– Н-н… н-н… не надо, – выдавил он. – Мне хватит, если ты его просто убьёшь.
Рутгер прищурился. Кошелька, однако, обратно не взял.
– За что ты его так не любишь? – спросил он. – Вроде, помнится, он спас тебе жизнь.
– И… из-зувечил тоже он. Он и его мэ-альчишка.
Рутгер долго молчал. Бликса успел доцедить свою кружку почти до дна.
– Странные дела творятся в этом городе, – сказал наконец наёмник. – Ох, странные… Мне понадобится арбалет.
– У м-меня нету.
– Выпроси, укради или займи.
Бликса на минуту задумался, потом торопливо закивал:
– Я знаю, г-где достать.
– И арбалетчик.
– М-м… м-может, лучше ты?
Рутгер покачал головой.
– Я не хочу нанимать человека из гильдии. Слишком уж Матиас темнит с этой историей. Ты можешь подыскать кого-нибудь со стороны?
– П-п… п… попробую.
– Лучше, если это будет кто-то не из местных. У тебя ведь есть дружки в соседних городах? Пошли им весточку, но только быстро.
С этими словами Рутгер встал и вышел из корчмы. Мешочек с деньгами остался лежать на столе. Некоторое время Бликса смотрел на него, потом сгрёб и сунул за пазуху.
Постоялый двор в Лиссе у ворот юго-восточной башни был на удивление чистым и просторным – крашенная в жёлтые, зелёные и белые цвета хоромина в два этажа с подворьем, кузницей и лавкой скобяных товаров. Путешественники и торговцы, прибывавшие в город по реке, предпочитали останавливаться именно тут. Здесь посетитель обнаруживал белёный потолок, покрашенные стены, чистенькие комнаты и недурную кухню. Солому на пол здесь не сыпали, опасаясь возгорания, но половицы стыковались без щелей, камины не дымили, а прислуга отличалась расторопностью. Впрочем, всему этому находилось вполне реальное объяснение: трактир «У Синей Сойки» оставался пока самым новым в городе. И, что странно, это был единственный в городе трактир без вывески.
Беда его была в одном: зимой река вставала.
В холодное время года жизнь в южных кварталах Лисса замирала. Приезжие предпочитали останавливаться ближе к центру, на северной стороне. Зимой посетителей сюда не могли завлечь ни пресловутые камины, ни комнаты, ни кулинарные изыски. Лишь мастеровые и лавочники из соседних кварталов забегали перекинуться парой слов и подлечить горло горячим грогом. Вот и сейчас в зале, гулком и пугающе просторном, было только пятеро посетителей. Выл ветер – к ночи снегопад разгулялся в настоящую метель, которой улицы придали разрушительную силу горного потока. Ставни наверху раздражающе хлопали.
Золтан оглядел всех четверых, сидящих в зале, и задумался.
Лишь здоровяка у камина можно было опознать как каменщика, да и то из-за большого деревянного плоского ящика, в котором он носил инструмент. Занятием трёх остальных могло быть что угодно. Все посетители сидели порознь, каждый молча занимался своим делом. Худой мужчина с костистым лицом, одетый в серый суконный плащ с меховой оторочкой, равнодушно ковырялся в миске с овощным рагу. Рядом на столе валялись обглоданные куриные кости. Толстяк близ камина сонно клевал носом над наполовину полной кружкой, свесив руки. В его мутно отсвечивающей желтизной лысине угадывалось что-то знакомое; когда Золтан ещё засветло вошёл в этот трактир, толстяк уже спал, и пузырьки в его пиве давно выдохлись. Ещё один, ничем не примечательный, среднего роста темноволосый парнишка неотрывно таращился в темень за окном, барабанил пальцами по столу и время от времени вздыхал. Он походил на менялу или приказчика суконной лавки, но среди менял Золтан его не помнил. Последний, старикашка лет шестидесяти, в молчании сидел в углу, цедил горячий грог, жевал губами и отдувался.
Верзила каменщик, подсчитывавший что-то на пальцах и царапавший цифры прямо на столе, наконец шумно вздохнул, в два глотка прикончил остывший грог, подобрал свой ящик и направился к выходу, напоследок раскланявшись с трактирщиком. Дверь за ним закрылась. Не прошло и минуты, как за ним последовал тощий любитель курятины. Золтан проследил за ними взглядом и вернулся к своему стакану, уже третьему за вечер.
– Здесь свободно?
Золтан вздрогнул и поднял взгляд.
Перед ним стоял Жуга.
– Я так и знал, что ты придёшь, – сказал травник.
Золтан растерянно оглядел трактир. Хозяин как раз на минуту отлучился. Старикашка фыркал над вторым стаканом.
А вот «менялы» у окна больше не было.
– Чтоб ты сдох! – в сердцах выругался он, вновь поворачиваясь к травнику. – Никак не привыкну к твоим чародейным штучкам. Какого чёрта?..
Травник, который ухитрился подобраться бесшумно, сбросил с руки плащ, свернул его и положил на лавку. Расположился рядом. Золтан почему-то ожидал увидеть его усталым, загнанным, но тот наоборот был возбуждён, двигался легко, порывисто. Вопреки обыкновению, на этот раз в одежде травник обошёлся без личины и на самом деле выглядел как подмастерье – рубаха, серенький полукафтан дешёвого сукна, штаны и полосатые чулки. Кружева на воротнике были льежские, по виду схожие с брабантскими, но более дешёвые. На фоне этого наряда как-то нелепо смотрелась неухоженная рыжая бородка и волосы, привычно собранные в хвост на затылке. Посоха не наблюдалось. Глаза травника лихорадочно поблёскивали в трактирной полутьме.
– Извини, – сказал он. Прошёлся пятернёй по волосам. – Не мог убрать личину раньше. Этот парень с ящиком… он мог заметить. Видишь ли, мне стало опасно шастать просто так. Особенно здесь, – он огляделся и закончил: – И особенно сейчас.
Золтан вытянул ноги, устало прислонился к стене и крепче сжал стакан. Стена была холодной, стакан – почти горячим. Контраст порождал неприятное чувство нереальности происходящего.
– Я знаю, – кивнул он. – Я так и думал, что ты появишься в городе. Помнишь, я говорил тебе, что ты придёшь? Но «Синяя Сойка»… – он покачал головой. – Ты очень рискуешь.
Травник усмехнулся.
– Я потому его и выбрал, что уж тут меня точно не ждут.
– Как сказать… – замялся Хагг. – А впрочем, ладно. Как ты догадался передать записку?
– А что мне было делать? «Пляшущий Лис» был закрыт, пришлось искать лазейки. Кстати, а вот ты зачем в бега подался? Вот уж от кого не ожидал.
– Есть причины, – уклончиво ответил Золтан. – Про монахов знаешь?
– А, – травник понимающе кивнул. Рассеянным жестом потёр переносицу.
– А про гильдию воров?
– Угу, – так же односложно ответил Жуга. – Так это твоя работа?
– Выбирай выражения.
– Тогда в чём дело? – травник протянул ладонь к кувшину, вопросительно взглянул на Хагга: «Можно?» Золтан кивнул:
– Наливай, наливай. Хорошее вино. Брюссельское, но на манер бургонского.
– Угу, – тот нацедил себе стакан. – Так. Я всё же не понимаю. Ты-то тут при чём?
– Всё-таки ты сволочь, Жуга, – с оттенком восхищения в голосе сказал Золтан. – Как только ты заявляешься в городе, так у меня проблемы, а тебе хоть бы хны. Зачем ты поцапался «Под Луной» с теми троими?
– Это ещё вопрос, кто с кем поцапался, – угрюмо буркнул травник и пригубил рубиновую жидкость. – И потом, что значит: «Как только»?
– А то и значит. Может, напомнить?
– Ну напомни, – неохотно согласился тот. – Ума не приложу, о чём ты. Я в Лиссе бываю-то раз в полгода…
– Я не про Лисс.
– Да? Очень интересно. Тогда про что?
Золтан расположился поудобнее. Повертел в руках стакан и одним глотком прикончил содержимое. Поставил его на стол и сложил ладони на животе.
– Пять лет тому назад, – сказал он, – в Локерене. Помнишь?
– В Локерене? – собеседник Золтана нахмурил брови. – Нет. А что?
– Та девочка, которую кусали пчёлы.
– Ах, это…
– «Ах, это»! – язвительно передразнил его Золтан. – Ты даже этому значения не придал, а на тебя, между прочим, уже тогда кое-кто глаз положил. Ты столько раз вытаскивал её с того света, что приятели прозвали её Кошкой. А с инквизицией не шутят, запомни, у неё везде глаза и уши. Тебя два раза караулили в проулках. Я два раза подкупал людей, чтоб тебя отмазать, а одного пришлось пришпилить к стенке – до того упрямый попался.
– Она не виновата, что не переносит пчелиный яд, – помолчав, ответил травник. – Что мне было делать? Что? Она бы умерла. Из-за дрянной пчелы, ты представляешь? Понадобится, так я ещё раз к ней приду, так и знай. Так… Кому ещё я наступил на больную мозоль?
– Гуси в Цурбаагене.
– Ну, это мелочи.
– Мельничные сита. В Гаммельне.
– Ну, знаешь… если ты и это считаешь преступлением…
– Я – нет, но церковники… Ну, хорошо. – Он хлопнул ладонями по столу. – Хорошо. Допустим, это в самом деле оправданный риск. А та девушка-лентяйка? В деревне под Гентом.
– Теодора? – хмыкнул травник. – Сама виновата. Я такой неряхи…
– Ты-то на кой туда сунулся? Посуду всей деревней потом ловили… Знаешь, – Золтан пожевал губами на манер старика, – если бы обвинили не тебя, а опять сожгли какую-нибудь женщину… да хоть ту же девушку…
– Не сожгли бы. Я об этом позаботился.
– Позаботился он. Заботливый ты наш…
– Ехидна.
– Сам дурак… Ну ладно. А город?
– Какой город? – травник вновь непонимающе уставился на Золтана.
– Вондервоттаймиттис[38].
Травник поперхнулся, помедлил с ответом и внезапно густо покраснел.
– Ну, это… – он бестолково повёл руками. – Я тогда пьян был, не соображал ничего, чуть с колокольни не свалился.
– Да уж, городок ты на уши поставил будь здоров. Чего напился-то?
– Парнишка слёг неподалёку, каждая минута на счету, у меня, как назло, мешок с травами упёрли. А эти: «Расписание! Перерыв!» и лавку закрыли. Совсем свихнулись на своих часах, капустники полоумные. Ну, я в пивную зашёл пересидеть, хватил со злости лишнего, меня и разобрало…
– Понятно. У них, что, вправду в сутках стало двадцать пять часов?
– Ну. Только не двадцать пять, а двадцать шесть. Сам считай: час – днём, час – ночью. Да не по-настоящему, не бойся, – что я, по-твоему, совсем спятил? – просто час у них стал короче, вот и всё. Они теперь никуда не успевают. Сейчас-то привыкли, а видел бы ты, как они спервоначалу бегали! А признать, что у них просто часы на ратуше дурные, не хотят.