Томас боялся. Томас очень боялся. Но сейчас даже руки у него не дрожали.
– Нет, – сказал он твёрдо и с сожалением покачал головой. Сложил очки и аккуратно положил их на стойку. – Я никогда его не видел.
– Уверены? – спросил священник.
– Да. Мои глаза не те, что раньше, – несколько неудачно попытался пошутить Томас, – но память у меня пока ещё хорошая. Мне очень жаль, – добавил он, обвёл взглядом священника и его спутников. – Могу я чем-нибудь ещё вам помочь, святой отец?
– Нет. Впрочем, угостите нас пивом. Мне говорили, что у вас хорошее пиво.
– Лучшее в городе.
– Прекрасно. Тогда пива мне и шестерым моим сопровождающим. Они заплатят. Пива – и чего-нибудь закусить.
– Право, не знаю, – замялся трактирщик. – Сейчас уже поздно, плита остыла. Яичница? Мясо?
– О да. Замечательно. Мясо солдатам, яичницу мне и моему ученику.
– Тогда подождите минутку.
Пока испанцы располагались в зале, Томас с профессиональной ловкостью наполнил кружки, отнёс их к столу и удалился на кухню. Жену тревожить не хотелось. Он подбросил в печь угля, поддул мехами, снял с крюка две сковородки и принялся за дело.
Оказавшись в привычной стихии, Томас подуспокоился и теперь, разбивая яйца и переворачивая скворчащее мясо, задумался над произошедшим. А происходило странное. Томас плохо разбирался в живописи, в рисовании и вообще в искусстве. Можно сказать, совсем не разбирался. Но он был в состоянии понять, что портрет, который у мальчика, и портрет, предъявленный монахом, рисовала одна рука. Неужели мальчишка работал на инквизитора? Да нет, не могло такого быть. Тогда откуда он у парнишки? Спрашивать об этом у монаха не хотелось.
Девятое или десятое яйцо оказалось с кровавыми хлопьями. Томас выругался шёпотом и принялся вылавливать и вырезать концом ножа кровавые куски. Мысли его приняли иное направление.
Зачем Жуга вообще понадобился инквизиции? Конечно, этого следовало ожидать. Испанцы в последнее время совсем озверели. Святая Церковь видела еретиков, где надо и не надо («Надо бы кошек из зала убрать», – подумалось ему). Но травник… Чем мог досадить им травник? Впрочем, было бы желание, а причину всегда можно отыскать. Нелюдимый, неизвестно где проживающий, Жуга всегда был личностью немного подозрительной.
Они все искали одного человека. Все. Томас поразмыслил и твёрдо решил предупредить травника, как только тот появится в городе. Это было можно проделать. Понаблюдать за домом, и за тем, другим… Это могло быть опасным, но старый Томас умел платить свои долги.
Он появился в зале, неся дымящую яичницу и сковородку с мясом, поставил их перед священниками и солдатами, выложил меж ними булку хлеба и спросил у монаха, не надо ли чего ещё.
– Спасибо, ничего, – за всех ответил тот. – А кстати, – он обернулся, – к вам сегодня, случаем, не заходил мальчишка?
– Мальчишка? – Томас лихорадочно пытался сообразить, что к чему.
– Да. Такой, знаете ли, оборванец в драном кожухе, маленький, как табуретка, и нахальный, как обезьяна.
Описания были профессионально кратки и убийственно точны. Томас сглотнул так сильно, что заболел старый шрам на горле, и с деланым равнодушием пожал плечами:
– Мальчишки? Я не помню. Заходили трое или четверо. Может, и был такой, как вы описали. Я их не запоминаю.
– Ну, этого мальчишку вы бы запомнили. Он мог вам показывать такой же рисунок, как у меня.
Томас с трудом заставил себя держаться спокойно. Сердце его забилось.
– Вообче-то, да, такого я наверняка запомнил бы, – ответил он, стараясь говорить небрежно, и опять пожал плечами. – Вот тока мне до вас никто ничего такого не показывал.
Пытливый взгляд священника, казалось, пронзал Томаса насквозь. Внимательный такой взгляд, поощряющий, всё понимающий.
Всё понимающий.
Всё-всё.
– Так значит, он здесь был.
Запахло жареным. Теперь отпираться было уже опасно.
– Я не могу ручаться за всяких мальчиков, святой отец, – развёл руками Томас. – Вы же меня понимаете? Да, был похожий парень. Хлеба попросил. Я дал. Денег у него не было.
– Давно?
– Давно.
– Прекрасно, – вновь сказал монах и неожиданно сменил тему, словно вопрос был закрыт: – Так какую гостиницу вы, говорите, нам порекомендуете?
– Получше или подешевле? – спросил Томас, опомнился и вздрогнул. – Ох, простите, святой отец. Гостиницу? Конечно, конечно… Думаю, вам подойдёт «У Синей Сойки». Да, «У Синей Сойки». Там хороший стол, большие комнаты и чистые кровати.
– А девки там есть? – спросил солдат, похожий на большую обезьяну (Томасу доводилось видывать таких в зверинце). Остальные одобрительно заухмылялись.
– Что? Девки? Э-э-э… нет. Да, нет. Если господ солдат интересует подобный э-э-э… вопрос, то лучше будет «Красный Дракон», «У Камня» или «Под Луной».
Они переглянулись и кивнули, затем доели, допили, расплатились и удалились. Только тогда Томас вздохнул с облегчением. И только через полчаса с запоздалым ужасом он осознал, что сам порекомендовал им постоялый двор, который находился возле дома, принадлежавшего травнику.
У башни «Синей Сойки».
Время шло, посетители тихонько расходились. Наконец не осталось никого. На улице стемнело, зажгли фонари. Томас в несчётный раз протёр пивную стойку, составил на полки кружки и запер дверь на засов.
Прошло, наверное, полчаса. Огонь в камине угасал, свеча в розетке догорела. Томас подсчитывал выручку, когда постучали.
– Закрыто! – крикнул он. – Завтра приходите.
– Это я, – послышалось снаружи. – Открывай.
– Кто «я»? – с подозрением спросил кабатчик. – Вот не открою. «Я» бывают разные!
– Эх, Томас, Томас, ты всё такой же, – добродушно, но как-то устало сказали за дверью. – Как твоё горло, Фома неверующий? Опять жрёшь чеснок? Даже через дверь шибает. А я, между прочим, говорил тебе, чтоб ты им не увлекался. Ну, чего молчишь?
И тут Томас вспомнил, где он слышал этот голос.
– Господи! – выдохнул он и лихорадочно задёргал засов.
У двери, привалившись к столбику, стоял Жуга – травник по кличке Лис, когда-то спасший ему жизнь. Человек, которого сегодня спрашивали трое – мальчик-бродяга, городской головорез и святой отец-инквизитор. Подобных совпадений не бывает. Нехорошая примета. На этот случай даже поговорка есть: беда не приходит одна.
Нет, не так: случится раз, случится и два.
Нет, опять не то…
Кружились, падая, снежинки, а Томас всё стоял, осмысливая события дня и не зная, что сказать.
– Привет, Томас, – усталым голосом сказал травник. Провёл ладонью по лицу. – Извини, что я поздно. Нальёшь мне кружечку?
– Ох, господи. – Кабатчик отшагнул назад. – Конечно, заходи. Конечно, налью.
– Не зажигай свет. – Жуга переступил через порог и плотно затворил за собою дверь. Стряхнул мокрый снег с волос и с плеч, расправил складки плаща и опустился у погасшего камина. Томас торопливо сдёрнул с полки кружку и наполнил её из бочонка. Поставил перед травником. Тот кивнул благодарно, отпил половину и вытер губы рукавом.
– Сто лет тебя не видел.
– Да уж, давненько ты не заходил. Случилось что-нибудь?
– А почему ты спрашиваешь?
– Неважно выглядишь.
– У тебя вид тоже не цветущий.
– Старею, старею, – посетовал Томас. Всё это время трактирщик порывался рассказать о сегодняшних событиях, но не знал, как начать.
Травник начал сам.
– Надо поговорить, – сказал он. Взгляд его голубых глаз сделался серьёзен и угрюм. Он отставил кружку и сплёл в замок пальцы рук. Покосился на дверь. – Жена спит?
– Спит. А что?
– Не хочется её беспокоить. – Он провёл рукой по волосам. – Дело вот в чём. Меня вчера, похоже, хотели убить.
– Не убили? – спросил кабатчик и тотчас осознал всю глупость вопроса.
– Как видишь, – усмехнулся травник, но тут же посерьёзнел.
– Так, значит, это тебя в переулке Луны…
Он не договорил.
– Что, уже наслышан? – травник кисло усмехнулся. – Быстро сплетни носятся. Да. Меня. Сперва я думал, что нарвался на простых ворюг, но потом… В общем, это был не грабёж. Что-то происходит, Томас. Уж слишком много нехорошего творится. Кто-то ищет мои старые связи, трясёт моих старых друзей. Не хочу, чтобы стряслась беда. Скажи, с тобою ничего такого в последнее время не произошло?
Томас сглотнул раз, другой, собрался с духом и заговорил. Слова полились из него потоком, будто прорвались невидимые шлюзы. Он рассказал всё. Что произошло сегодня утром, вечером и днём, как его спрашивали сначала паренёк с портретом, потом Рутгер, а после – инквизитор. И тоже с портретом. Травник всё это внимательно выслушал и долго молчал, уставившись на тлеющие в глубине камина угли и барабаня пальцами по столешнице. Вздохнул.
– Гюнтер? – наконец проговорил он. – Интересно. Этот мальчишка… Ты его знаешь?
– Первый раз вижу.
– И он тебе не назвался?
– Нет.
– А тот, второй? Который хотел, чтобы ты обо мне сообщил?
– Рутгер? Он из гильдии воров. Из новеньких. Но уже… – Он сделал многозначительную паузу и дёрнул подбородком, как бы говоря: «Известен». – А вообче-то, я всех их плохо знаю, – признал он. – Такой, среднего роста, с белой головой и синими глазами. Далеко целит, если посмотреть как держится.
– Ах, вот, значит, кто. Понятно. Что ж, раз такое дело… – Травник встал. – Ты, Томас, вот что: не отпирайся, если снова будут спрашивать обо мне. Мол, да, видел, да, вспоминаю, вроде, был такой. Не знаю, где сейчас. В конце концов, оно ведь так и есть. Об остальном ни слова, понял? Про дом, про деньги, про Рудольфа ничего не говори. Если хочешь… – он помедлил. – Если хочешь, пошли Бликсу в «Кислого монаха». Это мне уже не повредит.
– Понял, – Томас торопливо закивал. – А тот мальчишка…
– Разберёмся. Ну, бывай.
Мгновение трактирщик колебался.
– Тебе опасно показываться на улицах, – сказал он. – Если ты не против, ночуй у меня.
Травник чуть заметно улыбнулся.
– Томас, я знаю этот город намного лучше, чем испанские наймиты.