Античные авторы, в той или иной мере осознавшие этот парадокс, объясняли его по–разному. По мнению Фукидида, из–за затягивания войны «возвращение из–под Илиона замедлилось, что привело к многочисленным переменам: в государствах возникают… междоусобицы, вследствие которых изгнанники стали основывать новые города». Дион Хрисостом в «Илионской речи», замечая, что победители не возвращаются в обстановке такой ненависти и позора, поставил в вину Гомеру — а значит, и всей традиции греков — стремление затушевать некую страшную неудачу, разгром, постигший, по мнению этого ритора, войско Агамемнона под стенами Илиона. При этом Дион мастерски акцентирует мотивы колебания между победой и поражением ахейцев, пронизывающие «Илиаду». Пытаясь уличить Гомера в фальсификации, Дион по существу стремится доказать, что победа над Илионом означала надлом, кризис в истории ахейского мира. Микенская Греция, по его мысли, была обречена погибнуть вслед за Троей.
Что же касается того эпического затягивания великой войны, о котором пишет Фукидид, то целый ряд героев похода явно не стремится возвращаться домой вообще, независимо от каких бы то ни было катаклизмов и препон на пути. Похоже, они и в Трою отплыли без намерения вернуться. Именно такое впечатление возникает, когда узнаешь о том, что знаменитый ахейский прорицатель Калхас и другие, оставив свои корабли у разрушенного Илиона, устремляются в Колофон к царю Мопсу. Или когда обнаруживаешь у Аполлодора, что из прочих героев «одни поселились в Ливии, другие в Италии, некоторые же в Сицилии и на островах, расположенных вблизи Иберии. Эллины поселились также и на берегах реки Сангарис (к востоку от Троады. — А. А.), были и такие, которые поселились на Кипре». Троянская война превращается в великое рассеяние греков, а то, что позднее называлось «Возвращениями», в большинстве случаев представляет миграции, обретение новых мест для жизни, не предполагающей возвращения к оставленным очагам. Разумеется, когда позднейший местный фольклор приводит Менелая с Еленой в Калабрию, а Нестора — в Метапонт (город на побережье Тарентского залива), то мы имеем дело с попытками «облагородить» эпическими именами историю возникновения тех или иных позднейших колоний, и не более того. Но такие попытки едва ли были бы столь популярны в Античности, если бы представления о Троянской войне не несли в себе изначально идеи огромного колонизационного движения, сопровождающего закат микенской эпохи, когда отток греков на периферию былого «ве- ликоахейского» ареала и временный хозяйственный расцвет этой периферии соединяются с децентрализацией греческого мира, с обезлюдением и деградацией прежних ахейских столиц, все больше подрываемых неурядицами и мятежами.
Всякий, подробно познакомившийся с мифами Троянского цикла, не может отделаться от мысли, что греков за их злодеяния под Троей преследовал какой–то злой рок. Удивительное дело, но Агамемнона, триумфатора Троянской кампании, убивает сестра освобожденной Елены, из–за которой, собственно, и была затеяна война! Мифы повествуют, что Клитемнестра и Эгисф намеревались также убить и законного наследника микенского трона, сына Агамемнона Ореста, но его спасла старшая сестра Электра. Микены были сильнейшим и славнейшим греческим царством того времени, оно олицетворяло силу Греции, и его можно рассматривать как уменьшенную модель всего государства. Поэтому борьба за микенский трон, возникшая сразу после победы над Троей, свидетельствует о крайне нестабильной политической ситуации внутри Греции.
Этот вывод наглядно иллюстрирует история Ореста, которого кормилица переправила к фокейскому царю Строфию (Фокида располагалась в Центральной Греции). Фокейский царь был женат на сестре Агамемнона — Анаксибии и потому очень радушно встретил ребенка. Через семь лет, когда Орест вырос и научился обращаться с мечом, он отправился в Микены вместе со своим верным другом Пиладом, сыном Строфия. С помощью Электры, никем не узнанный, он пробрался во дворец якобы для того, чтобы сообщить Клитемнестре о смерти ее сына. Мать выслушала эту весть с нескрываемым удовлетворением и послала за Эгисфом. Как только Эгисф появился в дверях, Орест вонзил ему в грудь меч, а затем этим же мечом убил и Клитемнестру.
Орест считал, что поступил по справедливости, покарав убийц отца, и микенский народ тоже одобрял его поступок Но в то же время его мучили угрызения совести: ведь он пролил кровь своей матери. Эринии, богини возмездия, стали неотступно преследовать его повсюду. Их горящие глаза, их ужасающе развевающиеся змеи вместо волос в конце концов свели бы его с ума, если бы не заступничество Аполлона, который, подчеркнем, и велел ему отомстить за смерть отца.
О том, как Оресту удалось избавиться от преследования Эриний, рассказывает Еврипид в сочинении «Ифигения в Тавриде». В дельфийском святилище, куда прибыл несчастный сын Агамемнона, устами пифии
Аполлон посоветовал ему отправиться в далекую Тавриду и привезти оттуда в Грецию священную статую богини Артемиды. Только это, согласно пифии, могло искупить грех убийства матери. Орест снарядил корабль и отправился в путь вместе с неразлучным своим другом Пиладом и некоторыми другими юношами. Пристав к пустынному, скалистому берегу варварской страны, они укрыли корабль в одном из заливов и отправились отыскивать храм, в котором находилось изображение Артемиды. Как оказалось, храм этот находился невдалеке от берега. В нем скифы приносили богине кровавую жертву: закалывали у алтаря всех чужеземцев, прибывших в их страну. Орест хотел немедленно перелезть через ограду храма и похитить изображение Артемиды, но Пилад остановил его и посоветовал отложить дело до ночи, когда сделать это будет и проще, и безопаснее. На свою беду, однако, Орест и Пилад были замечены местными жителями. Греческие герои обнажили мечи и отбивались, сколько могли, от толпы варваров, но в итоге были связаны, приведены к скифскому царю, который приказал как можно скорее принести их в жертву богине.
В этом храме жрицей была Ифигения, сестра Ореста, перенесенная сюда Артемидой. Много уже лет провела в Тавриде Ифигения, томясь тоскою по родной земле. По долгу жрицы, она принимала участие в скифских жертвоприношениях, в заклании чужеземцев, попадавших в руки скифов. На ней лежала обязанность окроплять их предварительно священною водою. Вот почему именно к Ифигении привели служители храма арестованных юношей. По древнему обычаю, жрица развязала им руки, чтобы взошли они на алтарь свободными, и отослала служителей в храм, чтобы совершить обычные приготовления для исполнения обряда. Оставшись теперь одна с несчастными, обреченными на заклание юношами, полная сострадания жрица спросила, как их зовут и какого они рода–племени.
«Зачем тебе знать наши имена, — отвечал ей Орест, — «несчастные» — вот наше имя. Незачем тебе знать и о том, где наша отчизна; но если же ты непрехменно желаешь знать это, знай: родом мы из Аргоса, из славного города Микены».
— Неужели ты говоришь правду! Скажи же тогда мне, знаешь ли ты о знаменитой Трое? Говорят, она взята и разрушена!
— Да, это правда, молва не обманула тебя.
— И Елена снова в доме Менелая? И ахейцы возвратились на родину? И Калхас, и Менелай?
— Елена опять в Спарте с прежним своим супругом, Калхас убит, Одиссей же еще не возвратился на родину
— Но кто же ты, дева, знающая столько о Греции?
— Я сама из Эллады, но в ранней юности постигло меня горе. Скажи, что стало с вождем ахейского войска, Агамехмноном?
— Не знаю я о нем, дева, перестань расспрашивать.
— Нет, скажи мне, заклинаю тебя богами, умоляю тебя!
— Погиб он, злосчастный, и своей смертью причинил гибель другим. Убила же его собственная жена. Но умоляю тебя, не продолжай расспросов.
— Скажи мне, юноша, живы ли дети убитого, жив ли правдивый и мужественный Орест и помнят ли в той семье о принесенной в жертву Ифигении?
— Электра, дочь Агамемнона, еще жива, а сын блуждает повсюду и нигде не может преклонить головы…
Так постепенно открывая свои «тайны», они, не без помощи Пилада, узнали друг друга. Орест сообщид сестре о цели своего прибытия в Тавриду и спросил у нее совета, как можно похитить статую Артемиды и всем вместе бежать. И тогда Ифигения придумала план. Она скажет, что статуя богини осквернена приближением к ней чужеземцев, двух братьев, запятнавших себя грехом убийства матери. Поэтому эту статую нужно омыть в волнах моря, а омовение надо провести у того места, где скрыт хорошо оснащенный корабль Ореста. На этом корабле похитители и должны отправиться домой.
В целом все так и произошло. Правда, не все прошло так гладко. Чужеземный корабль был замечен таврами, которые попытались отобрать у беглецов статую богини. Но Оресту и Пиладу удалось отбиться и вместе с Ифигенией благополучно добраться до своего корабля. Погоня тавров не удалась, и дети Атрида вместе со всеми спутниками удачно доплыли и высадились в Элладе. Ореста уже не преследовали с этих пор Эринии. Он воздвиг на берегу Аттики храм, посвященный Артемиде, и Ифигения стала в нем верховной жрицей. Затем Орест направился в родные Микены. Но в его отсутствие власть там захватил сын Эгисфа Алет. Новоявленный правитель планировал убийство обоих друзей: Ореста, чтобы отомстить за смерть отца и устранить законного претендента на микенский престол; Пилада, чтобы избавиться от претендента на руку Электры, на которой хотел жениться сам Алет. Снова в микенском дворце случилось кровопролитие, но произошло все не так, как планировал Алет. Защищая свою жизнь и право на трон, Орест убил Алета. Так власть над «многозлатыми» Микенами вернулась к потомку царского рода Атридов. Считается, что победа Ореста над Алетом была последним звеном в цепи кровавых событий, связанных с борьбой за микенский престол.
Вполне понятно, и мы уже не раз отмечали, что такого рода сюжет выглядит как ладно скроенная сказочка. Но в ней присутствует очень важная информация, мимо которой никак нельзя пройти. Во–первых, Орест захватывает власть в Микенах через семь с небольшим лет после окончания Троянской войны, то есть как раз накануне победного завершения второго похода «народов моря» в 1191 г. до н. э. Во–вторых, сразу же после этого он отправляется в Тавриду чтобы совершить обряд очищения у алтаря Артемиды Таврической. Объединяя оба эти свидетельства, мы должны заключить, что тавры (жители Тавриды), входили в коалиц