— Герцог Дориан, девочка умерла…
— Она умерла с мыслью, что за нее отомстят, — ровным голосом проговорил Хокмун и начал спускаться в зал по лестнице.
Внизу у камина стояли граф Брасс и Орланд Фанк.
— Согласен: что-то витает в воздухе, — говорил Орланд Фанк графу. Он махнул рукой, увидев Хокмуна. — А у тебя как дела, герцог Дориан?
— Достаточно неплохо, если учитывать сложившиеся обстоятельства. Ты не знаешь, почему отсюда ушли воины Темной Империи?
— Как раз я только что говорил графу, что не…
— А я-то думал, что ты всеведущ, мастер Фанк.
Фанк застенчиво улыбнулся, стянул с головы шапочку и вытер ею лицо.
— Мне ведь нужно время для сбора информации! А с тех пор, как вы покинули Днарк, я был очень занят. И вот… Я привез подарки для героев замка Брасс.
— Ты очень добр!
— Они вовсе не от меня, а, насколько я понимаю, от Рунного Посоха. Вам может показаться, что эти вещи принесут мало практической пользы. Но согласитесь: трудно сказать заранее, насколько полезно то или другое в боях против Темной Империи.
— Что ты обнаружил во время своей поездки? — повернулся Хокмун к д'Аверку.
— То же, что и вы, — ответил д'Аверк. — Стертые с лица земли деревни, убитые в спешке жители… И следы очень быстрого ухода войск Гранбретании. Как я понял, у них еще есть небольшие артиллерийские гарнизоны в городах покрупнее.
— Это похоже на безумие… — пробормотал граф Брасс.
— Если это так, мы сможем воспользоваться их безумием, — с мрачной улыбкой заметил Хокмун.
— Отлично сказано, герцог Дориан. — Фанк хлопнул Хокмуна по плечу красной мускулистой рукой. — Теперь я могу принести подарки?
— Мы не против, мастер Фанк.
— Если можно, пошлите со мной двух слуг, потому что подарков шесть, и они очень тяжелые: я привез их на двух лошадях.
Через несколько минут вошли слуги. Каждый нес по два предмета, завернутых в ткань. Сам Фанк принес два оставшихся и сложил их на каменные плиты.
— Разверните, господа!
Хокмун нагнулся и откинул ткань. Ему в глаза ударил яркий свет, и он увидел на обнажившейся части предмета свое отражение. Озадаченный, он отбросил ткань целиком.
Перед ним был боевой шлем, сделанный так, чтобы закрывать всю голову и плечи. Он был изготовлен из незнакомого металла, отполированного лучше самого прекрасного зеркала, которое когда-либо доводилось видеть Хокмуну. Шлем был совершенно гладким, без украшений. Единственное, что выделялось на ровной поверхности, были прорези для глаз. Поэтому кто бы ни смотрел на шлем, он видел в нем лишь свое отражение. Сзади шлемы были украшены гребнями из того же металла, выполненными настолько искусно, что сразу можно было сказать, что делал их не простой ремесленник, а настоящий мастер. Хокмуну вдруг пришло в голову, насколько они могут быть полезны в бою: противника испугает собственное отражение, создающее иллюзию, что он сражается сам с собой.
Граф Брасс громко засмеялся.
— Да ведь тот, кто изобрел эти шлемы, был просто гением! Ничего лучше я никогда не видел!
— Примерьте их, — усмехнулся в ответ Фанк. — Ваш — тот, что вы развернули. С гребнем под цвет меди.
Граф Брасс улыбнулся и поднял шлем, водрузив его на плечи. Хокмун посмотрел на него и увидел свое лицо с тусклым Черным Камнем во лбу, веселое и удивленное. Хокмун примерил свой шлем — с золотым гребнем. Когда он посмотрел на графа, ему сначала показалось, что шлем графа вообще ничего не отражает. А потом сообразил, что, напротив, он создает бесконечное множество отражений.
Остальные тоже примеряли свои шлемы. Д'Аверку достался шлем с синим гребнем, а Оладану — алый. Довольные, они улыбались.
— Хороший подарок, мастер Фанк, — сказал Хокмун, снимая шлем.
— Превосходный подарок. А кому же два оставшихся?
— Ах да. Они для тех, кто пожелает ими воспользоваться.
— Для тебя?
— Нет. Должен признаться, что я пренебрежительно отношусь к доспехам. Они весьма обременительны и затрудняют мою работу со старым боевым топором. — Он ткнул пальцем за спину, где на веревке висел огромный топор.
— Тогда для кого же два других? — осведомился граф Брасс, снимая свой шлем.
— Когда настанет время, вы узнаете, — уклонился от ответа Фанк. — А как дела у обитателей замка Брасс?
— Ты говоришь о тех, кто живет на холме? — уточнил Хокмун. Некоторые из них были убиты звуком огромного гонга, вернувшего нас в наше измерение. Несколько зданий обрушились, но в целом замок сохранился достаточно хорошо. Кроме того, кавалерия Камарга уцелела.
— Около пятисот человек, — уточнил д'Аверк. — Вся наша армия.
— Ясно, — сказал Фанк, покосившись в сторону француза. — Я должен отправиться по своим делам.
— И что же это за дела, мастер Фанк? — спросил Оладан.
— У нас на Оркнейских островах не принято спрашивать о таких вещах, упрекнул он Оладана.
— Спасибо за подарки, — поклонился Оладан, — и простите меня за излишнее любопытство.
— Я принимаю ваши извинения, — несколько напыщенно ответил Фанк.
— Позвольте поблагодарить вас, мастер Фанк, от лица всех обитателей замка Брасс за эти прекрасные подарки, — произнес граф Брасс. — Нельзя ли вас побеспокоить последним вопросом?
— Все вы любите задавать слишком много вопросов, — отозвался Фанк, а мы, оркнейцы, народ не очень разговорчивый. Спрашивай, друг, и я отвечу на твой вопрос, если он не относится лично ко мне.
— Вы знаете, как была уничтожена кристаллическая машина? поинтересовался граф Брасс.
— Я думаю, что это Тарагорм, хозяин дворца Времени в Лондре, нашел средство уничтожить машину, разобравшись в принципе ее работы. У него хранится много старинных рукописей, в которых рассказывается о подобных вещах. И, очевидно, он построил часы, бой которых прошел через измерения и расколол кристалл. По-моему, это средство применяли враги обитателей Сориандума, подаривших вам эту машину.
— Так значит, нас вернула сюда Темная Империя? — констатировал Хокмун. — Но тогда почему же они нас не встретили?
— Вероятно, из-за беспорядков внутри самой Империи, — предположил Орланд Фанк. — Посмотрим! Прощайте, друзья мои. У меня такое чувство, что мы вскоре встретимся вновь.
5. ГЕРОИ
Когда за Фанком закрылись ворота замка, Богенталь спустился в зал на негнущихся ногах и с непонятным выражением на лице.
— В чем дело, Богенталь? — озабоченно спросил граф Брасс, подойдя и обняв за плечи старинного друга. — Ты, похоже, чем-то встревожен.
— Это не тревога, — покачал головой Богенталь. — Много лет прошло с тех пор, как я не держал в руках оружия, которое было бы тяжелее пера. Теперь я поднимаюсь против Лондры и Темной Империи. Я поеду с вами.
— Но, Богенталь, — возразил Хокмун, — ты же не воин! Ты утешаешь нас, поддерживаешь своей добротой и мудростью. А это тоже увеличивает наши силы.
— Да, все так… Но эта битва будет последней в любом случае: победим мы или нет, — напомнил Богенталь. — Если вы не вернетесь, то моя мудрость никому уже не понадобится. А если вернетесь, вам мои советы будут не нужны. Вы ведь станете людьми, победившими Темную Империю. Поэтому я возьму меч и шлем. Один из двух зеркальных шлемов — тот, что с черным гребнем, — как раз мне подойдет.
Хокмун посторонился. Богенталь подошел к шлему, поднял его и медленно водрузил на свою голову. Шлем сидел превосходно.
И они увидели в шлеме отражение — свои лица, одновременно и мрачные, и восхищенные.
Д'Аверк первым шагнул вперед и протянул руку:
— Приятно будет отправиться в поход с человеком, обладающим утонченным остроумием.
— Согласен, — подхватил Хокмун. — Мы будем счастливы, что ты поедешь с нами. Но мне хотелось бы знать, кому предназначен оставшийся шлем.
— Мне! — прозвучал знакомый голос. Хокмун обернулся и взглянул на свою жену.
— Нет, он не для тебя, Исольда.
— Ты в этом уверен?
— Ну…
— Посмотри, он с белым гребнем и меньше, чем остальные. Как будто специально сделан для мальчика или женщины.
— Да, — неохотно признал Хокмун.
— Разве я не дочь графа Брасса? Разве я держусь в седле хуже любого из вас?
— Да…
— Вы забыли, как я девчонкой сражалась на арене с быками? Разве, отец, я не обучалась вместе с гвардейцами нашего Камарга искусству владеть топором, мечом и огненным копьем?
— Это правда, — согласился граф. — У нее есть сноровка в этом искусстве. Но от воина требуется гораздо больше.
— Но разве я не крепка?
— Да, для женщины… — согласился хозяин замка. — «Крепкая и мягкая, как шелк». Так, по-моему, выразился один местный поэт. — Он бросил взгляд на покрасневшего Богенталя.
— Тогда, значит, у меня не хватает выносливости? — Глаза Исольды горели и вызывающе, и весело.
— Нет, выносливости у тебя более чем достаточно, — уверил ее Хокмун.
— Смелость? У меня нет смелости?
— Да, никого не сыскать смелее тебя, дитя мое, — согласился граф.
— Тогда чего мне недостает?
— У тебя все в порядке, — согласился Хокмун. — Но… ты ведь женщина, а…
— А женщины не воюют? Они остаются возле очага скорбеть о погибших близких, так?
— Или встречают их, когда они возвращаются…
— Но почему я должна оставаться в замке? А кто будет меня защищать?
— Мы оставим охрану.
— Но вы же отлично знаете, что у вас каждый человек на счету.
— Да, это правда, — вздохнул Хокмун. — Но не забывай, что ты ждешь ребенка!
— Я не забыла… Но я понесу его с собой в битву. Ведь если мы победим, он узнает радость победы даже раньше, чем появится на свет. А если мы будем разбиты, ему нечего будет унаследовать, кроме гибели. Тогда мы погибнем все вместе. Я не стану вдовой Хокмуна, и ребенок не родится сиротой. Я ни за что не останусь одна в замке Брасс, Дориан. Я поеду с вами.
Она подошла к зеркальному шлему с белым гребнем, подняла его, надела на голову и восторженно всплеснула руками:
— Видите, он сидит превосходно! Он явно был изготовлен для меня. Мы поедем все вместе, вшестером, и поведем Камарг вперед, против войск Темной Империи.