Окончательная победа в конечном счете досталась Ярославу. И повсюду его сопровождала варяжская дружина. Называется даже имя ее предводителя — Якун (как видим, ничего общего со скандинавскими германоязычными именами не имеющая). Нестор сообщает еще одну интересную деталь: Якун носил золотой плащ, который потерял во время одной, неблагоприятной для Ярослава и его войска, битвы. Описание этой битвы с Мстиславом — при свете молний, в сплошной пелене дождя (после чего на Руси, наконец, наступил долгожданный мир) — одна из впечатляющих картин «Повести временных лет»: «И бысть сеча сильна, яко посветяше молонья, блещашеться оружье, и бе гроза велика и сеча сильна и страшна…»
В дальнейшем загадочные пассионарии Севера без лишнего шума исчезли с горизонта отечественной истории. Часть из них, безусловно, ассимилировалась, растворилась в безбрежном славянском море и окончательно обрусела. Некоторая часть, быть может, сохранила традиции воинского братства и, как уже было сказано, стала ядром будущей Запорожской Сечи.[16] Часть же перешла на службу к византийским императорам, где составила костяк дворцовой гвардии. Варяжская дружина насчитывала подчас до шести тысяч стойких витязей и отменных рубак. Благодаря им византийское войско одержало немало важных побед. Показательно и другое: в Царьграде варягов всегда считали русскими, и только русскими. Безусловно, значились в составе русско-варяжского войска и скандинавы, но, как нынче принято выражаться, на контрактной основе. Сами же европейские норманны никогда себя варягами не называли и становились таковыми, только вступая в русскую варяжскую дружину; когда срок контракта истекал, они вновь превращались в викингов.
Так что тесное взаимодействие между варягами и скандинавами, безусловно, было, но кто на кого больше влиял — еще вопрос. То же относится и к так называемым скандинавским заимствованиям в русской культуре. Да, в одежде, оружии, культовых предметах, утвари, украшениях, открытых археологами, много варяжской специфики. Вот только почему обязательно ее считать скандинавской? Почему бы не рассмотреть совершенно другой вариант — заимствования скандинавами достижений более развитой варяжской культуры.
Ведь когда дотошные греки спрашивали наших соотечественников, служивших в императорской гвардии: «Откуда вы, варяги?», — те, не задумываясь, отвечали: «Из Тулы…» Ничего себе ответ, если вдуматься. Впрочем, под Тулой подразумевался вовсе не город в центральной части России, а древняя Гиперборея, по другому — Туле, по имени таинственной полярной страны из знаменитой «Географии» Страбона и сочинений других древних авторов. Византийцы же, как и арабы, говорили об «огромном острове Тула», расположенном посреди Ледовитого океана, о чем уже говорилось в 1-й части.
Быть может, в социальной структуре варяжского воинского братства (ордена) отчасти сохранились и архаичные черты древнеарийского кастового сословия. Почему бы не предположить, что варяги — это трансформированный вариант одной из классических каст кшатриев? Ведь она как раз и объединяла правителей, воинскую аристократию и дружинников! Корни Руси уходят в недосягаемые глубины индоевропейского прошлого. Оно зародилось, пережило расцвет, катастрофические потрясения и упадок на Севере, где климат в те времена был иным, нежели теперь. Постепенно мигрировали на юг из-за неблагоприятных условий жизни многие индоевропейские прапредки современных этносов (индийцев, иранцев, греков, испанцев, итальянцев, армян, осетин и др). Ближе к северным широтам обосновалась часть славян, из которых впоследствии вычленилась и русская нация.
Разобравшись более или менее с варягами, можно двигаться дальше (точнее — вернуться назад) по следам, оставленным ими в русской истории. Но и тут нас поджидает множество неожиданностей. И главная — текст Нестора о призвании варяжских князей не совпадает в Лаврентьевской и Ипатьевской летописях. Не менее любопытен данный отрывок и в факсимиле Радзивиловской летописи, где соответствующий 8-й лист (с четырьмя миниатюрами на аверсе и на реверсе) является самым зачитанным — с текстом частично вообще утраченным, оборванным по краям и замусоленным от прикосновений пальцев тех, кто пытался разгадать тайну первой царской династии Рюриковичей. Вот как звучит знаменитый сакраментальный фрагмент в передаче Ипатьевской летописи (точнее — по Ипатьевскому списку «Повести временных лет»):
«В год 6370 (862). И изгнали варягов за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали: „Поищем сами себе князя, который бы владел нами и рядил по ряду и по закону“. Пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные — норманны и англы, а еще иные готы — вот так и эти. Сказали руси чудь, славяне, кривичи и весь: „Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами“. И избрались трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю русь, и пришли прежде всего к славянам. И подставили город Ладогу. И сел старший, Рюрик, в Ладоге, а другой, Синеус, — на Белом озере, а третий, Трувор, — в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля. Через два года умерли Синеус и брат его Трувор. И принял всю власть один Рюрик, и пришел к Ильменю, и поставил город над Волховом, и назвал его Новгород, и сел тут княжить, и стал раздавать мужам своим волости и города ставить — тому Полоцк, этому Ростов, другому Белоозеро. Варяги в этих городах — находники, а коренные жители в Новгороде — славяне, в Полоцке — кривичи, в Ростове — меря, в Белоозере — весь, в Муроме — мурома, и над теми всеми властвовал Рюрик».
К сожалению, переводчик слукавил. Он перевел слово «наряд» не в соответствии со смыслом оригинала летописи, а следуя дурной традиции, заложенной еще два века назад норманистами-русофобами, для коих важно было подчеркнуть одно: на Руси «порядка нет» с подразумеванием — «никогда не было и не будет». Дабы убедиться, что перед нами прямая и неуклюжая фальсификация, достаточно заглянуть в 10-й том академического «Словаря русского языка XI–XVII вв.» (М., 1983. С. 227–230). Оказывается, понятие «нарядъ» в древнерусском языке имеет шестнадцать значений: 1. устройство, правопорядок, <…>; 2. руководство, управление, надзор, <…>; 3. оснащение, снаряжение, вооружение, <…>; 4. артиллерия, пушки, <…>; 5. заряд, снаряд <…>; 6. набор вещей, одежды, украшений, <…>; 7. парадная, церемониальная, нарядная одежда, <…>; 8. уборка, украшение (как действие), <…>; 9. убранство, внутренняя отделка, <…>; 10. совокупность вспомогательных деталей для оформления (застежки, пряжки и т. п.), <…>; 11. подкладка (обуви); 12. нашивки и кружево по полам одежды, <…>; 13. приказание о посылке людей на работу, службу и т. п. <…>; 14. комплект некоторых предметов, <…>; 15. состав, смесь; 16. подлог, сфабрикованное дело, <…>.
Однако большинство отечественных историков (не говоря уж об иноземных), клюнувшие на пустой норманистский крючок, могли бы и сообразить, что подлинный смысл Несторовой фразы связан с управлением и организацией. Их-то и не доставало рассорившимся новгородцам, почему они и обратились за помощью к близким по происхождению и языку варягам. Другими словами, требовался распорядитель, начальник, руководитель, управляющий (сегодня бы мы сказали: объявлен конкурс на вакантную должность). Для обозначения данных понятий в древнерусском языке и миропонимании существовало одно-единственное слово — «нарядникъ», образованное от однокоренного «нарядъ». Об этом, собственно, и говорится у Нестора, а вовсе не о каком-то беспорядке-хаосе, извечно присущем безалаберным русским людям.
Что дело обстояло именно так, а не иначе, доказывают и более поздние русские летописи, в которые традиционно, но с некоторыми уточнениями включалась «Повесть временных лет». Так, в Тверской, Львовской, Никифоровской и др. летописях (в точном соответствии с действительным смыслом) вместо слова «наряд» поставлено «нарядник». «Вся земля наша добра есть и велика, изобильна всем, а нарядника в ней несть, поидете к нам княжити и владети нами», — записано, к примеру, в Холмогорской летописи. Еще более удачная формулировка содержится в Густинской летописи, где вместо спорного «наряда» прописана развернутая фраза «…но строения доброго несть в ней».
Конечно, сам Нестор также освещал вопрос о призвании варягов не по документам, а понаслышке — на основе тех устных преданий, которые сложились ко времени начала работы над «Повестью временных лет» в дружинной среде. Историю, связанную с Новгородом (не говоря уж о предыстории), он знал плохо, фрагментарно и в основном в тех аспектах, которые имели непосредственное отношение к киевской великокняжеской династии. Это отмечает и В.Н. Татищев, приступая к изложению начальных страниц русской истории в соответствии с Иоакимовской летописью. Точнее — он присоединяется к мнению тверского монаха Вениамина, сделавшего необходимые выписки из в дальнейшем утраченной Новгородской летописи, составленной епископом новгородским Иоакимом в основном во времена Ярослава Мудрого. «О князех руских старобытных Нестор монах не добре сведом бе, что ся деяло у нас славян во Новеграде…» — таков приговор автору «Повести временных лет» в отношении знания им фактов ранней истории своего Отечества.
К любопытным соображениям могут привести также записки «О государстве Русском» английского посланника Джильса Флетчера. Он посетил Москву в 1588 году, в царствование последнего представителя династии Рюриковичей — Федора Иоанновича. Флетчера интересовала не только политическая ситуация, сложившаяся в России в конце XVI века, накануне Смуты, но также истоки и корни русской истории. Собирая в Москве материалы для будущей книги, он, судя по всему, пользовался какими-то не дошедшими до нас источниками или же устной информацией знатоков данного вопроса. В пользу последнего предположения свидетельствует фраза из трактата Флетчера: «Русские рассказывают…» Оказывается, в то время в Москве начальную историю Руси излагали несколько иначе, чем это сегодня можно прочесть в «Повести временных лет». Согласно сведениям, полученным Флетчером от устных информаторов, братьев, призванных на княжение в Новгород, было изначально не трое, а четверо. И четвертого звали Варяг. Другими словами, Варяг оказывается именем не этноса или социума, не рода или военно-торгового объединения, а верховного вождя, по имени которого прозывались и все остальные.