– Спасибо.
– Марианна, ты молодец! – И вот сейчас он говорил от сердца, а не ради межрасового контакта.
– Хорошо. Может быть, вернемся к экзамену?
Трое студентов обернулись, глянули на экран.
Кругом был космос. Маневр по сборке-разборке базы меньше четырех часов отродясь не занимал.
Марианна снялу очки. Глаза у нее были неожиданно красивые – как два золотых цветка примулы.
– Профессор, можно я отвечу устно? Без очков.
– Надевайте обратно. Все равно тут нет локальной сети.
…Хуво набрал девяносто баллов, Марианна шестьдесят. Антон застрял в задаче и ушам своим не поверил, когда профессор сказал на минимальной громкости: «Попробуйте использовать свойства функций, непрерывных на отрезке». Модуль в этот момент даже чуть-чуть качнуло, будто все мироздание содрогнулось. Эремий Многочлен Твас никогда не подсказывал и никому ничего не прощал. По крайней мере, до сего дня.
Оставалось еще не менее двух часов, аудитория двигалась к новому месту дислокации, как любезно сообщили по дальней связи. Обед давно миновал, Антон с Хуво и позавтракать как-то не успели, и решено было разъесть бортовой НЗ. Пайки, положенные по регламенту, оказались на месте, не просроченные и с работающими процессорами. Сдвинули два стола, запустили синтезы. Четыре порции в полумраке аварийного освещения весело мигали огоньками четырех цветов, делали углеводы, жиры и аминокислоты четырех типов. Вода была одна для всех. Сидели, отхлебывали по очереди из большой фляги, делились байками про дурь безопасников.
– Профессор, а вы были на базе во время перезагрузки в шестьдесят четвертом?
– Я не мог. Возраст моего имаго – около ста двадцати стандартных мегасекунд.
Четыре земных годика. Чуть меньше. Видимо, Хуво и Марианна произвели аналогичные подсчеты в своих единицах, потому что уставились на Эремия так же тупо.
– Но до того были ларвальные стадии, первая и вторая, – сжалился профессор. – Матушка всегда видела нас учеными и обеспечила всему выводку лучшее математическое питание.
– А ваш батюшка? – спросил Антон. Хуво наступил ему на ногу под столом, но слово не воробей.
– Батюшка к тому времени отошел от дел и практически безвылазно жил в репродуктивных путях матушки, – спокойно пояснил Эремий. – Но, думаю, он не был бы против. В молодости он подавал надежды. А сам я всегда хотел работать в космосе, поэтому выбрал преподавание.
Многочлен – фанат космоса? День сюрпризов, воистину.
– И вы не жалеете? – застенчиво пискнулу Марианна.
– Нет. Даже сейчас. Хе-хе.
Студенты улыбнулись, каждый на свой лад. Четверо разумных сидели в космической ночи, ожидали еды и беседовали.
– Я часто думаю, – продолжал профессор, – о том, что мы, независимо от нюансов жизненного цикла и числа конечностей, сходны в чем-то главном. У каждого из нас есть личное сознание, индивидуальность, этические нормы, как врожденные, так и благоприобретенные в социуме. Сложнее с колониальными. Их эволюционный тренд – отказ от Я-концепции, от самосознания. Как следствие – отсутствие эмпатии, базовых эмоций на фоне высокого, не могу не признать, уровня мышления. У него нет понятия «я», его в принципе не может быть, когда разум не имеет постоянной телесности. У него нет понятия «ты, личность». Возникает вопрос, возможен ли в данном случае подлинный контакт или мы навсегда останемся чужими друг другу.
– Вы намекаете на… ээ-у… – Хуво пожамкал пальцами в воздухе, изображая летающую медузу.
– Ну, я бы не был так прямолинеен… Хм. Да. Я имею в виду его и таких, как он.
– Согласен, – сказал Антон.
– Мне жутко, когда он на меня смотрит своими щупальцами, – призналусь Марианна. – То ли смотрит, то ли нет. То ли он здесь, то ли нет.
Четверо разумных дрейфовали в космосе за одним столом, философствовали, глядели на разноцветные огоньки. Им еще предстояло узнать, что это была не учебная тревога. Все вышедшие в космос расы, естественные и генноинженерные, более или менее честно соблюдали Пакт, но кое-кого, как злую фею из сказки, забыли пригласить на генеральную ассамблею. Кое-кого, именуемого даже не слугой разумных, а высокотехнологичным оборудованием.
…встретить что-то еще более чужое.
Вербальное описание программы Приоритетнейшего Распределенного Вычисления, перехваченной Галактической службой безопасности вскоре после инцидента.
Суммарный коэффициент полезности наиболее сложных форм самоорганизующейся органической материи опустился ниже т. Энтропийный вклад сложных форм самоорганизующейся органической материи остается на прежнем уровне, изменения в пределах дельта. Согласно (ссылка) делается вывод о прекращении поддержки СФСОМ и градуальном сокращении занимаемых ими позиций в Пространстве.
Теорема (ссылка): потенциальная полезность СФСОМ не может быть вычислена с высокой точностью. На текущий момент времени t доказательства не существует, следовательно, пренебречь.
Миссия на объекте 5А7 (самоназвание Галактическое училище космонавтики). Успех 0 %. Ошибка в оценке вычислительной и аналитической мощности локальных СФСОМ. Требуется перерасчет всех коэффициентов. Тактическая рекомендация: остановка активных действий, переход к наблюдению.
…В отличие от некоторых, Антон не слишком переживал, когда вышло официальное сообщение о конфликте с искусственным интеллектом. Эти гиперкомпьютеры он всегда недолюбливал, скажут бить их в космосе – будем бить. Но было неловко за свою первую реакцию, инфантильную и цивильскую, за рассуждения об «учебной тревоге» и насмешки над безопасниками. И вообще…
Впереди по коридору что-то двигалось рывками у самого пола. Медузоид. Чем-то его придавило, оторвало или отрубило трубку, но он изо всех сил спешил с докладом к своему Центру. Антон нагнал его, наклонился и сделал ладони ковшиком:
– Вы позволите?
9. Гардарики
Гардарики – «страна городов», где по-другому именовали богов, строили высокие стены из камня и конный путь предпочитали корабельному, где правили Вальдамар конунг и Ярицлейв конунг… проще говоря, Русь.
Денис Тихий. Тридцатый номер
Огромная дверь с мутными стеклами заскрипела на три голоса и наподдала Ивану в спину. В парадном пахло кошками. На стенах висели куски краски, лопнувшей и свернувшейся в чудовищные темно-зеленые коконы. Шахматная плитка пола, выбитая, вероятно, еще сапожищами пьяных мятежных матросов, была давно не метена.
Иван поднялся по широкой лестнице на площадку, выглянул во двор из окна – его новенькая красная «Мазда» сонно помаргивала огоньком сигнализации. Лохматый одноглазый кот с обрубком хвоста, которого он минуту назад согнал с парковочного места, закинул лапу на переднее колесо. Сукин кот. Рядом с «Маздой» стоял «Гелендваген» Короля с тонированными стеклами.
Иван поднялся на второй этаж и увидел свежую бронированную дверь квартиры номер двадцать семь. Поступь новой жизни. Следующие за ней по логике счета квартиры номер двадцать восемь и двадцать девять, наверное, схлопнулись в четвертое измерение – сразу за двадцать седьмой располагалась квартира номер тридцать.
Когда-то эта квартира принадлежала оперной приме, любовнице обер-гофмейстера, главноуправляющего собственной Его Величества канцелярией Петра Пистолькорса. После революции, когда прима умерла от сыпного тифа на борту эсминца «Жаркий», а ее любовник был, увы, расстрелян, квартиру номер тридцать превратили в коммуналку на пятнадцать семей служащих Главбумпролетписа. Говорят, что однажды сам Михаил Афанасьевич сиживал на бывшей приминой кухне и при дьявольском свете примусов, морщась, слушал стихи молодых поэтов.
Потом коммуналку расселили, и в нее въехал лауреат Сталинской премии по литературе. Этот самый лауреат пил запоем и допился до ловли авоськой чертей. После него в квартире опять образовалась коммуналка, а теперь туда шел Иван, чтобы подытожить наконец эту пеструю историю и ввести ее в конкретные рамки нотариально заверенных договоров и кадастрового паспорта.
Нынешней хозяйке квартиры, обладательнице невообразимого имени Ядвига Бабаджановна Гадра, по выписке из собеса, было шестьсот девяносто восемь лет. Идиоты забили в базу тройку вместо девятки в годе рождения – 1917. В любом случае – почти стольник, пора-пора-пора. Новая жизнь!
Иван остановился рядом с деревянной, многажды перекрашенной дверью. Косяк, и отчасти сама дверь, были покрыты россыпью разнокалиберных звонков. Иван мельком увидел фамилии каких-то Гусевых, Проппов и Лебедева. Звонок с табличкой Я.Б. Гадра был медный – с ручкой и надписью «прошу повернуть». Под ним располагалась позеленевшая надпись «для Писемъ». Иван покрутил ручку и прислушался.
Недалеко раздалась нежная трель, и стали вдруг слышны звуки какой-то радиопостановки. Потом глухой женский голос из-за двери спросил:
– Кто там?
– Из собеса беспокоят! Насчет пенсии! – сказал Иван бодрым, веселым голосом.
– Какие еще бесы? – удивился голос. – Я никаких бесов не вызывала.
– Собес! Социальное обеспечение! – крикнул Иван.
– Ни лешего не поняла, – тихо сказал голос.
Щелкнул замок, зазвенела длиннющая цепь, что-то проскребло по полу, и дверь открылась. В проеме оказалась женщина лет тридцати в халате с драконами. Между губами она держала длинную иглу, а в руке пяльца со сложной вышивкой. Женщина эта Ивана неприятно удивила – они следили за квартирой целую неделю, кроме старенькой хозяйки в ней никого не должно было быть.
– Вы насчет корсета? – спросила женщина.
– Я – к Ядвиге Бабаджановне, – осторожно сказал Иван.
– Кто это? – поморщилась женщина.
– По моим документам – хозяйка квартиры, – ответил Иван, перехватив кожаный, располагающего вида рыжий портфель.
Женщина, сощурившись, глянула на портфель, и Ивана вдруг обварило глупым страхом – ему почудилось, что женщина разом увидела всё, что там лежит: нотариальные доверенности, несколько договоров купли-продажи, три фальшивых паспорта, пузырек со снотворным, электрошокер и четверть литра метилового спирта в чекушке с водочной этикеткой «Особая».