Девушка глотнула из кружки, подняла взгляд повыше и оцепенела.
– Ух ты…
Над полкой на крюках висел горизонтально меч – большой полуторник в потёртых серых ножнах. Непонятно, как она не увидела его раньше. Откуда он взялся в доме травника, оставалось гадать. Или травник всё-таки жил не один?
Позабыв про вино, она оставила кружку, воровато оглянулась на дверь – не слышно ли шагов? – на цыпочках подбежала к камину, взобралась на табуретку и стащила меч с крюков.
Для своих размеров меч показался ей удивительно лёгким. Чёрная, с прожилкой серебра рукоять удобно легла ей в ладонь. Девушка ещё раз огляделась и с замирающим сердцем вынула клинок из ножен сперва наполовину, а затем и полностью. Он был в точности таким, каким его нарисовало Ялкино воображение, – прямой, отточенный и узкий, с неглубоким долом серого металла. Очертания клинка были нечёткими, глядя на него, ей всё время хотелось моргнуть. Он ускользал от взора, словно растворялся в полумраке комнаты. У самой рукояти на клинке блестела гравировка – лис на задних лапках. Рисунок был нанесён так мастерски, такими тонкими штрихами, что казался живым. Вопреки своей природе, Ялка почему-то испытывала непонятную тягу к подобным вещам, но никогда доселе не держала в руках настоящего, боевого оружия и теперь ощущала нелепый, нереальный, почти мальчишеский восторг.
За спиной зашуршало. Ялка обернулась испуганно и стремительно, но никого не обнаружила. Огонь, однако, разгорелся ярче, на краткий миг девушке даже показалось, что дров в камине как будто стало больше. Она помотала головой – чепуха какая! – опустила меч и снова огляделась.
Задумалась.
Кто он такой, этот травник? Кто он, этот странник в чужой стране? А ведь если разобраться, он чужой здесь – и одет не так, и говорит с акцентом, и лицом не похож на местных жителей. Отчего сторонится людей, отчего живёт в этом странном месте? Если боится людей, зачем тогда их лечит? А если лечит, почему платы не берёт? Конечно, если он занимается ворожбой, то должен страшиться гнева церкви, тогда понятно, почему он залез в такую глушь. Но если так, зачем тогда вообще выходит к людям? А если ходит к людям, почему до сей поры его никто не выследил? Она опустила взгляд на меч в своей руке.
Почему он хранит у себя такие странные вещи?
Есть ли у него кто-нибудь? А если есть, то кто? Родитель? Друг? Подруга?
Сколько ему лет?
Туман в голове помаленьку рассеивался. Память тоже прояснялась. Уже не требовалось вспоминать, кто она, откуда и как сюда попала. Однако часть былого всё ещё была задёрнута пеленой, и, сколько девушка ни пыталась, сорвать ту пелену была не в силах. Уже не нужно было напрягаться, вопросы сами приходили в голову, теснились там, но один упорно выталкивал все остальные, как кукушонок птенцов из гнезда.
Зачем она здесь?
Снова зашуршало, теперь уже на столе. На сей раз девушка не стала резко оборачиваться, наоборот, постаралась не шевелиться, лишь повернула голову и скосила глаза.
И еле сдержала крик (а точнее, истошный девчоночий визг).
Три крысы – две большие и одна поменьше – взобрались на стол и подбирались к ковриге. Собственно, две облюбовали недогрызенную корку, а вот третья, похоже, нацелилась на весь каравай. Ялка не знала, почему она осталась неподвижной. Месяц-полтора тому назад ничто на свете не заставило бы её стоять спокойно, если рядом копошились эти твари; она бы обязательно вскочила, завизжала, выронила меч и забралась на лавку, подчиняясь даже не страху, но тому загадочному порыву, что охватывает женщину при виде маленького серого зверька. Однако за время странствий девушка успела навидаться всякого и, видно, научилась сдерживать чувства. Сама себе удивляясь, она смотрела, как крысы ворочают краюху, и постепенно ей стало казаться, что они между собою… разговаривают. Ещё мгновение – и она услышит их голоса. Она будто впала в некий транс, даже сердце замедлило бег. Клинок в руках казался неподъёмным, тёплым и почти живым.
Затем вдруг (словно что-то лопнуло внутри) она услышала пускай не фразы, но обрывки фраз – простые, доступные маленьким умишкам мысли.
«Я молодой!» – как будто говорил товарищам тот крыс, который зарился на всю ковригу (а это был именно крыс, а не крыса, как и два других; Ялка почему-то была в этом уверена). – «Я молодой, я сильный, сильный! Унесу еду и съем!»
«Не унесёшь!» – как будто отвечал ему седой и толстый крыс, подёргивая тонкими волосьями усов. – «Не унесёшь, не унесёшь!»
«Унесу, унесу! – упрямился первый и вертел хвостом. Его близорукие чёрные глазки-бусинки азартно поблёскивали. – Съем, съем!»
«Еды много-много! Ты не унесёшь, ты не сильный!»
«Я сильный, сильный-сильный! Только лёгкий! Я унесу и съем, я молодой!»
«Ты молодой, ты глупый, – старый крыс даже оставил корку и встал на задние лапки. Ялка не удивилась бы, если б он упёр лапки в боки и на самом деле заговорил. – Хозяин станет сердитый-сердитый, злой-презлой! Еды больше не оставит!»
«Я не боюсь, не боюсь! Пусть знает, знает: я крыса, я крыса, я крыса, и я здесь был!»
Третий, самый толстый, лоснящийся, молча вгрызался в свою долю и мало обращал внимания на своих приятелей. Ялке стало смешно, она не выдержала и прыснула. Крысы вмиг побросали добычу, спрыгнули на пол и в считаные мгновения скрылись на тёмной половине дома.
Сколько времени она вот так стояла и хихикала, Ялка не смогла бы сказать. Прийти в себя её заставил звук шагов снаружи. Им вторил лёгкий перестук копыт. В первое мгновение Ялка перепугалась, еле попала клинком в ножны, а после – ножнами на крюк, чуть не свалила с полки груду хлама, после чего вприпрыжку понеслась к кровати, обронила одеяло, заметалась, подобрала и в итоге едва успела притвориться спящей, прежде чем открылась дверь.
– Заходи, – сказал кому-то травник. Потоптался на пороге и прошёл к столу. Плащ с шорохом упал на лавку. Ялка зажмурилась и постаралась дышать ровнее.
– Вот, значит, где ты живёшь, – проговорил негромко чей-то новый голос.
– А ты будто не знал, – с усмешкой отпарировал травник.
– Знал. Но никогда здесь не был.
– Интересно, как ты меня вообще отыскал.
– У меня свои методы.
Двое прошлись по комнате. Звякнуло железо. Кто-то передвинул кружку, хмыкнул. Два раза плеснуло вино.
– Твоё здоровье.
– Хох.
Несколько мгновений оба гулко пили, затем расположились у камина (Ялка услыхала, как знакомо заскрипела лавка).
– Надо бы лошадь расседлать, – сонно произнёс пришелец и зевнул.
– Сиди уж. О ней позаботятся.
– Да? Интересно, кто?
– Не важно кто, – тут травник опять усмехнулся. – И за арбалетину свою, кстати говоря, тоже не беспокойся – завтра сами принесут.
Повисла пауза. Кто-то пнул дрова в камине. Пламя вспыхнуло, протяжно гукнул дымоход.
– Здоровая домина.
– Ну так… Здесь же рудокопы жили, те, которые издалека, которые на постоянку здесь селиться не хотели. Посёлка нет уже давно, окрестные дома на камень разобрали.
– А этот что ж?
– Плитняк, – презрительно сказал травник. – Кому он нужен?
– Да уж, точно, никому. А тепло у тебя!
– Девчонка болеет, вот и топлю. Камин, чтоб его: приходится всё время жечь. Всё никак не соберусь нормальную печь сложить.
– А ты умеешь?
– Нет.
Что-то острое стукнуло по дереву – быстро, с протягом и несколько раз. Хлеб режут, догадалась Ялка. Или колбасу.
– Я заночую у тебя?
– Что за вопрос! Места сколько хочешь, выбирай лежанку поцелее и ложись… Эй, осторожнее!
– Ах, зараза… – выругался пришелец. – Ну и ножик у тебя.
– Девчонка принесла. Поаккуратней с ним.
Ялка почувствовала, как взгляды обоих защекотали ей затылок. По спине побежали мурашки.
– Это она? – спросил негромко незнакомец.
– Ещё кого-то видишь, что ли?
– Нет, но…
– Она, она, – с непонятным выражением сказал Лис, помолчал и вдруг добавил: – Ну, хорош притворяться, слышишь? Открывай глаза.
Девушка не сразу поняла, что последние слова предназначались ей, а когда поняла, невольно напряглась. От взгляда травника это не укрылось, он рассмеялся, весело, легко, беззлобно, встал и подошёл к ней. Тронул за плечо.
– Вставай, Кукушка, – мягко сказал он. – Просыпайся. Неужели ты думаешь, что я не сумею понять, когда ты спишь, а когда просто лежишь и подслушиваешь?
Дальше притворяться было бесполезно. А впрочем, чего она ожидала? Пила вино (в кружке, наверное, ещё осталось на донышке), безрукавку без спросу напялила, да и меч висит, наверно, косо… Она вздохнула, повернулась на спину и посмотрела снизу вверх на травника. Перевела взгляд на его ночного гостя – тот сидел у камина и пристально её рассматривал. Это был рослый мужчина лет сорока, с длинными тёмными волосами, в которых поблёскивали нити седины, и глазами как два бурава. Он был со шрамом на губе, без двух зубов, заметно щурил левый глаз; на левой же руке его отсутствовал мизинец. Должно быть, за свою жизнь этот человек успел побывать не в одной серьёзной переделке. Во всяком случае, меч свой он предпочёл оставить под рукой. Под его взглядом Ялке стало неуютно, она вжалась затылком в подушку и натянула одеяло до подбородка.
– Не бойся, – уловив её смятение, поспешил сказать травник. – Это Золтан, он друг. Он тебя не обидит.
– Почему – Кукушка? – тихо спросила она.
– Ну, надо же мне тебя как-то называть, раз уж ты не представилась.
– Я Ялка.
Тот кивнул без тени усмешки, как кивают взрослые ребёнку, который говорит им: «Я лошадка!» или «Я кораблик!» Девушке почему-то стало неловко, словно она назвалась чужим именем.
– Зови меня Лис, – представился травник.
– Ты сжёг мою одежду?
– Нет, только башмаки, остальное я выстирал. Рубашку потом постираешь сама. Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо… Есть хочу.
Травник улыбнулся.
– Ну, это не смертельно. Вылезай из кровати. Сейчас мы с Золтаном что-нибудь сготовим.