Таковы военные обычаи скифов. С головами же врагов (но не всех, а только самых лютых) они поступают так. Сначала отпиливают черепа до бровей и вычищают. Бедняк обтягивает череп только снаружи сыромятной воловьей кожей и в таком виде пользуется им. Богатые же люди сперва обтягивают череп снаружи сыромятной кожей, а затем еще покрывают внутри позолотой и употребляют вместо чаши. Так скифы поступают даже с черепами своих родственников (если поссорятся с ними и когда перед судом царя один одержит верх над другим). При посещении уважаемых гостей хозяин выставляет такие черепа и напоминает гостям, что эти родственники были его врагами и что он их одолел. Такой поступок у скифов считается доблестным деянием.
Раз в год каждый правитель в своем округе приготовляет сосуд для смешения вина. Из этого сосуда пьют только те, кто убил врага. Те же, кому не довелось еще убить врага, не могут пить вина из этого сосуда, а должны сидеть в стороне, как опозоренные. Для скифов это постыднее всего. Напротив, всем тем, кто умертвил много врагов, подносят по два кубка, и те выпивают их разом».
Греческие и римские писатели почему-то нигде не вспоминают, что на заре формирования средиземноморских цивилизаций и тем более еще раньше — когда предки и прапредки основателей высокоразвитых культур еще находились в состоянии варварства — среди них бытовали не менее страшные обычаи. Сатурн-Крон, оскопляющий отца и проглатывающий собственных детей, Антей, воздвигающий кумирни из черепов убитых им путников, — все это мифологизированные воспоминания о далеком и сравнительно недавнем прошлом самих хранителей подобных преданий. Похожие обычаи, связанные с черепами, бытовали и у других народов. У кельтов существовал даже культ черепов. Из черепа киевского князя Святослава был сделан кубок для победившего его печенежского князя Кури. Славяне в древности насаживали головы убитых врагов на кол и окружали ими свои жилища: память о том сохранилась хотя бы в архаичной русской сказке о Василисе Прекрасной, запечатлевшей матриархальные времена: здесь описана избушка Бабы Яги, где на заборе из человечьих костей торчат людские черепа с горящими глазами.
Запомнились античным авторам и устрашающие скифские военные значки в виде драконов, развивающихся на длинных шестах. Про них рассказал известный историк II века н. э. Арриан, правда, в связи с событиями, происходившими задолго до того. Скифы сшивают своих страшных драконов из цветных лоскутьев в большом множестве. Однако главная выдумка заключается в другом. Когда кони стоят смирно, видны только обвисшие лоскутья. Но стоит подуть ветру или всем конникам устремиться вперед — картина незамедлительно меняется: над головами скифских всадников появляются огромные змеевидные тела с оскаленными мордами, которые к тому же издают устрашающий свист, похожий на громкое шипение, переходящее в вой: так воздух проходит через хитроумно вмонтированные свистульки.
Античные историки и географы достаточно точно представляли ареал расселения скифов как в Европе, так и в Азии. Не было для них секретом и генетическое родство между азиатскими саками и европейскими скифами. Имя последних, как уже упоминалось, нередко переносилось и на другие народы, что, впрочем, свидетельствует и об их прошлом этническом единстве. Так, в сочинениях античных землеописателей можно встретить утверждение, что скифы живут близ Кронийского (Кронидского) моря — так в древности именовался Северный Ледовитый океан. А назван он был так по имени Крона — вождя «партии титанов», отца Зевса и многих других олимпийских богов. Когда-то (как уже говорилось в 1-й части) Крон и другие титаны властвовали на северных Островах Блаженных (коррелят Гипербореи-Туле), где царил Золотой век. Эсхил в «Прометее прикованном» также называет Крайний Север «безлюдною пустыней диких скифов». Поэтому неудивительно, что у Плиния Старшего и в некоторых средневековых источниках Ледовитый океан именуется также и Скифским.
Насколько были связаны тогдашние народы, населявшие север Европы и Азии с собственно скифами (их древнейшее родство не подлежит сомнению), истории и археологии еще предстоит ответить. Впрочем, и здесь особой проблемы нет. Археологические раскопки в Сибири позволили раздвинуть границы скифско-сакской культуры, главной отличительной чертой которой является так называемый «звериный стиль» (рис. 49), до Забайкалья и Монголии. На Алтае, в течении Нижней Оби, в Туве были открыты выдающиеся памятники скифской и доскифской истории, позволяющие лучше представить как происхождение самого этноса, так и неразрывные связи между европейскими и азиатскими скифами.
Рис. 49. Золотые и бронзовые украшения древних скифов, выполненные в «зверином стиле»
Достаточно познакомиться с сокровищами Пазырыкских курганов, раскопанных на Восточном Алтае, дабы воочию убедиться в сказанном. Сделать это нетрудно, так как большинство наиболее ценных и интересных в историческом плане предметов выставлено в Государственном Эрмитаже в Санкт-Петербурге (рис. 50). Для экспозиции потребовался огромный зал, ибо только такой вмещает огромный сруб из прекрасно сохранившихся лиственничных бревен — общей площадью около 12 квадратных метров, и высотой до полутора метра. Причем это лишь внутренняя часть погребальной камеры: имелась еще и внешняя обшивка. Вырытая же археологами в грунте могильная яма имела площадь 55 квадратных метров и глубину 4 метра. В срубе находилась огромная колода-саркофаг, а в ней — мумифицированные трупы мужчины и женщины, по всей видимости, вождя и его жены (или наложницы). По определению антропологов, вождь умер в 55-летнем возрасте, его рост 176 сантиметров, что мало соответствует низкорослому монголоидному типу, представители которого испокон веков обитали на данной территории.
Рис. 50. Конь в уборе. Реконструкция. Первый Пазырыкский курган
Тем не менее для европейцев — особенно в прошлом — скифы ассоциировались прежде всего с причерноморскими и околочерноморскими (циркумпонтийскими) степями. Для античных авторов скифы и припонтийские территории были связаны неразрывно. Однако Черное море (Понт Евксинский — дословный перевод «Море Гостеприимное») в сочетании с обитавшими по его берегам скифами далеко не всегда вызывало у греков и римлян положительные эмоции. Эти настроения прекрасно переданы в одной из «скорбных элегий» поэта-изгнанника Овидия (43 год до н. э. — ок. 18 года н. э.), сосланного «божественным императором» Августом на десять лет в захолустный причерноморский город Томы (современный румынский порт Констанца):
Времени ход для людей одинаков ли ныне, как прежде,
Только ли к жизни моей стало жестоким оно
Здесь, где у моря живу, что прозвано лживо Евксинским,
Скифским прибрежьем пленен, истинно мрачной землей?
Дикие тут племена — не счесть их! — войной угрожают,
Мнят позорным они жить не одним грабежом.
Небезопасно вне стен, да и холм защищен ненадежно
Низкой непрочной стеной и крутизною своей.
Ты и не ждал, а враги налетают хищною стаей,
Мы не успеем взглянуть — мчатся с добычею прочь.
Часто в стенах крепостных, хоть ворота всегда на запоре,
Стрелы, сулящие смерть, мы подбираем с дорог.
Редко решается кто обрабатывать землю; несчастный
Пашет одною рукой, держит оружье другой.
· · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · ·
Нас укрепленья едва защищают, и даже внутри их,
Смешаны с греками, нас скопища диких страшат.
Ибо живут среди нас, безо всякого с нами различья,
Варвары: ими домов большая часть занята.
Пусть в них опасности нет, но они отвратительны с виду
В шкурах звериных своих, с космами длинных волос…
Похоже, Овидий сочинял очередную элегию в состоянии глубочайшей депрессии. Искусные воины (рис. 51), доходившие до Египта, сокрушавшие бесчисленные полчища персов и не раз одержившие победы над эллинами, римлянами и разными кочевыми соседями, заслуживают более возвышенных стихов.
Рис. 51. Скифские воины (реконструкция)
Скифы вполне обустроили кочевой образ жизни. Одни погружали войлочные кибитки на четырехколесные возы, впрягали в них по две, а то и по три пары волов с отпиленными рогами, и сей город на колесах отправлялся в свободное плавание по безбрежному степному морю. Модели таких жилищ (то ли детские игрушки, то ли памятные фигурки) сохранились до наших дней (рис. 52). Когда требовалось, кибитки снимались и превращались в обычные юрты. Они использовались и для жилья и в качестве бани, первенство в ее открытии и дальнейшем повсеместном распространении также принадлежит скифам. Причем мылись примерно так же, как и сейчас: калили на костре камни, клали их в чаны с водой и парились, пока не сойдет семь потов.
Рис. 52. Юрты скифов:
вверху — юрта Анфестерия (фреска из Керчи);
внизу — юрта на колесах (детская игрушка из глины)
Как рассказывает Геродот, процедура омовения в бане практиковалась и после похоронного обряда, по истечении 40 дней после смерти скифа. Как видим, в смысле сороковин ничего с тех пор не изменилось. Правда, скифы в течение всего названного времени возили забальзамированного покойника по ближним и дальним родственникам, устраивая всюду поминки, во время которых умершему предлагались те же яства, что и остальным. И только через 40 дней, когда полагающиеся поминальные обычаи были полностью выполнены, умершего хоронили, насыпая над телом высокий курган.
А бывало еще — собирались мужики в юрте, закрывали все щели и разжигали на костерке какие-то наркотические травы, вроде конопли, и дурманили себе башку. Курительных трубок ведь тогда еще не знали; вместе с табаком они впервые попали в Европу на каравеллах Колумба, возвратившихся в Испанию после открытия Нового Света.