду. Напуганные лошади фыркали, чуя запах дыма.

Соскользнув по талям на дно ялика, трое воинов налегли на весла. Вскоре судно превратилось в огромный костер. Над волнами стелился маслянистый дым, на фоне которого раскачивалось, словно пытаясь избегнуть адского пламени, тело Шарагова.

Трое смельчаков поставили парус, и тот наполнился ветром, унося их прочь от горящего судна. Они видели, что на пиратском корабле занялся парус, и матросы лихорадочно затаптывали падающие на палубу головни, а другие с большой неохотой рубили абордажные канаты. Но с ялика не было видно, велика ли грозящая кораблю опасность.

Прямо по ходу ялика был виден берег Крыма. Дальше лежала Украния. Быть может, где-то там трое путников найдут Безумного Бога, его приверженцев и, возможно, Исольду…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ