ию «народов моря» и в тот момент влияли и на политику самих греческих царей. Народ «турша», фигурирующий в списке «народов моря», — это тавры. Теперь мы нашли (правда, косвенное!) подтверждение этому у Еврипида. «Народы моря» прошлись по всему западному Средиземноморью, включая побережье Греции и Италии, поэтому Орест и явился к царю тавров, чтобы заручиться их поддержкой. Не забудем также, что и войско греков не могло двинуться в поход, не принеся жертву богине тавров Артемиде. Судьбы этих двух народов в эпоху Троянской войны оказались тесно переплетенными. Причерноморское племя оказалось вовлечено в «азиатские» дела. Но к обсуждению этой темы более уместно вернуться чуть позже — в главе, посвященной Ахиллу.
Глава 15ОДИССЕЙ И ЕГО ЗАГАДОЧНАЯ ОДИССЕЯ
Средь ужасов земли и ужасов морей, Блуждая, бедствуя, искал своей Итаки Богобоязненный страдалец Одиссей; Стопой бестрепетной сходил в Аида мраки; Харибды яростной, подводной Сциллы стон Не потрясли души высокой. Казалось, победил терпеньем рок жестокий И чашу горести до капли выпил он; Казалось, небеса карать его устали И тихо сонного домчали До милых родины давно желанных скал. Проснулся он: и что ж? Отчизны не познал.
Наряду с Гераклом и Тезеем Одиссей — один из самых известных героев греческих мифов и легенд. Его отвага, настойчивость, ум, хитрость вошли в поговорку; «одиссея» все еще остается самым метким названием долгого, трудного и опасного пути. Своей популярностью Одиссей прежде всего обязан Гомеру, сделавшему его главным героем своей «Одиссеи».
Одиссей — сын героя Лаэрта и его супруги Антиклеи. Свое происхождение по отцу Одиссей выводил от самого Зевса, по матери — от Гермеса. Некоторые античные авторы называли отцом Одиссея Сисифа, величайшего хитреца из людей, который будто бы овладел Антиклеей во время свадебной ночи, опередив Лаэрта. Сам Лаэрт хоть и был царского происхождения, но не царствовал ни на Итаке, ни где–либо еще. Одиссей получил остров Итаку в приданое за Пенелопой, дочерью акарнанского царя Икария (а также острова Кефаллению, Закинф и соседнее побережье). Так как Одиссей был не только хитроумный, но и мудрый, он правил справедливо, в согласии с народным собранием, и мирно уживался с соседними царями.
Более того, Одиссей предотвратил войну, угрожавшую всей Элладе, и этим снискал себе не меньше славы, чем позднее, во время Троянской войны. Это случилось, когда назревал конфликт между ахейскими царями, сыновья которых спорили за право взять в жены прекрасную Елену, дочь спартанского царя Тиндарея. Чтобы не допустить катастрофы, Одиссей отправился в Спарту и посоветовал Тиндарею нечто неслыханное: предоставить дочери право выбрать себе жениха по собственному вкусу, не обращая внимания на династические интересы. В то же время Одиссей уговорил всех претендентов на руку Елены торжественно поклясться, что они безоговорочно признают выбор Елены и будут защищать ее избранника в случае необходимости.
После похищения Елены Одиссей вместе с Мене- лаем отправился в Трою, чтобы уладить дело мирным путем. Однако Парис соглашался вернуть сокровища Менелая, но не жену, а Приам поддержал сына.
На призыв Агамемнона присоединиться к походу на Трою Одиссей не откликнулся. Он считал, что уже достаточно сделал для Менелая, и войне за супругу другого царя предпочитал мирную, уютную жизнь рядом с собственной молодой женой Пенелопой. Агамемнон послал к Одиссею героя Паламеда, надеясь убедить его, что военный поход против Трои не только должен смыть оскорбление, нанесенное всем ахейцам, но и сулит богатую добычу и славу. Однако переубедить царя Итаки было не так просто. Он вдруг начал изображать из себя идиота, а именно: стал пахать поле и засевать его солью. Но с мудрым Паламедом этот номер не прошел. Он взял завернутого в пеленки Телемаха, сына Одиссея, и положил его на пути быков, запряженных в плуг. Одиссей остановился, чем доказал, что с головой у него все в порядке, и это полностью подтвердилось в ходе войны, на которую он все–таки отправился.
Царь Одиссей предводил кефалленян, возвышенных духом, Живших в Итаке мужей и при Нерите трепетолистном; Чад Крокилеи, пахавших поля Эгилипы суровой, В власти имевших Закинф и кругом обитавших в Самосе, Живших в Эпире мужей, и на бреге противолежащем, — Сих предводил Одиссей, советами равный Зевесу; И двенадцать за ним принеслось кораблей красноносых.
Дюжина кораблей — сила невеликая, большинство других знаменитых героев привели под Трою значительно больше кораблей. Но Одиссей славился не только силой, но и мудростью. Авторитет его в войске Агамемнона по мере хода войны все более и более возрастал. Он стал наиболее уважаемым и влиятельнейшим советником главнокомандующего Агамемнона и не хуже, чем на поле боя, проявил себя во время разведывательных операций и дипломатических переговоров. «Троянский конь» — ловушка, предопределившая взятие Трои, по праву может называться творением Одиссея.
Первую большую услугу Одиссей оказал ахейскому войску еще до отплытия в Трою. Прорицатель Калхас объявил, что город удастся взять только в том случае, если в походе будет участвовать Ахилл. Но матери Ахилла, морской богине Фетиде, было известно и другое пророчество: если ее сын уйдет на войну, он достигнет под Троей бессмертной славы, но лишится жизни. Для матери жизнь ребенка всегда была дороже славы, поэтому Фетида укрыла Ахилла на острове Скирос, где ему пришлось, облачившись в женскую одежду, жить среди дочерей царя Ликомеда. Прознав об этом, Агамемнон послал на Скирос Одиссея в сопровождении аргосского царя Диомеда. Так как хитрость иногда плодотворнее насилия, оба царя переоделись купцами и беспрепятственно проникли во дворец Ликомеда. Разложив перед царскими дочерьми золото, украшения и дорогие ткани, они как бы невзначай положили там же и меч. Затем по условному знаку сообщники Одиссея разыграли сцену нападения на дворец. Девушки при этом в страхе разбежались, Ахилл же, верный своей натуре, схватился за меч и этим выдал себя. Остальное, как говорится, было делом техники. Ахилл легко дал уговорить себя и вскоре примкнул к объединенной ахейской армии вместе со своим другом Патроклом и войском своего отца.
Успех высадки на троянский берег тоже немыслим был бы без Одиссея. Агамемнон был хорошим полководцем и имел в своем распоряжении огромное и могучее войско. Но пророчество гласило, что тот, кто первым коснется троянской земли, первым же и погибнет. Естественно, никому из ахейцев не хотелось подавать пример остальным ценой собственной жизни, каждый в глубине души надеялся, что это сделает кто–то другой. Пока троянцы выстраивали оборонительные порядки, Одиссей, оценив ситуацию, решил действовать нестандартно. Он бросил на берег свой щит и ловко прыгнул на него с корабля. Юный Протесилай, больше всех мечтавший о воинских подвигах, увидел Одиссея на берегу и прыгнул вслед за ним. Но он коснулся земли и тут же рухнул, пронзенный копьем. Одиссей сошел со щита на троянскую землю и увлек за собой все войско, которое в кровопролитной схватке вынудило троянцев отступить под защиту городских стен.
За десять долгих лет осады Трои Одиссей совершил немало подвигов. Храбро сражаясь, он не раз рисковал жизнью ради друзей, которым грозила смерть. Но еще больше, чем на полях сражений, царь Итаки отличился, выполняя особые задания, требовавшие не только отваги, но и смекалки. Вместе с Диомедом он вызвался идти в опасную ночную разведку к троянскому лагерю. При этом они взяли в плен троянского лазутчика Долона, выдавшего им важные сведения, а затем учинили побоище в стане фракийского царя Реса, союзника троянцев. Все с тем же Диомедом Одиссей совершил подвиг, который имел решающее значение для победы ахейцев. Взяв в плен троянского прорицателя Гелена, Одиссей узнал, что Троя будет оставаться неприступной, пока в главном храме, расположенном в царском замке, в самом сердце Трои, находится Палладий — священная статуя Афины Паллады. Тогда Одиссей изуродовал себе лицо бичом, чтобы троянцы не опознали его, а Диомед переоделся нищим, страдающим отвратительной болезнью. В таком виде они проникли в Трою и похитили Палладий.
Одиссей не падал духом даже в самых отчаянных ситуациях. Когда погиб Ахилл, он одним из первых преодолел ужас, охвативший всех ахейцев, и вместе с Аяксом Теламонидом спас его тело от рук троянцев. Перед лицом врага Одиссей не раз доказывал свою силу и отвагу, но в этом отношении кое–кто из боевых друзей не уступал ему, а то и превосходил его. Зато никто не мог сравниться с «многоумным» Одиссеем при решении сложных и щекотливых вопросов. Когда на десятом году войны спор между Агамемноном и Ахиллом грозил гибелью всему ахейскому войску, именно Одиссей возглавил делегацию, предложившую Ахиллу примирение. Правда, миссия не увенчалась успехом, но иного и быть не могло при упрямстве Ахилла. Зато Одиссей помог умиротворить жреца Аполлона Хриса, оскорбленного Агамемноном и навлекшего на греков моровую язву, привел под стены Трои сына Ахилла, Неоптолема, которому суждено было взять дворец Приама. Он же доставил в ахейский стан лучника Филоктета, после того как тайком подслушал пророчество троянского ясновидца Гелена, что без помощи Филоктета взять Трою невозможно. И самое главное — это в его голову пришла идея «троянского коня».
После взятия города между ахейскими царями разгорелись споры, как это обычно бывает у союзников, выигравших войну. Их корабли, тяжело нагруженные награбленным золотом, серебром, бронзой, железом и множеством рабынь, разделились на несколько враждебно настроенных флотов. Мало кому из героев удалось благополучно привести свои отряды на родину. Многие бесславно погибли в морских бурях и на прибрежных скалах, другие, едва ступив на родную землю, пали жертвой коварных убийц, третьим было суждено долгие годы скитаться по незнакомым морям и далеким странам. Но никому из ахейских героев не пришлось претерпеть столько страшных бедствий, как Одиссею.
Пункт I. Киконы
С двенадцатью кораблями отплыл Одиссей от разрушенных стен Илиона. Сильный ветер разлучил его с остальным флотом и прибил корабли к киконскому городу Исмару, лежавшему на фракийском берегу. Одиссей разрушил этот город, истребил мужей, а жен и сокровища поделил между собой и своими спутниками. Сам Одиссей так вспоминает об этом:
Ветер от стен Илиона привел нас ко граду киконов,
Исмару: град мы разрушили, жителей всех истребили.
Жен сохранивши и всяких сокровищ награбивши много,
Стали добычу делить мы, чтоб каждый мог взять свой участок
Затем царь Итаки посоветовал товарищам обратиться в поспешное бегство, но они отвергли этот совет и целую ночь пили и пировали, зарезав много животных. Тем временем исмарские мужи, успевшие спастись бегством, собрали живших по соседству с ними дальше от моря киконов, многочисленных и привыкших к ратному делу. Рано утром они напали на ахейцев. Целый день бились спутники Одиссея с врагами, и только на закате отступили, оставив на поле битвы от каждого корабля по шесть отважных бойцов. Остальные поспешили к кораблям, радуясь, что спаслись от смерти. Но до тех пор они не отчаливали от берега, пока Одиссей не назвал по имени каждого из павших в битве ахейцев. Таков был обычай: только так можно было успокоить тени умерших на чужбине.
Нападение на киконов, союзников троянцев, является прямым продолжением Троянской войны. Другое дело, что Одиссей осуществляет эту военную операцию в одиночку, без поддержки остальных греческих племен. Это его личная инициатива, и она, похоже, не была никаким основательным стратегическим замыслом. Попросту Одиссей настолько проникся ненавистью к своим противникам и жаждой наживы, что решил по пути домой совершить еще один пиратский набег на одно из племен, помогавших троянцам.
Пункт II. Лотофаги
Далее поплыл Одиссей со своей дружиной. Вдруг настигла их страшная буря, густые тучи окутали море и сушу, и с грозного неба спустилась на землю страшная ночь. Сильно бушевала буря, быстро мчались гонимые ею корабли под натиском северного ветра Борея, погружаясь носами в волны; трижды, четырежды были разорваны паруса. Поспешно свернули их Одиссеевы спутники, сами же взялись за весла, стараясь пристать к ближайшему берегу. Причалив же, целых два дня и две долгих ночи провели они на берегу в скучном бездействии, изнуренные и обессиленные. Когда же на третий день встала румяная заря, подняли они паруса и быстро, повинуясь кормилу и ветру, понеслись к югу. С радостью думали путешественники уже о возвращении на родину, но, когда они огибали мыс Малею, быстрым течением сбило их с пути, отбросив от острова Киферы в открытое море.
Остров Кифера лежит к югу от Пелопоннеса против мыса Малея. Он являлся центром культа Афродиты со знаменитым святилищем богини. От названия острова происходит эпитет Афродиты «Киферийская» (или «Киферская»). Обратим внимание, что спокойному и счастливому возвращению греков домой мешает северный ветер Борей. В этом, казалось бы, простом уточнении конкретной «розы ветров», на наш взгляд, стоит выделить и второй, так сказать, аллегорический план. Разрушив Трою, греки вступили в конфликт с северными арийско–праславянскими племенами или теми, которых египетские фараоны назвали «народами моря». Неурядицы в родных пенатах, которые переживают многие из разрушителей Трои, связаны, видимо, с жесткой реакцией северян. Думается, совершенно неслучайно, что спутников Одиссея относит в открытое море именно около острова Афродиты — богини, покровительствовавшей троянцам. Внутренняя нестабильность Греции, возникшая сразу же после троянской победы, обусловлена внешними обстоятельствами — угрозой с севера и поддержкой северянами своих ставленников на территории Эллады. Вот почему триумфатор Одиссей не может сразу же вернуться домой, а странствует ровно столько времени, чтобы закончился второй поход «народов моря». Но не будем забегать вперед.
Девять дней, гонимые ветром, плыли Одиссей и его спутники по широкому морю, а на десятый приплыли в страну лотофагов. Высадившись на берег и запасшись водой, они устроили обед. После отдыха Одиссей избрал троих из своих спутников и послал их узнать, что за люди обитают в этой земле. Лотофаги радушно приняли Одиссеевых спутников и дали им отведать лотоса (лотофаги значит «вкушающие лотос»). Попробовав этой сладкой цветочной пищи, они забыли о возвращении и решили остаться в стране лотофагов. Тогда Одиссей силой притащил их к кораблям и, плачущих, привязал к корабельным скамьям. Остальным же повелел немедленно сесть на корабли, опасаясь, чтобы кто–нибудь не попробовал лотоса и не забыл о своем намерении вернуться в отчизну. Но где же находилась страна лотофагов?
Ответ на этот вопрос можно найти у Геродота, который сообщает, что племя лотофагов проживало в Ливии. «Они питаются исключительно плодами лотоса (Геродот говорит о растении Zizyphus letus, которым еще и теперь питаются жители острова Джерба. — А. А.). Величиной же плод лотоса приблизительно равен плоду мастикового дерева, а по сладости несколько похож на финик. Лотофаги приготовляют из него вино» (Геродот). Мнение «отца истории», безусловно, очень авторитетно и заслуживает самого пристального внимания. Геродотовское истолкование принимается комментаторами «Одиссеи» практически безоговорочно. Но, на наш взгляд, тема лотофагов нуждается в некотором развитии.
Дело в том, что цветок лотос был очень любим египетской молодежью, его называли также цветком Осириса. Кроме того, лотос был посвящен также и египетской богине плодородия — Исиде. Во время подъема Нила, когда появлялись эти волшебные цветы, египетские девушки и юноши, нарвав их, украшали ими свои жилища, себя и бегали в венках по улицам сел и городов, приветствуя всех радостным криком: «Много лотосов на воде, велико будет плодородие». В знак благодарности и восторга они украшали этими цветами статую Озириса и его алтарь. Но лотос, что особенно важно для нас, имел и экономическое значение в Египте. Корневища цветка считались съедобными и доставляли пропитание целым тысячам египетских семей. Корневища эти обыкновенно по спаде вод собирались, сушились на солнце и складывались в особые подвалы на хранение. Их ели главным образом в отварном виде, как картофель. По вкусу своему они также несколько напоминали картофель, но вызывали сильную жажду. Вообще они были в таком ходу и пользовались такой любовью народа, что продавались всюду разносчиками на улицах. Кроме того, по словам Диодора, в пищу шли также и мучнистые зерна лотоса, которые размалывали в муку и пекли из нее хлеб. Затем из корня и семян приготовляли еще лекарство «неню–фар». В дело шли также и плоские, блюдцеоб- разные его листья. Из них приготовляли сосуды для напитков, и Страбон рассказывает, что в его время все лавки Александрии были завалены этими листьями.
Так, может быть, лотофаги — это попросту завуалированное имя египтян? Наше уточнение может показаться непринципиальным, но это не так. Ливийцы воевали вместе с «народами моря» против египтян. Поэтому от того, с кем сдружился Одиссей — с ливийцами или с египтянами, — зависит правильное объяснение одиссеи царя Итаки. Если относительно Менелая мы привели аргументы в пользу того, что он в конечном итоге присоединился к союзу «народов моря», то с Одиссеем такого не произошло. Он был единственным из ахейских вождей, который продолжил войну против союзников Трои. И у нас есть все основания утверждать (чуть далее мы приведем дополнительные доказательства), что Одиссей оставался непримиримым врагом арийско–праславянских северных племен. Пристав к берегам Африки, он заручился поддержкой египтян и в дальнейшем стал воевать против «народов моря». А то, что египтяне в рассказах Одиссея не названы своим прямым именем, так ведь недаром Одиссея называли хитроумным. Более того, в своих скитаниях по Средиземному морю Лаэртид должен был скрывать это обстоятельство, поскольку, как мы увидим в дальнейшем, он попадал и в земли, контролировавшиеся «народами моря», а там распространяться об этом было крайне опасно.
Пункт III Циклоп Полифем
Вскоре после отплытия из земли лотофагов Одиссей прибыл со своими спутниками в страну исполинов–циклопов. Под защитой бессмертных богов эти одноглазые великаны не пахали и не засевали полей. Тучная земля, орошаемая дождем, все давала им без посева: и пшеницу, и ячмень, и роскошные лозы винограда. История посещения Одиссеем этого волшебного острова едва ли не самая популярная в греческой мифологии.
Выйдя на берег, Одиссей и его спутники увидели невдалеке, в крайнем, стоявшем у берега утесе пещеру, густо покрытую лавром. Перед ней находился двор, огороженный стеною из огромных, беспорядочно набросанных камней, а вокруг него частым забором стояли сосны и дубы. В пещере этой жил муж исполинского роста, Полифем, сын Посейдона и нимфы Фоозы. Оставив почти всех своих воинов на корабле, сам Одиссей с двенадцатью храбрейшими друзьями отправился к пещере. Взято было немного пищи, и один мех был наполнен сладким, драгоценным вином, что на прощанье подарил Одиссею жрец Аполлона Марон, пощаженный с женой и детьми во время разрушенья Исмара: то был крепкий и божественно сладкий напиток
Исполина не было в это время в пещере. Он пас на лугу неподалеку своих баранов и коз. Одиссей и его товарищи вошли в пещеру и стали с удивлением все осматривать в ней. Много было там сыров в тростниковых корзинах, в отдельных закутах были заперты по возрастам козлята и барашки: старшие со старшими, средние со средними, младшие возле младших. Ведра и чаши были налиты до краев густой простоквашей. Товарищи стали просить Одиссея, чтобы он, запасшись сырами, не медлил в пещере, а взяв в закутах отборных животных, с добычей бежал на корабль и продолжал путешествие. Но Одиссей отказался внять совету, ему хотелось встретиться с Полифемом и получить от него дары. Одиссей признается:
Видеть его мне хотелось в надежде, что, нас угостивши,
Даст нам подарок но встретиться с ним не на радость нам
было.
Другими словами, Одиссей хотел прихватить из страны циклопов не только провизию на обратный к дому путь, но и нетленные сокровища, которыми славилась их страна.
Конфликт с населением острова Гомер представил в виде сказочной истории об ослеплении обитателя одной из пещер острова — Полифема. Одиссей ранил исполина. Ему и шести его товарищам, избежавшим участи быть съеденными циклопом, не под силу было одолеть великана в открытом бою, поэтому им пришлось спешно бежать. И все закончилось бы для Одиссея благополучно, но он открыл Полифему свое имя:
Если, циклоп, у тебя из людей земнородных кто спросит,
Как истреблен твой единственный глаз, ты на это
ответствуй:
Царь Одиссей, городов сокрушитель, героя Лаэрта
Сын, знаменитый властитель Итаки, мне выколол глаз мой.
Взревел от злости циклоп, ибо сбылось древнее пророчество о том, что лишит его зрения Одиссей. Думал, однако, великан, что это несчастье постигнет его в бою с таким же высоким и боговидным мужем, как он. Но уступить «хилому» и ничтожному человечиш- ке — нет, терпеть такой позор было невыносимо!
Одиссей разговаривал с Полифемом, находясь на безопасном для себя расстоянии от берега. Циклоп уже не мог настичь греческого героя и отомстить ему. И тогда великан обратился с мольбой к своему отцу:
Царь Посейдон земледержец, могучий, лазурнокудрявый,
Если я сын твой и ты мне отец, то не дай, чтоб достигнул
В землю свою Одиссей, городов разрушитель,
Лаэртов Сын, обладатель Итаки, меня ослепивший.
Когда же Воля судьбы, чтоб увидел родных мой губитель, чтоб в дом свой
Царский достигнул, чтоб в милую землю отцоввозвратился,
Дай, чтоб по многих напастях, утратив сопутников, поздно
Прибыл туда на чужом корабле он и встретил там горе.
Посейдон услышал обращение своего сына, и отныне бог морей перестал покровительствовать Одиссею. Теперь впереди Одиссея ожидали страшные испытания. Ну, а нет ли во всей этой сказке исторического подтекста?
Безусловно, есть! Один из вариантов воспроизведения имени циклопов в Средиземноморье было «сикелы». Так египтяне называли одно из племен, входившее в группу «народов моря». Ранее мы уже отмечали, что по их имени получили свое название Кикладские острова. Но точно так же к созвучной основе циклопы–сикелы восходит и название острова Сицилия. С точки зрения соотнесения географических названий с именем народа циклопов, на роль острова Полифема могут с равной вероятностью претендовать как Кикладские острова, так и Сицилия. Но выбор следует сделать, наверное, в пользу последней, так как этот остров находится все–таки ближе к побережью Африки (страны лотофагов). Именно вариант с Сицилией выбирает и большинство комментаторов гомеровской поэмы. Мы подчеркнем, однако, что твердые аргументы в пользу одного из двух выборов отсутствуют. Но это в данном случае и не очень существенно. Основной вывод, который мы должны сделать, анализируя эту часть путешествия Одиссея, заключается в том, что Одиссей вступил в военный конфликт с одним из «народов моря».
Пункт IV. Остров Эола
Остров Эолия был местом обиталища повелителя ветров Эола, друга блаженных богов, сына Гиппота. Остров был окружен медной стеной, берега же его поднимались гладким утесом. Эол жил здесь вместе со своей супругой Амфифеей, с шестью сыновьями и шестью дочерями. Целый день семья под звуки флейт пировала за столом, уставленным яствами. Прибыв в город Эола, Одиссей вступил в его прекрасный дворец. Целый месяц радушно угощал старец своих гостей и с жадностью слушал повесть о Трое, о битвах ахейцев и их непростом возвращении к родному дому. Все по порядку рассказал ему мудрый сын Лаэрта. Напоследок же, когда Одиссей, готовясь в дальнейший путь, обратился к Эолу с просьбой отпустить его и дать надежных провожатых, старец дал ему сшитый из кожи девятигодовалого быка мех с заключенными в нем буреносными ветрами (по воле Зевса был он господином ветров и мог возбуждать или обуздывать по своему желанию). Зефиру же (западному ветру) он повелел провожать корабли Одиссея попутным дыханием. Девять дней и столько же ночей плыли они по гладкому морю. На десятые сутки показался берег отчизны, уже можно было разглядеть на нем сторожевые огни. Все это время Одиссей правил кормилом, никому не желал он доверить его, чтобы скорее достигнуть родины. Но, утомившись, крепко заснул.
Той порой спутники его, полагая, что Эол одарил Одиссея серебром и золотом, так рассуждали меж собой:
Боги! Как всюду его одного уважают и любят
Люди, какую бы землю и чье бы жилище ни вздумал
Он посетить. Уж и в Трое он много сокровищ от разных
Собрал добыч; мы одно претерпели, один совершили
Путь с ним — а в дом свой должны возвратиться с пустыми руками.
Так и Эол; лишь ему одному он богатый подарок
Сделал; посмотрим же, что им так плотно завязано в этом
Мехе: уж верно найдем серебра там и золота много.
Но как только развязан был мех, шумно вырвались ветры на волю. Подняв бурю, умчали они корабли Одиссея в открытое море. Громкие крики обманувшихся товарищей разбудили Одиссея, и не знал он в отчаянии, что делать, броситься ли в море или оставаться среди спутников. Одиссей покорился судьбе и сидел на палубе, в то время как бурные волны быстро мчали его корабль прямиком назад, к острову уважившего путешественников Эола.
Снова пошел Одиссей ко дворцу повелителя ветров, но теперь с гневом встретил его старец. И холодным душем для грека стали его слова:
Прочь! Ненавистный блаженным богам и для нас ненавистен.
Эол наяву убедился, что боги перестали поддерживать Одиссея. После этого никакого разговора о помощи путешественникам уже быть не могло.
В исторической проекции эпизод с Эолом следует, видимо, интерпретировать так, что Одиссей утратил поддержку своих прежних друзей, царей других греческих царств, которые (например, Менелай!) не пошли на военный конфликт с «народами моря». Конкретная географическая локализация острова Эола весьма неоднозначна, но, скорей всего, он находился где–то поблизости от Сицилии.
Пункт V. Лестригоны
В великом сокрушении сердца отплыли Одиссей и его спутники от Эолова острова. Не надеясь на счастливый конец пути, утратили они бодрость духа. После шестисуточного плавания корабль Одиссея прибыл, однако, в страну лестригонов. Там путники обнаружили прекрасную гавань, но, как ни прекрасна была она, Одиссей не решился войти в нее. Он поместил свой корабль в отдалении от других, около устья залива, и привязал его канатом под одним из утесов. Потом он взобрался на утес и оттуда послал двух своих товарищей (третьим был глашатай) узнать, что за люди живут в этой стране. По гладкой проезжей дороге, по которой доставлялись в город дрова с окружающих гор, скоро подошли они к ключу Артакии, где набирали воду все жившие в близлежащем городе Ламосе. У ключа встретилась им дева исполинского роста, дочь царя Антифата. Она указала им дом своего отца. Всгупив в великолепные царские палаты, встретили они супругу владыки ростом с высокую гору — и ужаснулись. Царица тотчас же послала за мужем. Войдя в дом, тот не стал терять время на расспросы гостей, а сразу же схватил и съел одного из них. Увидя это, остальные бросились назад к своим судам.
В то же время Антифат начал страшно кричать и встревожил весь город. На его крик отовсюду сбежались лестригоны и под началом царя устремились к берегу. С крутых утесов они стали бросать огромные камни. На судах поднялась тревога, ужасный крик убиваемых, треск от крушения снастей. Тут несчастных спутников Одиссея, как рыб, нанизали они на копья и унесли всех в город на съеденье. В то время, как его товарищи гибли в неравном бою, Одиссей взял острый нож и, отсекши крепкий канат, которым он был привязан к утесу, повелел своим спутникам как можно крепче налечь на весла, чтобы избегнуть верной гибели. Так спасся царь Итаки с одним кораблем, другие же все безвозвратно погибли.
Но что это за народность лестригонов? Уже для древних историков это было загадкой. В частности, Фукидид сообщает: «По преданию, древнейшими обитателями Сицилии были жившие в одной ее части киклопы и лестригоны. Кто они были родом, откуда прибыли и куда потом ушли, я ничего не могу сообщить». В отличие от Фукидида мы знаем предысторию племени циклопов — они были потомками ариев и пришли в Южную Европу с территории Русской равнины в IV–III тыс. до н. э. Что же касается лестригонов, то в переводе с греческого их имя означает «прирожденные грабители». Так, по–видимому, называли базировавшихся на Сицилии пиратов. Упоминание их Фукидидом наряду с циклопами связано, наверное, с тем, что последние вели оседлый образ жизни, были прекрасными земледельцами и животноводами, вспомним Полифема!
У Гомера лестригоны внешне очень похожи на циклопов. На основании этого можно высказать предположение, что Одиссей столкнулся с группой пиратов–сикелов, базировавшихся, как и гомеровские циклопы, опять–таки где–то поблизости от Сицилии. Но если лестригонов все–таки нельзя однозначно связывать с народом сикелов, что в общем–то следует из текста Фукидида, то их враждебность по отношению к великому греку в ситуации того времени говорила о поддержке ими той политики, которую диктовали сикелы (или шире «народы моря» в Средиземноморье).
Пункт VI. Цирцея
После столь гибельного для ахейцев столкновения с лестригонами в великом сокрушении Одиссей и его товарищи поплыли далее по широкому морю и достигли лесистого острова Эи. Издавна обитала там сладкоречивая нимфа, прекрасная светлокудрая дева
Цирцея, дочь Гелиоса. Выйдя на берег, они оставались на нем два дня и две ночи в тяжкой печали. На третий день поднялся Одиссей и оттуда увидел вдали дым, поднимавшийся от жилища Цирцеи. Долго колебался Одиссей, хотел уже идти в ту сторону, откуда поднимался дым, но решил сначала посоветоваться с друзьями. Посовещавшись между собой, они договорились разделиться на два отряда, по двадцать два человека в каждом. Вождем одного был избран Эврилох, командиром другого стал сам Одиссей. Брошен был жребий, кому отправляться разведывать остров, и пал он на Эв- рилоха.
С грустью удалялся отряд Эврилоха от берега. За горами, в лесу, увидели они дом Цирцеи, сложенный из тесаных камней. Около него толпились волки и львы. Вместо того, чтобы напасть на пришельцев, они подбежали к ним, махали хвостами и всячески ласкались: то были люди, превращенные в зверей волшебницей Цирцеей. Звонко, приятным голосом пела, сидя за вышиванием, богиня. Подали голос ахейцы, и к ним немедленно вышла нимфа, отворила блестящие двери и радушно пригласила их в свой дом. Забыв осторожность, все вступили в жилище богини. Остался один лишь Эврилох, предчувствовавший что–то недоброе. Усадив гостей на прекрасные кресла и стулья, подала им Цирцея смеси из сыра и меда с ячменной мукой и вином. Но к этой смеси подлила она еще волшебного зелья, чтоб совершенно пропала у гостей память об отчизне. Как только отведали они этого напитка, Цирцея прикоснулась к ним своим волшебным жезлом и превратила их в свиней: каждый из них оказался с щетинистой кожей и со свиным рылом, не утратив одного рассудка. Плачущих, заперла их нимфа в закуты и бросила им желудей и буковых орехов.
Эврилох же, не дождавшийся возвращения товарищей, побежал к кораблю с плачевной вестью о бедствии, постигшем его спутников. Долго от горя не мог он вымолвить слова, но, наконец, оправился от страха и рассказал о происшедшем. Выслушав его, Одиссей выхватил меч и отправился выручать своих спутников, правда, пока без готового плана. К своему удивлению, он столкнулся с богом Гермесом, который вежливо приветствовал его и предложил оберег против волшебства Цирцеи. Им оказался пахучий белый цветок с черным корнем, называемый «моли». Только богам мог открыться этот цветок Одиссей с благодарностью принял дар и, продолжив свой путь, вскоре оказался в гостях у Цирцеи. Когда он отведал отравленную пищу, она подняла свой волшебный жезл и прикоснулась к его плечу. «Иди и свиньею валяйся в закуте с другими». — повелела она. Но благодаря цветку моли, который Одиссей тайно нюхал все время, колдовство не подействовало, и он вскочил, занеся над богиней меч. Тогда Цирцея, плача, упала к его ногам. «Я в изумлении, — воскликнула она, — доверься мне и раздели со мною ложе». Хитроумный Одиссей, однако, прекрасно знал, что колдуньи могут постепенно лишать силы и уничтожать своих возлюбленных, поэтому он заставил Цирцею поклясться в том, что больше она не будет строить ему никаких козней. В ответ она поклялась всеми богами и, приготовив ему омовение, напоив вином из золотых кубков и угостив вкусным ужином, принесенным ключницей, стала готовиться к тому 7, что проведет с ним ночь на пурпурном ложе. Но Одиссей не стал отвечать ей на любовные ласки до тех пор, пока она не освободила всех его спутников и других моряков, заколдованных ею. Как только она сделала все, что он просил, у него уже не было сил ей отказать…
Целый год жил Одиссей с друзьями у гостеприимной нимфы. Ежедневно, в течение целого года, ели они прекрасное мясо и утешались сладким вином, но не забыли на чужбине о милой родине. Одиссей, по желанию товарищей, обратился с просьбой к Цирцее, чтоб отпустила она их на родину. И Цирцея так ответила герою:
О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный, В доме своем я тебя поневоле держать не желаю. Прежде, однако, ты должен, с пути уклоняся, проникнуть В область Аида, где властвует страшная с ним Персефона. Душу пророка, слепца, обладавшего разумом зорким, Душу Тиресия фивского должно тебе вопросить там. Разум ему сохранен Персефоной и мертвому; в аде Он лишь с умом; все другие безумными тенями веют.
В целом житье–бытье Одиссея со спутниками на острове Цирцеи вроде бы выглядит как отдых в хорошем санатории. Но это впечатление весьма обманчиво. Начнем с обращения спутников Одиссея в свиней. При всем уважительном отношении к этому животному нельзя не указать, что превращение в него символизирует переход в рабство. Это не львы и не волки, более благородные звери. К тому же они гуляют в саду, а не лежат в закуге. А ведь это тоже заколдованные чужеземцы! Да и путешествие в Аид, которое выпадает Одиссею в качестве очередного испытания, отнюдь не простая прогулка, а обязательная встреча со смертью. Так, сквозь призму волшебных декораций открывается истинное положение Одиссея и спутников на острове Цирцеи — положение пленников, если не сказать больше.
Но что это за таинственная богиня Цирцея? Она — дочь бога Солнца Гелиоса и его жены Персы. Цирцея — римский (латинский) вариант имени богини, греки же называли ее Кирка, что означает «сокол». В мифологиях разных народов эта птица символизирует солнце, поэтому образ девы–соколицы прекрасно подходит для дочери бога солнца. Греческое имя богини «Кирка» во времена классической древности стало соотноситься с латинским «circus» — круг. Но тогда следует заключить, что Кирка (Цирцея), Коло (Коляда) и Лико (Лихо) — суть разные имена одной и той же богини солнца! Сходство имени Цирцеи с древнерусскими богами позволяег предположить, что в числе гонителей Одиссея были и выходцы с Русской равнины. Назовем еще раз этот народ — это знаменитые геродотовские сколоты (соколоты), которых в Средиземноморье стали именовать циклопами или сикелами.
Пункт VII. Аид
Подготовив корабль к плаванию, взяв с собой овцу и барана, которых Одиссей должен был принести в жертву в царстве теней, греки отправились в путь. Цирцея послала им попутный ветер, и целый день они плыли по волнам Океана. Когда же солнце село и наступила ночная тьма, они достигли противоположного берега великой реки, того места, где находилась область киммерийцев,
… покрытая вечно
Влажным туманом и мглой облаков. Никогда не являет
Оку людей там лица лучезарного Гелиос, землю ль
Он покидает, всходя на звездами обильное небо,
С неба ль звездами обильного сходит, к земле обращаясь;
Ночь безотрадная там искони окружает живущих.
Эти описания никого не смогут обмануть. Поэт рассказывает о полярной ночи. На этом основании некоторые исследователи высказали предположение, что Одиссей плавал вовсе не в Средиземном море, а вышел в Атлантический океан и далее, предварив подвиг моряков–финикийцев, дошел до северных морей. Так, в частности, считает француз Робер Филипп (смотри книгу Н. Н. Непомнящего «Тайны древних цивилизаций». Вече, 2001). Это очень экзотическая и, на наш взгляд, совершенно надуманная точка зрения.
Но есть и прямо противоположная версия. Ее выдвигает российский исследователь А. Асов в своей книге «Атланты, арии, славяне» (М.: Фаир — Пресс, 2001). Согласно его точке зрения, Одиссей вошел и плутал в Черном море, ведь как–никак область киммерийцев находилась на его северном берегу. Это положение опирается на гомеровский текст, и его вполне можно отстаивать. Другое дело, что при этом надо объяснить, с какой это стати герой, всей душой стремящийся к любимой жене, вдруг отправляется странствовать в прямо противоположном направлении. Сделать это достаточно убедительно, похоже, невозможно. А думать вслед за А Асовым, что Гомер нисколько не заботился о смысле, а попросту «пародировал эпические песни своего времени», навряд ли найдется много желающих.
И все же, как же тогда быть с упоминанием о посещении Одиссеем черноморской страны Киммерии? Ответ, как это ни покажется странным, подсказывают религиозные книги древних ариев — «Веды» и «Авеста». Согласно содержащимся в них сведениям, предки ариев некогда обитали в Заполярье, но затем из–за наступления холодов вынуждены были покинуть эти места. Далекие полярные области считались местом успокоения предков ариев, именно там находился арийский Аид. Гомер воспользовался этими древнеарийскими представлениями при описании схождения Одиссея в подземный мир. При этом местонахождение страны предков он соотнес с известным ему народом, проживавшим в Северном Причерноморье. Ни в какую Ким- мерию Одиссей не плавал, ибо речь в гомеровской поэме идет о заповедной стране. Это образ тридевятого царства, тридесятого государства, которое ни на какую карту не занесешь! Вот так все непросто, когда речь заходит о границе между этим и иным мирами.
Пункт VIIL Остров Сирен
Как только Цирцея узнала, что Одиссей с друзьями возвратился из мира теней, пришла она к кораблю и принесла путешественникам хлеба, вина и мяса. Целый день пировали они, а наутро отправились в путь. Прекраснокудрая богиня послала им попутный ветер, и спокойно поплыл корабль, повинуясь кормилу и ветру. Одиссей же поведал спутникам обо всем, что предсказала ему Цирцея. Прежде всего, предстояло им плыть мимо страны сладкозвучных Сирен. Эти птице- девы своими чудными песнями чаруют всякого, кто на быстроходном корабле приблизился к их берегу. Они заставляют забыть о доме, жене, детях. Очарованный, спешит мореплаватель причалить к берегу, где ждет его верная смерть и кучами лежат тлеющие кости несчастных моряков, увлеченных лукавыми девами. Поэтому Одиссей со спутниками должен был избегать Сирен и держаться подальше от берегов их острова. Только одному Одиссею, сказала Цирцея, можно слушать певиц.
И вот когда корабль приближался к их стране, Одиссей, помня совет Цирцеи, залепил своим спутникам уши воском, а себя велел привязать к мачте, чтобы нельзя ему было броситься в море и вплавь достичь рокового берега. Мгновенно стих попутный ветер и распростерлось пред ахейцами широкое, безмятежное море. Сняли тогда паруса Одиссеевы спутники и взялись за весла. И в то же время Сирены запели свою дивную песнь:
К нам, Одиссей богоравный, великая слава ахейцев, К нам с кораблем подойди, сладкопеньем сирен насладися: Здесь ни один не проходит с своим кораблем хмореходец, Сердцеусладного пенья на нашем лугу не послушав; Кто же нас слышал, тот в дом возвращается, многое сведав. Знаем мы все, что случилось в троянской земле и какая Учесть по воле бессмертных постигла троян и ахейцев, Знаем мы все, что на лоне земли многодарной творится.
Очарованный сладостными звуками песни Сирен, Одиссей уже не хотел плыть дальше. Он знаками умолял товарищей, чтобы они освободили его. Но, повинуясь данному прежде указанию, еще крепче привязали к мачте своего царя гребцы, выручая тем самым его из еще одной беды.
В греческой мифологии Сирены выступают в качестве демонических существ. Они пытаются помешать Одиссею возвратиться домой невредимым. Русской параллелью Сиренам служит птица–дева Сирин, обитающая в райском саду. В русских духовных стихах Сирины, спускаясь из рая на землю, зачаровывают людей своим пением. Естественно задаться вопросом, какой же из этих двух образов первичен? Согласно традиционной точке зрения, которую отражает соответствующая статья в двухтомной энциклопедии «Мифы народов мира» (М.: Советская энциклопедия, 1982), образ Сирина восходит к древнегреческим Сиренам. Но опыт метаисторических исследований убеждает нас как раз в обратном. Разделение богов на добрых и злых — явление относительно позднее. Обратимся, например, к такому яркому персонажу русских сказок, как Баба–яга.
Русские сказки сохранили чрезвычайно яркий и запоминающийся образ Бабы–яги. В большинстве сюжетов она предстает в обличье ведьмы — старой и злой старухи–колдуньи, пытающейся всячески навредить герою. «Баба–яга или Яга–баба — сказочное страшилище, большуха над ведьмами, подручница сатаны. Баба- яга костяная нога: в ступе едет, пестом погоняет (упирается), помелом след заметает; она простоволоса и в одной рубахе, без опояски; то и другое верх безчиния» (Я Даль. Толковый словарь живого великорусского языка). Но сквозь этот «негатив» просвечивают и совсем иные ее качества. Так, сказка нередко повествует о трех вещих сестрах (Баба–ягах), изображая их хотя и сварливыми, но добрыми и услужливыми старухами: они предвещают страннику, что ожидает его впереди, помогают ему мудрыми советами, дают богатырского коня, клубок, указывающий дорогу в неведомые страны, ковер–самолет и другие диковинки. Кстати, русское слово «ага» есть один из вариантов произнесения имени богини (сравни яга=йага->ага), и означает оно согласие («да», «так», «конечно», «ладно»). Таким образом, изначально Баба–яга обладала не только отрицательными, но и многими положительными качествами. Точнее говоря, образ Бабы–яги возник в те далекие времена, когда добро и зло еще не персонифицировались.
Археологи нашли множество женских статуэток, относящихся ко времени каменного века — палеолита (35–15 тыс. лет до н. э.) и неолита (8–3 тыс. до н. э.). Эти находки дают основание полагать, что в те эпохи женское божество считалось главенствующим. Такое предположение находит подтверждение в искусстве Древнего Крита, а также в дошедших до нас текстах древних греков, римлян и египтян, где верховное женское божество именуется Великой Богиней (или Великой Матерью). Самая древняя скульптура Великой Богини была найдена на месте палеолитического поселения в Восточной Сибири (его возраст 34 тысячи лет). Она представляет рожающую женщину с птичьей головой и высунутым языком. Образ богини–птицы, по–видимому, следует отнести к числу наиболее архаичных воплощений Великой Богини. Человекоподобные образы богов приходили на смену зооморфным, но не всегда их замещение было полным. В частности, так произошло с Бабой–ягой, у которой «костяная (т. е. птичья) нога» и длинный (т. е. птичий) нос. Да и проживает бабушка в избушке на курьих ножках (здесь на форму жилища переносятся черты его хозяина), а метлу, на которой она так лихо летает, следует признать поэтической метафорой хвоста. Эти сохранившиеся у Яги черты животного подчеркивают древность ее образа.
Представление о хозяйке избушки на курьих ножках как о птице–деве наводит на мысль, что изначально Баба–яга уподоблялась птице, которая снесла и высидела мировое (космическое) яйцо. В мифопоэтической традиции самых разных народов оно осмыслялось как начало всех начал, прообраз космоса и его отдельных частей. Славяне, к примеру, верили, что весь мир подобен огромному яйцу: скорлупа — это небо, пленка — облака, белок — вода, желток — земля. В русских сказках яйцо выступает магическим предметом (оберегом). Оно может заключать в себе царства (медное, серебряное или золотое), хранит пропавшую любовь царь–девицы, жизнь Кощея или волшебное семечко, от которого тает хрустальный дворец и освобождается царевна. Сохранились в сказках и более древние сюжеты о яйцах загадочной жар–птицы, об утке, несущей золотые и серебряные яйца, а также о курочке–рябе, обещающей подарить деду и бабе золотое яичко. В образах этих птиц продолжают жить старинные представления наших предков о Деве–птице — Великой Богине, которая откладывает космическое яйцо (т. е. порождает Вселенную). Более поздние ее воплощения (например, птица Сирин или вещая птица Гамаюн) сочетали в себе уже как человеческие, так и птичьи признаки.
Бабу–ягу тоже следует отнести к их числу. Но позднейшая традиция наделила ее множеством отрицательных черт, в сказках она изображается демоническим существом. Схожее преображение, на наш взгляд, произошло и с древнерусскими Сиринами на греческой почве. Из райских птиц Сирины превратились в служительниц смерти, они обитают уже не в прекрасных волшебных садах, а на скалах острова, усеянных костями и высохшей кожей их жертв. Греки восприняли сирен как злобных существ потому, что соотносили их с древнерусскими Сиринами! Последние же олицетворяли выходцев с Русской равнины, которые пришли в Грецию. Одиссей не плавал в Киммерию, но он постоянно сражался с выходцами из тех мест — циклопами.
Имя птицы Сирин перекликается с названием страны Сирии. Мы объясняем это название как вариант словосочетания «Се Ирия». Сирия — это Ирия, а Ирием древние русы называли Рай. Значит? по–древнерусски Сирия — одно из названий райской земли. Примечательно, что по Библии она располагалась как раз в междуречье
Тифа и Евфрата. Согласно же нашей концепции, Сирия в какой–то момент была частью Средиземноморской Руси, и потому предки русских вполне могли быть причастными к рождению названия «Сирия».
Что же касается имени птицы–девы, то наше истолкование прекрасно согласуется с тем, что Сирина изначально считали райской птицей. Греки, столкнувшись с арийскими народами, восприняли образ Сирина как чужеземного божества. Поэтому их Сирены предстают злобными существами, стремящимися погубить путников. Правда, справедливости ради скажем, что представления об изначально светлом их образе не были совсем забыты греками. Со временем справедливость в какой–то мере восторжествовала, так что во времена классической Античности Сирены мыслились сладкоголосыми мудрыми птицедевами, каждая из которых сидит на одной из восьми небесных сфер мирового веретена богини необходимости и неизбежности Ананке, создавая своим пением величавую гармонию Космоса.
Пункт IX. Сцилла и Харибда
Следующая опасность, подстерегавшая Одиссея, заключалась в том, что ему нужно было пройти между двумя стоящими в море утесами, на одном из которых живет Сцилла (Скилла), а на другом — такое же чудовище Харибда. Дочь матери-Земли и Посейдона, Харибда была женщиной–чудовищем, которую Зевс перуном сбросил в море, и теперь она трижды в день всасывала в себя огромное количество воды, а потом выпускала ее обратно. Родителями чудовищной Сциллы обычно считались морской бог Форкис и богиня яростных волн Кратеида или стоглавый великан Тифон и его супруга Ехидна. Некоторые авторы рассказывают, что некогда Сцилла была красавицей, а в чудовище ее превратила супруга Посейдона Амфитрита, завидовавшая ее красоте, или волшебница Цирцея (за то, что Сцил- ла искупалась в ее ванне с настоями волшебных трав). Сцилла и Харибда старались не пропустить ни одного корабля через пролив. Каждой из шести голов первая из них захватывала по моряку и пожирала их; не брезговала она и дельфинами, тюленями и прочей морской живностью. Аргонавты, возвращавшиеся из Колхиды с золотым руном, сумели проплыть мимо Сциллы без потерь. Одиссею и его спутникам повезло меньше. Пытаясь спастись от Харибды, Одиссей приблизился чуть ближе к Сцилле, и та похитила шесть самых лучших моряков, по одному на каждую глотку, и унесла их в пещеру, чтобы потом пожрать их, уже не спеша. Моряки кричали и протягивали руки к Одиссею, но он не решился прийти к ним на помощь.
В древние времена местом проживания Сциллы считалась опасная скала в Мессинском проливе между Сицилией и Калабрией. Одиссей странствует в непосредственной близости от земель «народов моря» — циклопов–сикелов. С названием этого племени, кстати, соотносится имя одного из чудовищ — Сцилла (Скилла). Происхождение имени Хорибда считается крайне неясным, и нам не известно ни одного варианта его прочтения. По нашему разумению, Хорибда — это искаженное русское слово Хоровод. В самом деле, Хорибда то всасывает, то выпускает воду. Вода ходит по кругу: море — пасть чудовища — море. Это самый настоящий хоровод воды. Хоровод — это движение по кругу, но и имя Кирки, и название племени циклопов (сикелов) связаны с понятием «круга». Как плод союза богов суши и моря она могла символизировать, говоря языком современного естествознания, круговорот воды в природе. С другой стороны, постоянное круговращение воды вблизи местоположения Харибды есть не что иное, как обыкновенный вихрь в жидкости — вот и научное объяснение образа водяного хоровода. Ну, а русское происхождение имени чудовища не должно пугать читателя, ибо мы привели уже достаточно аргументов в пользу мощного арийско–праславянского воздействия на культуру Древней Греции.
Нельзя не обратить также внимания, что Одиссея преследуют исключительно женские божества. Такое постоянство навряд ли случайно. Думается, что тем самым Гомер подчеркивает, что у народа, проживавшего на Сицилии и близлежащих к ней территориях (циклопов!), особым почетом пользовался культ Великой Богини. Этой своей традицией они родственны критянам III тыс. до н. э. (арийцам–праславянам) и малоазийским племенам, вставшим на защиту Трои. Так открывается и религиозный подтекст Троянской войны, еще одна ее тайна: греки пытались искоренить культ Великой Богини! Борьба за обладание Прекрасной Еленой, кража Палладия из храма Афины, которая должна предрешить падение Трои, — все это внешнее, сюжетное обрамление глубинного, религиозною конфликта между воюющими сторонами.
Арийцы Крита, вытесненные с острова ахейцами, малоазийские племена Троады и их ближайшие союзники, наконец, жители южнорусских степей — тавры и амазонки, соплеменники троянцев, исключительно большое значение придавали почитанию Великой Богини. Греческий олимпийский пантеон создавался как семья богов, подчиняющаяся Богу–отцу Зевсу, всем женским божествам отводились в ней роли второстепенные (а зачастую даже и третьестепенные). У Гомера боги во главе с Зевсом отправляются на двенадцатидневный праздник в честь Великой Богини (Великие мистерии или Элевсинии) не в Грецию, а к эфиопам, союзникам троянцев! Культ богини Елены, как уже говорилось, не был у греков широко распространен, а Элевсинские мистерии в честь богини Деметры возродились в полном блеске уже в послеахейские времена, когда на территории Греции расселились племена дорийцев. Таким образом, Троянскую войну можно называть также и религиозной войной.
Судя по приключениям, выпавшим на долю Одиссея, можно заключить, что именно он выступает главным поборником «новой» религии. Ему неизменно покровительствует богиня Афина, и она действует всецело в интересах Афин, а значит, Зевса! Само имя Одиссей мы склонны возводить к имени общеиндоевропейского верховного бога Дия (Диаса, Дъяуса) с эпическим «О» впереди. В такой интерпретации имя «Одиссей» подобно выражениям «О, мой бог!», и оно подчеркивает тот факт, что его обладатель находится под особым покровительством Бога–отца Зевса и действует в его интересах.
Пункт X. Остров Гелиоса
Миновав утес Сциллы и избежав свирепой Харибды, прибыли ахейцы к острову Тринакрии (Тринакии), где паслись стада светоносного бога Гелиоса. Одиссей заставил своих спутников поклясться, что они будут довольствоваться только той пищей, которую им заготовила Цирцея, и не похитят ни быка, ни барана из священных стад бога. Путешественники все высадились и вытащили на берег корабль. Но южный ветер дул тридцать дней, не переставая, еды становилось все меньше, и, хотя моряки целые дни проводили на охоте или занимались рыбной ловлей, им так и не удалось ничем поживиться. Наконец, Эврилох, мучимый голодом, отозвал своих друзей в сторону и уговорил их зарезать несколько отборных быков. При этом он поспешил добавить, что за это они воздвигнут храм в честь Гелиоса, как только вернутся на Итаку. Они подождали, пока Одиссей уснет, поймали нескольких быков, зарезали их, принесли в жертву богам бедренные кости и жир, а потом целых шесть дней жарили быков и ели их мясо.
Одиссей пришел в ужас, когда проснулся и узнал, что произошло, пока он спал. Те же чувства одолели и Гелиоса, и он пожаловался Зевсу, который, видя, что корабль Одиссея уже опять в море, наслал неожиданный сильный западный ветер, сломавший мачту, которая упала на голову кормчего. Разбитый, низвергся он с палубы корабля в морскую глубь. Тут Зевс поразил корабль блестящею громовою стрелой. Закружилось пронзенное судно. Разом спутники Одиссея были сброшены в воду и исчезли в шумной пучине. Между тем Одиссей оставался на корабельных обломках, пока киль не отшибло водой от корабельных ребер. Киль, а вслед за ним и мачта стали уплывать. Вокруг мачты обвивался сплетенный из воловьей кожи ремень. Проворно схватил Одиссей тот ремень, прикрепил им мачту к килю и, ухватившись за них, отдался во власть беспредельного моря. Скоро утих сердитый Борей, но его сменил быстрый южный ветер и, к ужасу Одиссея, понес его обратно к Харибде и Сцилле. Целую ночь мчал Одиссея ветер, и с восходом солнца увидел Лаэртид страшные утесы. В это время Харибда поглощала соленую влагу. В страхе ухватился Одиссей за смоковницу, росшую на скале над водоворотом и затенявшую его своими широкими ветвями. Крепко держась за нее, повис он и стал ждать, когда водоворот выбросит киль и мачту. Наконец, выплыли из Харибды желанные бревна. Тогда бросился Одиссей вниз и, упав на обломки, начал править руками, как веслами.
Гомер как бы подчеркивает, что имена Сциллы и Харибды связаны с понятиями «круга», «хоровода»: Одиссея снова заносит в их края, и лишь необычайная смекалка спасает его от гибели. Название острова бога солнца Гелиоca — Тринакрия — переводится комментаторами «Одиссеи», как «Трехкрайняя». Эта характеристика вполне соответствует геометрии Сицилии, поэтому 7 мы получаем еще одно дополнительное доказательство, что все основные события, связанные с Одиссеем, происходят в непосредственной близости от этого острова. Что же касается самого происшествия с убийством священных быков, то следует напомнить, что Гелиос — это греческая параллель праславянского бога Бела. Одиссей, как истинный ахеец, последователен в своей борьбе против арийско–праславянских народов, и каждый эпизод его одиссеи неизменно напоминает нам об этом.
Пункт XI. Пещера Кадлипсо
Через девять дней его прибило к острову Огигия, где жила нимфа Каллипсо, которая не отпускала Одиссея целых семь лет. Земля Каллипсо располагалась где–то на крайнем западе. Исследователи и комментаторы текста «Одиссеи», как правило, считают, что это Северная Африка. Но для нас важнее другое. Мы определили, что второй поход «народов моря» на Египет закончился через восемь лет после окончания Троянской войны. Именно столько времени и проводит Одиссей у Цирцеи и на Огигии. Он прячется у Каллипсо! Пережидает, пока закончится война в Средиземноморье. Выступив как союзник Египта и не очень удачно повоевав с циклопами–сикелами, он удалился от битв в безопасное место. Недаром ведь Одиссей прославился прежде всего тем, что он хитроумный!
Нимфа мечтала, чтобы герой забыл о своей отчизне и не думал возвратиться домой. Вечную юность и бессмертие обещала она ему, но Одиссей не польстился на обещания нимфы. Подолгу сидел ахеец на берегу, вглядываясь в море. Наконец, воспользовавшись отсутствием Посейдона, Зевс отправил Гермеса к Каллипсо с повелением освободить Одиссея. Ей не оставалось ничего, кроме как повиноваться, поэтому она сказала, чтобы Одиссей строил плот, и обязалась обеспечить возлюбленного всем необходимым: хлебом, несколькими мехами с вином и водой. Поскольку Одиссей боялся подвоха, Каллипсо поклялась рекой Стикс, что не обманет его, и вручила ему медный топор, острый скобель, бурав и другой нужный инструмент. Его не нужно было поторапливать: из стволов деревьев он связал плот, спустил его с помощью могучих рычагов на воду, поцеловал на прощание Каллипсо и отплыл, подгоняемый легким ветром.
Семнадцать дней носился плот по морю, и во все это время Одиссей не смыкал глаз. На восемнадцатый день он уже различал горы земли феаков. Но тою порой Посейдон, который возвращался от своих верных друзей эфиопов, увидел плот. В тот же момент огромная волна смыла Одиссея за борт, а дорогие одежды, которые были на нем, стали увлекать его все глубже и глубже. Герой, однако, сумел выплыть на поверхность и взобраться на плот, в очередной раз избегнув гибели.
Пункт XII. Феаки
Морские волны прибили Одиссея к земле феаков. Первоначально они жили в стране Гиперии. Однако там их тревожило соседство с циклопами, «диким и буйным народом», поэтому они переселились на одинокий остров Схерия. Там феаки построили город и жили во всех отношениях счастливо, среди сказочных садов, плодоносивших круглый год. Войн феаки не знали, контактов с чужеземцами избегали, но людей, случайно заброшенных судьбой на их остров, принимали радушно и помогали им вернуться домой.
Поисками острова феаков многие серьезные исследователи занимались во все времена. Некоторые отождествляли его с Керкирой (Корфу), другие с Критом, третьи с мифической Атлантидой. Сам Гомер о местонахождении острова Схерия сообщал лишь, что он лежит далеко в стороне от людей, на самой границе мира. Не будем гадать, о какой земле писал поэт, ясно, что она лежала где–то на полпути между Северной Африкой (страной Каллипсо) и родиной Одиссея (Итакой) и несколько в стороне от земли циклопов (Сицилии). Но возьмем на заметку информацию о том, что феаки не ладили с циклопами. Это обстоятельство указывает на то, что феаки были в оппозиции «народам моря». В тексте Гомера содержится также упоминание, что у дочери царя феаков Алкиноя была эпирская рабыня Евримедуса:
Некогда в быстром ее корабле увезли из Эпира,
В дар Алкиною назначив…
Мы уже говорили, что Эпир (северо–западную часть Греции) населяли пеласги, а часть эпирского побережья так и называлась — Палайстин. Пеласги — это те, кого античные авторы называли первопоселенцами в Греции. Воины этого народа участвовали в защите Трои, но они также входили и в число «народов моря»! Евримедуса — представительница народа пеласгов, ее похитили феаки в результате пиратского набега на Палайстин. Феаки были противниками «народов моря», а значит, друзьями Одиссея. Вот почему он встретил здесь такой радушный прием. Здесь он чувствовал себя в безопасности и мог рассчитывать на поддержку.
Но и тут герой проявляет чудеса осторожности и хитроумия. Не сразу он открывает свое имя царю Алкиною. Во время пира он специально просит певца Демодока спеть о том, как Одиссей обманул троянцев в истории с деревянным конем. И заключает свою просьбу такими словами:
Если об этом по истине все нам, как было, споешь ты,
Буду тогда перед всеми людьми повторять повсеместно
Я, что божественным пением боги тебя одарили.
Это не просто проверка на знание фактов штурма Трои, Одиссею надо доподлинно выяснить, как относятся феаки к нему. И только, услышав, как Демодок воспевает его подвиг при взятии Трои, он решается открыть свое подлинное имя.
А то, что Одиссею и в самом деле нужно было быть предельно осмотрительным, нас в полной мере убеждают события, произошедшие с ним на родной Итаке.
Пункт XIII. Итака
Одиссей не решается открыто появиться в своем доме, поскольку там уже заправляют знатные итакийцы во главе с Антиноем. Они требуют от жены Одиссея Пенелопы, чтобы та выбрала из их числа себе жениха, который и станет новым царем острова. Ситуация, казалось бы, вполне ясная: во время отсутствия верховного правителя его политические противники осуществили переворот и теперь хотят придать ему законную форму Но в поведении Одиссея нельзя не заметить некоторые странные моменты.
Первым, кого встретил Одиссей на острове, был одинокий пастух (его образ приняла богиня Афина). И вот какую сказку о себе рассказывает Афине наш герой:
Имя Итаки услышал впервые я в Крите обширном,
За морем; ныне ж и сам я пределов Итаки достигнул,
Много сокровищ с собою привезши и столько же дома
Детям оставив; бежал я оттуда, убив Орсилоха,
Идоменеева милого сына, который в обширном
Крите мужей предприимчивых всех побеждал быстротою
Ног, он хотел у меня всю добычу троянскую (столько
Злых мне тревог приключившую в те времена, как во многих
Бранях я был и среди бедоносного странствовал моря)
Силой отнять, поелику его я отцу отказался
В Трое служить и своими людьми предводил…
Прямо скажем, очень необычная история: Одиссей представляется этаким независимым вождем, отряд которого отказался подчиняться одному из наиболее авторитетных ахейских царей — Идоменею. Более того, по возвращении на Крит он якобы убил его сына. С какой целью Одиссей гак открыто выказывает свою антикритскую позицию?
Похоже, что причину этого открывают его лживые рассказы. И преданного ему свинопаса Евмея, и главного жениха Антиноя Одиссей пытается уверить, что он был участником нападения на Египет. Но это означает, что его отряд входил в армию «народов моря»! Одиссей изображает из себя верного союзника «народов моря»! О чем свидетельствует эта его хитрость? Да только о том, что его родной остров находился в сфере влияния «народов моря», а женихи, правители Итаки на тот момент, были их ставленниками.
Второй поход «народов моря», организованный арийско–праславянскими племенами, был направлен не только против Египта и его ближайших союзников. Это также была и месть всем тем, кто участвовал в разрушении Трои или содействовал ее врагам. Вот почему вслед за падением Трои перестали существовать и Хеттская империя, и Микенская Греция.
Судьба многих ахейских царей, победителей троянцев, оказалась весьма незавидной. И, на наш взгляд, это связано с тем, что северные арийско–праславянские племена вскоре после падения Трои нанесли сокрушительный ответный удар. В этой ситуации ахейские цари действовали разрозненно и по–разному (напомним, что они перессорились сразу после взятия Трои). Агамемнон пал жертвой заговора, который, вполне возможно, направлялся извне (не забудем, что Ифигения находилась в Тавриде, и ее симпатии были на стороне матери). Менелай вступил в союз с «народами моря» и сражался с египтянами. Наконец, Одиссей, наоборот, находился в постоянной вражде с «народами моря» и опирался на поддержку египтян. Его уникальная одиссея сродни партизанской войне, которую он довел–таки до победы, возвратив себе царский трон. «Одиссея» заканчивается вполне оптимистически. Лаэртид убил женихов, зачинщиков мятежа, но воздержался от мести их сотоварищам и не стал умножать кровопролитие на острове. Богиня Афина
Скоро потом меж царем и народом союз укрепила,
и все в царстве Итаки вернулось, как говорится, на круги своя. Согласно этой поэме Гомера, Одиссей в конце концов обрел покой и счастье.
Но до нас дошла и другая версия последующих событий, которую, по сообщению античных авторов, разрабатывал в своем эпосе «Телегония» Эвгаммон из Кирены (около VII–V1 вв. до н. э.). Сам эпос не сохранился, но его фрагменты развивали в своих произведениях Софокл и Еврипид. Содержание сочинения
Эвгаммона связано с деяниями сына Одиссея и Цирцеи — Телегона, который родился после отъезда героя с острова волшебницы. Возмужав, Телегон отправился на поиски отца и попал на Итаку. Там его спутники вступили в конфликт с местным населением, царь которых пришел на помощь своим подданным. С другой стороны, Телегон поспешил на помощь друзьям и в завязавшемся бою убил Одиссея. Когда Телегон узнал, что убил отца, то решил оказать ему посмертные почести. Он отвез тело Одиссея на остров Цирцеи и торжественно похоронил его. Впоследствии Телегон женился на Пенелопе, вдове Одиссея, которая родила ему Итала, по имени которого названа Италия.
После гибели Одиссея другой его сын, рожденный Пенелопой, — Телемак — попадает на остров волшебницы Цирцеи и женится на ней. Таким образом, оба сына Одиссея женятся на возлюбленных отца. В историческом контексте этот миф можно интерпретировать только как утрату Телемаком права правления на Итаке. Власть там переходит к Телегону — сыну Одиссея от Цирцеи. Образ этой волшебницы мы связываем с религиозными представлениями, бытовавшими у «народов моря», поэтому «Телегония» — это по существу рассказ о восстановлении арийско–праславянского контроля над Итакой.
Итак, яркая и богатая на приключения жизнь Одиссея, по–видимому, имела не менее необычный финал. И такую развязку следует считать вполне достоверной. Самый греческий герой Троянского цикла мифов (самый «грек среди греков») повторил судьбу своей родины. Троянская война была частью глобального геополитического конфликта между арийско–праславянским Севером и египто–семитским Югом. Индоевропейские этносы (греки, хетты и ряд малоазийских и балканских народов) оказались как бы между двух огней и выбирали свою собственную линию поведения, гарантировавшую им собственную выгоду. В результате и греки, и хетты в какой–то момент, а именно во время Троянской войны (!), выступили против политики Севера. Подчеркнем, не в поддержку Юга, а исключительно против Трои и ее северных союзников. Разумеется, при этом они извлекли для себя какую–то временную выгоду, разграбив богатейшую страну, вернее, уже «осколок» некогда могущественной Средиземноморской Руси. Но взамен и греки, и хетты получили такой страшный удар со стороны северян, что, подобно Трое, уже не смогли восстановить ни былого величия, ни былого могущества. И в Греции, и в Малой Азии вслед за этим наступили «темные века»…