Дракон и Иван-царевич тайно симпатизируют друг другу.
Это позволяет нам реконструировать древний мотив, восходящий к индоевропейскому религиозному культу. Жрецы этого культа поклонялись огненному змею. Именно содействие змея и обеспечивало те откровения и провидения, а также благие деяния, которые предсказывали жрецы его культа.
Сакральная измена древним истинам
Царь на службе государства
Если рассматривать все эти сказочные сюжеты с исторической точки зрения, то становится очевидным, что ниспровержение брахманов или жрецов совпадает с периодом становления государства. Можно предполагать, что сюжеты легенд о третьем брате появились на свет благодаря Упанишадам и Араньяки. Эти произведения называют ведантой – «завершением Вед». Это уже более позднее время становления арийского общества в долине Ганга. Племенные союзы начинают превращаться в ранние государства, и для обеспечения новой государственной идеологии потребовались новые легенды. Племенные вожди в период около VI века до н. э. приобретают статус царей. Усиление царской власти неизбежно повышало статус кшатриев. В этот период переосмысливается роль кшатрийской касты. Логика здесь проста: если в руках у царей кшатриев сосредоточена власть над людьми, то и в общении с высшими силами первое место должно принадлежать царям. При этом образ брахманов как хранителей ритуальной науки в глазах населения начинает тускнеть. На роль брахманов претендуют не только арии из других каст, но и млеччхи – аборигены Индостана, которые никакого отношения изначально к премудростям арийского жречества не имели. Для них проникнуть в среду «простых ариев» оказалось гораздо легче, чем в мир служителей культа.
«Сидение у ног учителя»
С другой стороны, млеччхам было гораздо легче стать кшатриями, так как перегородка между арийским обществом и аборигенами Индостана не была непроницаема. Кшатрий должен быть дерзким, воинственным и щедрым – этим и ограничивались все требования, предъявляемые к нему. Именно поэтому пополнялась за счет аборигенов в первую очередь воинская каста. К тому же скорость обновления обратно пропорциональна убыли военного населения. Чем больше войн, тем быстрее обновляется состав войска.
В среде кшатриев постепенно стало распространяться мнение, что, мол, эти брахманы видят только внешнюю сторону ритуала, а истинная тайная сторона богослужения им неведома. В кшатрийской среде стали возникать свои брахманы, которые в тайне от жрецов культа передавали молодым кшатриям истины, якобы неизвестные брахманам. Таким образом, исподволь подтачивалась основа брахманизма. Упанишады (дословно – «сидение у ног учителя») как раз и предназначались для тех, кто имел своей целью постижение кшатрийской эзотерики. Иносказательное толкование многих вещей – характерная черта Упанишад.
Именно для периода становления государства характерно стремление вновь обращенных кшатриев занять лидирующее положение в обществе, отринув от себя клан жреческой аристократии. Тут-то, по всей видимости, и возник квазирелигиозный миф о том, что жрец стал рубить голову божества, которому до сей поры поклонялся. Вместе с прежним жреческим ритуалом канули в лету питье сомы и экстатические провидения.
Культурные наследники
Ритуал отслеживания посмертного пути души также сохранился лишь у изгоев. Например, сибирские шаманы в какой-то части сохранили этот ритуал. Они используют его во время камлания. Очевидно, сибирские племена монголоидов долгое время контактировали с индоевропейцами-кочевниками и сумели перенять от них многое. Пусть в усеченном виде, но ритуальная практика индоевропейцев присутствует в шаманизме. С другой стороны, реальные потомки ариев – иранцы и индусы утеряли этот опыт. Все дело в том, что питье сомы, экстатические и оргиастические ритуалы жертвоприношений и зарождения новой жизни были в свое время законодательно отменены и, Иране, и в Индии. Потребовалось низвергнуть в преисподнюю прежнее божество индоевропейцев и утвердить новые божества, освещающие сакральность государственной власти.
Ныне аскетические многолетние бдения присутствуют у аборигенов Индостана в большей части, чем в родах и кастах прирожденных индоариев.
Как ни парадоксально, эстафету перехватили те автохтонные народности и племена, которые в свое время получили первый религиозный опыт от ариев-пришельцев. Чтобы познакомиться с былой культурой ариев, приходится обращаться к культуре соседей, которые сумели донести элементы брахманского культа до наших дней.
Божества души
Вероятно, третий брат появился в индоевропейской мифологии на позднем этапе ее существования. В первоначальном варианте мифа было два брата-близнеца. Один символизирует день, другой ночь. Головы коньков, расположенных на крышах, прялках, элементах домовой резьбы, ассоциируются с братьями-близнецами. Головы коней направлены в разные стороны – в сторону восхода солнца и в сторону заката.
Культ божественных близнецов был характерен для Индии, Греции, Балтии. Так, в латышских народных песнях имеются мотивы о двух сыновьях бога неба Диевса. Сыновья влюблены в свою сестру – дочь солнца. Они по очереди ухаживают за ней, катают по небу на яблоневой лодке. Близнецы зажигают два священных огня на море и едут к своей возлюбленной на двух конях с разных сторон.
На архаичность этого близнецового культа указывает то, что в прусской мифологии также имеются сюжеты, связанные с культом близнецов. Так, в Пруссии почитали идолов двух братьев, выполненных в виде двух столбов, стоящих рядом. Эти идолы героев и предводителей двух прусских племен – Видевута и Брутена. Один из героев был связан с весенним циклом, другой – с осенним. Один близнец олицетворяет жизнь, день, расцвет, другой – сумерки, закат, посмертное существование души. Очевидно, братья-близнецы олицетворяли цикл рождения и смерти. Одни из братьев заботился о душе на этом свете, другой на том.
Можно предполагать, что этот сюжет заимствован напрямую из индоевропейской мифологии. В этом сюжете можно видеть отголосок веры в реинкарнацию души.
Таким образом, братья-близнецы в первоначальном варианте являются хранителями души – на этом и на том свете.
Хранители души
Появление третьего брата знаменует собой следующую фазу развития мифологии. Эта фаза была, по всей видимости, связана с переходом кочевников к оседлому образу жизни и отказу от веры в реинкарнацию. По всей видимости, оседлые иранцы сразу не смогли отказаться от старых богов и к двум существующим божественным братьям-близнецам – хранителям души человека прибавился третий брат, который связывается в фольклоре с темой смерти, с тайными древними культами и с практикой жертвоприношения. Тогда и был придуман квазирелигиозный миф о том, что два брата поместили третьего в глубокий колодец, – т. е. отправили его душу на вечную ссылку в преисподнюю без права возвращения в эту жизнь. Этим самым постулировалось окончательное торжество жизни над смертью. Объявлялось о том, что истинная ценность души человека определяется его поступками, а не принадлежностью к тому или иному древнему роду. Таким образом, вера в реинкарнацию души была переосмыслена. И душа человека из счастливого вечного путешественника из иного мира в этот и обратно превращается в душу скитальца, обреченного на вечное страдание. Такой мотив мы встречаем в джайнизме и буддизме, а также в иных неортодоксальных учениях, возникавших по большей части в среде аборигенов-неарийцев.
Для «придурка» нет закона
С другой стороны, к смене религиозной парадигмы привел раскол среди арийского общества и привилегированное положение возвысившихся кшатриев. Появление третьего брата – слегка придурка и тайного жреца знаменовало собой эту новую парадигму. Для «придурка» нет закона, и отправить его в иной мир вместе с его отжившими многоглавыми божествами – это святое дело для любого уважающего себя воина.
Древний индоевропейский миф о двух братьях-близнецах был переосмыслен. Главным или старшим братом стал кшатрий – воин; средним братом – вайшья, скотовод и земледелец. Третьему, младшему брату – жрецу не нашлось место на земле, и он отправлен был в преисподнюю.
Кроме всего прочего устанавливается социальная иерархия между братьями. Эту иерархию хорошо выразил Ершов в «Коньке-Горбунке»: «Старший умный был детина, средний сын и так и сяк, младший вовсе был дурак». Социальная иерархия в лучшей степени отвечала потребностям государства, нежели племенная демократия и независимость каст. Таким образом, древний индоевропейский миф о братьях-близнецах, хранителях души человека на этом и на том свете, был переосмыслен в угоду социальному мироустройству. Этот миф был использован для укрепления власти царя, который по своему статусу являлся кшатрием – воином и не терпел конкурентов в лице опального жречества. Недаром миф о трех братьях сохранился именно там, где свои позиции укреплял государственный строй. Это было и в Древнем Иране, Индии, Греции и на Руси. В архаичном варианте миф о двух братьях-близнецах сохранился тоже.
Магия на службе заказчика
По всей видимости, индийские настики – реформаторы брахманизма восприняли аскетизм, присущий представителям арийского жреческого сословия, как некую догму. Они вычленили этот аскетизм в отдельный самодовлеющий принцип. Подражая аскетизму брахманов с внешней точки зрения, они довели его до абсурда. Очевидно, именно поэтому в джайнизме, буддизме делается упор именно на аскетический подвиг каждого конкретного человека. Вспомним, что смерть от голода считается у джайнов лучшей из всех смертей, открывающей врата в страну блаженства. Наряду с этим была переосмыслена доктрина брахманизма. Если первоначально жертвоприношение имело прикладную функцию, а успех обряда определялся результатом, который удавалось достичь после его завершения, то впоследствии сам обряд становился вещью в себе. На брахмана-жреца начинают смотреть как на специалиста, который при помощи своей ритуальной науки может заставить божество сделать то, что хочет заказчик. Брахман в глазах заказчика жертвоприношени