Мелиадус повернулся и начал долгий обратный путь к гигантским дверям. Он шел и чувствовал, что глаза за неподвижными масками Богомолов наблюдают за ним со злорадством.
Выйдя из дверей, он свернул налево и зашагал по извилистым коридорам Дворца в поисках покоев графини Фланы Микосеваар-Канберийской, вдовы Азровака Микосеваара, возглавлявшего когда-то Легион Стервятников. Графиня Флана была единственной родственницей Короля Хаона, его кузиной.
2. МЫСЛИ ГРАФИНИ ФЛАНЫ
Графиня сидела у окна и смотрела на спиралеобразные крыши Лондры. Бледное прекрасное лицо хранило выражение печали и растерянности. На лакированном столе перед ней лежала маска Цапли.
Графиня отвернулась, и по ее нарядному платью из шелка, украшенному драгоценными камнями, скользнул красный отсвет солнца. Она встала и подошла к шкафу. В нем все еще хранились причудливые костюмы двух мужчин, давно уже покинувших ее покои. Это были доспехи, в которые облачались Хокмун и д'Аверк, когда выдавали себя за эмиссаров Коммуназии. Графиня Флана погрузилась в раздумья. Она пыталась представить, где эти люди сейчас и что произошло с д'Аверком, который, как она догадывалась, полюбил ее.
Графиня Канберийская за всю свою недолгую жизнь имела дюжину мужей и неисчислимое множество любовников и постоянно избавлялась от них тем или иным способом — как любая женщина избавляется от пары старых чулок. Графиня до сих пор не познала любви, она никогда еще не испытывала тех чувств, которые были не чужды даже жителям Гранбретании.
Но д'Аверк, щеголь и гордец, который вечно прикидывался больным, неизвестно почему вызвал у Фланы целую гамму неожиданных для нее чувств и желаний.
Прежде графиня держалась при дворе особняком, будучи едва ли не самой здравомыслящей из всей королевской свиты. Теперь же в ней проснулось некое новое чувство, не имеющее ничего общего с эгоизмом, которым славились повелители Темной Империи. Вероятно, ласковый, чувствительный и тонкий д'Аверк пробудил Флану от апатии, вызванной отнюдь не отсутствием души, а напротив — ее величием. Величием души, не желающей покориться существованию в безумном, эгоистичном, извращенном мире короля Хаона.
Будто вырвавшись из объятий дурного сна, она уже не могла не обращать внимания на свое ужасное окружение, не могла бороться с мыслью, что ее возлюбленный никогда не вернется.
Она удалилась в свои покои, старательно избегая разного рода сборищ и встреч. Хотя одиночество и спасало ее от общения с придворными, оно же давало благодатную почву для печальных мыслей…
По бледным щекам графини покатились слезы, и она смахнула их надушенным шелковым платком.
Служанка открыла дверь в комнату и в нерешительности остановилась на пороге. Флана машинально протянула руку за своей маской.
— В чем дело?
— Барон Мелиадус Кройденский, миледи. Он хочет видеть вас. По неотложному делу.
Флана надела маску. С минуту она обдумывала слова служанки, потом пожала плечами, решив, что ничего не изменится, если она уделит несколько минут Мелиадусу. Может быть, у него есть известия о д'Аверке, которого барон так горячо ненавидит. Немного хитрости, и она сумеет выведать все, что ему известно о ее возлюбленном.
Но если Мелиадус пожелает заняться с ней любовью? Ведь такое бывало уже не раз. Что ж, тогда она просто выставит его вон, как это делала и раньше.
Она чуть наклонила маску и приказала:
— Пригласите барона.
3. ХОКМУН МЕНЯЕТ КУРС
Корабль быстро рассекал морскую гладь, огромные белые паруса изгибались под ветром. Небо было ясным, а море — спокойным. Рулевой смотрел на главную палубу, где стоял, вглядываясь в океан, Хокмун. Золотистые волосы герцога Кельнского трепал ветер. За спиной вился бордовый бархатный плащ. Красивое лицо Дориана Хокмуна портил лишь Черный Камень во лбу.
На палубу поднялся боцман. Хокмун церемонно вскинул руку, приветствуя его.
— Я отдал приказ плыть вдоль побережья в восточном направлении, сэр, — доложил боцман.
— Кто посоветовал вам плыть этим курсом?
— Никто, сэр. Просто я подумал, что раз вы направляетесь в Днарк…
— Мы направляемся не в Днарк. Скажи об этом рулевому.
— Но тот страшный воин — Рыцарь в Черном и Золотом, как вы его называли, он же говорил…
— Он мне не указ, боцман. Мы направляемся прямиком к Европе.
— К Европе, сэр?! После того как вы спасли Нарлин, мы доставим вас куда захотите и сами последуем за вами. Но понимаете ли вы, какое огромное расстояние мы должны пройти, чтобы достичь Европы, сколько морей нам придется пересечь, какие шторма пережить…
— Да, понимаю. Но все равно мы идем в Европу.
— Как скажете, сэр. — Нахмурившись, боцман повернулся, чтобы передать рулевому приказ.
Из своей каюты под главной палубой по трапу поднялся д'Аверк. Хокмун улыбнулся:
— Хорошо спалось, друг д'Аверк?
— Настолько хорошо, насколько это возможно на борту этого плавучего корыта, качающегося в разные стороны. Я и в лучшие времена страдал от бессонницы, но сейчас мне удалось сомкнуть глаза лишь на несколько минут. Пожалуй, на большее я и не рассчитывал.
— Когда я час назад заходил в каюту, ты храпел, — засмеялся Хокмун.
— Так значит, ты слышал, как я тяжело дышал? — поднял брови д'Аверк. — Я старался делать это как можно тише, но дурацкая простуда, которую я подхватил на борту корабля, все-таки доконала меня. — Он поднес к носу льняной платок.
На д'Аверке была свободная шелковая голубая рубашка, алые расклешенные брюки, тяжелый широкий кожаный пояс, на котором висели меч и кинжал. Шею он обмотал шарфом пурпурного цвета, а длинным волосам не позволяла спадать на лоб яркая повязка. Тонкие, почти аскетические черты лица хранили обычное сардоническое выражение.
— Правильно я расслышал ваш разговор с боцманом? — спросил д'Аверк. Ты приказал направиться в Европу?
— Да.
— Значит, ты все еще надеешься добраться до замка Брасс? А как же предупреждение Рыцаря в Черном и Золотом? Ты ведь знаешь, что твоему клинку, — д'Аверк показал на большой розовый меч на боку Хокмуна, — выпала судьба направиться в Днарк, чтобы служить делу Рунного Посоха?
— Я обязан быть верным себе и своему роду и не стану служить вещи, в существовании которой я к тому же весьма сомневаюсь.
— Раньше ты не верил в силу этого клинка, — с иронией заметил д'Аверк, — пока собственными глазами не увидел, как Меч Зари вызвал воинов, и те спасли наши жизни.
На лице Хокмуна отразилось упрямство.
— Да, — с неохотой признал он, — но я все равно хочу попробовать вернуться в замок Брасс.
— Сначала неплохо бы узнать, в каком измерении он находится.
— Будем надеяться, что он стоит на прежнем месте, — в голосе Хокмуна прозвучала категоричность. Ему явно не хотелось обсуждать уже давно решенный для себя вопрос. Д'Аверк удивленно поднял брови, но промолчал. Спустившись на нижнюю палубу, он принялся прогуливаться по ней, насвистывая.
Пять дней они шли на всех парусах по спокойному океану. На шестой день боцман подошел к Хокмуну и указал вперед:
— Видите темное облако там, на горизонте? Это шторм, и мы к нему приближаемся.
Хокмун вгляделся вдаль.
— Шторм, говоришь? Какой-то странный у него вид.
— Да, сэр. Убрать паруса?
— Нет, боцман. Мы будем идти дальше, пока точно не узнаем, что там впереди.
— Как скажете, сэр. — Боцман, укоризненно качая головой, спустился на палубу.
Спустя несколько часов перед ними возникло нечто, напоминающее огненную стену, протянувшуюся от края до края водной глади. Стена грозно вздымалась вверх, однако небо оставалось все таким же голубым, как обычно, и море выглядело абсолютно спокойным. Только ветер стих. Создавалось впечатление, будто они плывут по озеру, берега которого поднимаются к самым облакам и исчезают в вышине.
Команда пришла в замешательство: никто не мог толком объяснить столь диковинное явление. В голосе боцмана Хокмун услышал страх:
— Уберем паруса, сэр? Я никогда прежде не слыхал ни о чем подобном. Люди волнуются…
— И правда, явление странное, — сочувственно кивнул Хокмун. — Я бы сказал — сверхъестественное.
— Именно так и говорят матросы.
Самого Хокмуна неудержимо тянуло вперед: ему не терпелось встретиться с тем, что его ожидает. Но он нес ответственность за команду корабля, последовавшую за ним добровольно; матросы были благодарны ему за избавление их родного города Нарлина от власти лорда-пирата Вэйона Старвельского, прежнего владельца Меча Зари. Это заставляло Хокмуна сдерживать свои желания.
— Ладно, боцман, — вздохнул Хокмун. — Уберем паруса и переждем ночь. Может быть, нам повезет, и к утру все это прекратится.
— Благодарю вас, сэр, — боцман явно испытал большое облегчение.
Хокмун кивнул ему, а затем, повернувшись, вгляделся в огненную стену, пытаясь понять, что все-таки преградило им путь. Потянуло прохладой. И хотя по-прежнему сияло солнце, казалось, что его лучи огибают огненную стену. Все было недвижимо и спокойно.
Хокмун гадал, мудро ли он поступил, направившись прочь от Днарка. Насколько он знал, никто, кроме древних, не переплывал этот океан. И можно было лишь догадываться, какие неведомые опасности могут таиться в нем.
Наступила ночь, а стена все еще горела в темноте красным и пурпурным светом. Это было весьма странным. Беспокойство Хокмуна нарастало.
Утром выяснилось, что стена придвинулась ближе к кораблю, и спокойствие океана теперь казалось зловещим. «Мы в ловушке, — подумал Хокмун. — И расставили ее какие-то сверхъестественные силы».
Он расхаживал по палубе в теплом плаще, который не очень-то спасал от холода. Вслед за герцогом на палубу выбрался дрожащий д'Аверк, закутавшийся сразу в три плаща.
— Прохладное утро, Хокмун.
— Да, — пробормотал герцог Кельнский. — Что ты об этом думаешь, д'Аверк?
— Довольно мрачная перспектива, — покачал головой француз. — А вот и боцман…
Они оба повернулись, чтобы поприветствовать боцмана, появившегося в широком кожаном плаще.