[798] Могли ли быть «мимояздящие послы» — русскими «чиновниками»? Или эти проезжающие «послы» — монголы, сведений о которых в летописях достаточно.[799] Если монголы, то либо низкого ранга, либо в перечислении стоят не совсем на своем месте: поскольку далее упоминаются только «соколники» и «пардусники».[800] Но «мимояздящими послами» могли быть и княжеские чиновники. В это время и позже на Руси известен проездной суд наместников. «Типологически проездной суд наместников, — пишет В.Д. Назаров, — был ранней формой становления наместничьего, кормленщицкого управления».[801] Не могли ли эти «послы»-«протокормленщики» первоначально использоваться и для сбора дани в пользу монголов? Это вероятно и потому, что институт кормленщиков-наместников на Руси наследовал институту княжеского полюдья.[802]
Если наши предположения верны,[803] то мы имеем указание на существование двух параллельных структур по сбору дани. Вся ли собираемая дань и другие повинности шли татарам, или часть официально отдавалась князьям — это вопрос.[804] Позже — в конце XIII — начале XIV в. — центр тяжести этого параллелизма сместился уже в сторону княжеской составляющей.
Обращаясь к вопросу о баскачестве на Руси, исследователи, как правило, заостряют также внимание на летописном рассказе о баскаке Ахмате, активно действовавшем в 1280-х годах в районе Курска.[805] Созданные им так называемые «Ахматовы слободы» А.Н. Насонов причислил к местам концентрации баскаческих отрядов.[806] На это В.В. Каргалов резонно возразил, что, по летописным известиям, эти слободы представляются «торгово-ремесленными поселениями, куда сбегалось население под защиту баскака», а сами «"Ахматовы слободы" были созданы незаконно и, видимо, в нарушение обычных норм отношений баскаков и местных князей».[807]
На широком фоне взаимоотношений Орды и Руси рассматривает курские события В.А. Кучкин. Он предполагает, что «при передаче (ханами. — Ю.К.) представителям ордынской знати покоренных русских земель имела место определенная административно-территориальная реформа, лишь отчасти считавшаяся с территориальным делением русских княжеств в домонгольское время». И данное «летописное повествование содержит ценный, а в ряде случаев и уникальный материал, позволяющий судить об организации ордынской власти в покоренных русских землях и развитии этих земель в условиях чужеземного господства» в целом, а также «о повседневной практике, обычной деятельности ордынской администрации на Руси, ее взаимоотношениях с местными князьями».[808]
Думается, что в этих, без сомнения, уникальных известиях говорится все-таки не столько о повседневности, сколько об экстремальной ситуации, вызванной конкретными причинами (неурядицами среди как монгольских вельмож, так и русских князей), и в том числе фактором территории, соседствующей с непосредственными владениями Орды. Распространять специфику отношений в этой зоне на все русские земли вряд ли правомерно, хотя, безусловно, какие-то общие черты могли иметь место.
В этом свете заслуживает внимания подход к курским коллизиям В.Л. Егорова. Важнейший его вывод состоит в том, что место, где произошли события, связано с понятием «буферная зона». Территориально-социальное предназначение этих зон автор формулирует следующим образом. Они ограничивали русские пределы с юга и «располагались на русских территориях, откуда большая часть населения после нашествия 1236–1241 гг. переселилась в более спокойные северные области. Появление таких зон — инициатива монголов, а их назначение — одна из форм эксплуатации русского населения, сохранившегося в порубежных районах. Буферные зоны не представляли непрерывной полосы, тянувшейся вдоль кромки русских княжеств. Каждая из них являлась замкнутым владением, власть в котором находилась в руках золотоордынских феодалов или откупщиков. Наличие буферных зон — характерная черта XIII в., когда русские княжества постепенно восстанавливали подорванные силы и не могли уделять внимания в значительной мере опустошенной пограничной со степью полосе. Хотя название "буферная зона" носит несколько условный характер, оно все же передает суть внутриполитического своеобразия таких районов. В XIV в. положение заметно меняется в связи с наметившейся тенденцией продвижения русских владений к югу, а также общим ослаблением Золотой Орды, приведшем к заметным территориальным потерям, особенно на западе. Все это способствовало исчезновению буферных зон…».[809] Что касается действий Ахмата, то В.Л. Егоров квалифицирует их лишь как попытку «создать на территории Курского княжества… буферную зону… не подчинявшуюся русской администрации»,[810] попытку к тому же оказавшуюся неудачной.[811]
Итак, если мы можем с уверенностью отрицать наличие военно-политической организации монголов во главе с баскаками, то существование их самих на Руси — непреложный факт.
В литературе неоднократно рассматривался и вопрос о периоде их пребывания на Руси. Так, С.М. Соловьев, а также Б.Д. Греков и А.Ю. Якубовский полагали, что баскаки исчезают уже с конца XIII в.[812] А.Н. Насонов указал на время начала XIV в.[813] Поистине «судьбоносной» в советской историографии для решения этого вопроса стала статья А.А. Зимина. Выступая продолжателем взглядов на роль монголов на Руси А.Н. Насонова, А.А. Зимин вместе с тем «продляет» пребывание монгольских баскаков в Северо-Восточной Руси до 20-х годов XIV в., связывая падение этого института с восстаниями в Ростове (1320 г.) и Твери (1327 г.).[814]
Как мы показали выше, сообщения источника, на который опирается А.А. Зимин, должны, видимо, относиться к восстанию 1262 г. Но, несмотря на отнюдь не бесспорность его аргументации, версия А.А. Зимина была принята многими отечественными учеными.[815] Нам представляется, что есть все основания вернуться к факту того, что институт баскачества существовал в Северо-Восточной Руси лишь несколько десятилетий — до начала XIV в., а не до 20-х годов XIV в.
В источниках же, относящихся к южной окраине русских земель, баскаки упоминаются и в середине XIV в.[816] Источники эти — грамоты русских митрополитов, адресованные православно-христианскому населению территории, примыкающей к Червленому Яру и спорной между Рязанской и Сарайской епископиями.[817] Около середины 1340-х годов такую грамоту пишет митрополит Феогност. Для нас наибольший интерес представляет начало грамоты: «Благословение Феогноста, митрополита всея Руси, к детем моим, к баскакам и к сотникам, и к игуменом и попом, и ко всем крестьяном Червленого Яру, и ко всем городом, по Великую Ворону».[818] К середине 50-х годов XIV в. относится новая грамота — на этот раз митрополита Алексея. Начало этой грамоты, повторяя грамоту Феогноста, несколько конкретизирует ее: «Благословенье Алексиа, митрополита всея Руси, к всем крестьянам, обретающимся в пределе Червленого Яру и по караулом возле Хопор, по Дону, попом и дьяконом, и к баскакам, и к сотником, и к бояром».[819] Как видим, в середине XIV в. здесь существовали баскаки. А.А. Шенников обратил внимание на ряд деталей. Митрополиты обращаются к ним как к «детем» своим, т. е. представителям православной паствы. С другой стороны, эти баскаки — «несомненно Золотоордынские татары, и достаточно знатные для занятия таких должностей».[820] Этот же автор делает вывод и о «прямом подчинении Червленого Яра непосредственно хану».[821] Следовательно, баскаков митрополичьих грамот середины XIV в. необходимо отличать от баскаков, действовавших в Северо-Восточной Руси во второй половине XIII в. Баскаки митрополичьих грамот служат на территории, непосредственно входящей в Золотую Орду и прямо подчиняющейся ханам. Вместе с тем и здесь положение баскаков менялось. По замечанию А.А. Шенникова, одно из различий между грамотами митрополитов состоит в том, что «среди адресатов грамот, перечисленных в обращениях, у Феогноста на первом месте стоят баскаки. А Алексей обращается в первую очередь уже не к баскакам, а ко "всем крестьяном" (христианам), которых Феогност упоминал лишь последними, баскаки же остались на четвертом месте после "всех христиан", попов и дьяконов». По мнению ученого, эта переориентация была связана с намечавшейся «замятней» в Орде, чутко уловленной Алексеем. В этой связи на первый план выдвигались в отсутствие князей «местные выборные общинные власти», отодвигая на второй план баскаков.[822]
К тому же, как отметил А.А. Шенников, между золотоордынской и русской (Рязанской) землями лежала «нейтральная» территория Елецкой земли.[823] Нам представляется, что обе территориальные единицы возможно включить в «буферную» зону между собственно монгольскими и русскими землями, отличавшуюся некоторыми особенностями. В частности, Червленый Яр, по предположению А.А. Шенникова, — это «обладавшее некоторой автономией в рамках золотоордынского государства объединение нескольких татарских и русских территориальных общин без феодалов, с военно-демократическим управлением…».