В год 6577 (1069). Пошел Изяслав с Болеславом на Всеслава, Всеслав же выступил навстречу. И пришел к Белгороду Всеслав и с наступлением ночи тайно от киевлян бежал из Белгорода в Полоцк. Наутро же люди, увидев, что князь бежал, возвратились в Киев, и устроили вече, и обратились к Святославу и Всеволоду, говоря: „Мы уже дурное сделали, князя своего прогнав, а он ведет на нас Польскую землю, идите же в город отца своего; если же не хотите, то поневоле придется нам поджечь город свой и уйти в Греческую землю“. И сказал им Святослав: „Мы пошлем к брату своему: если пойдет с поляками губить вас, то мы пойдем на него войною, ибо не дадим погубить город отца своего; если же хочет идти с миром, то пусть придет с небольшой дружиной“. И утешили киевлян. Святослав же и Всеволод послали к Изяславу, говоря: „Всеслав бежал, не веди поляков на Киев. Здесь ведь врагов у тебя нет: если же хочешь дать волю гневу и погубить город, то знай, что нам жаль отцовского стола“. Слышав то, Изяслав оставил поляков и пошел с Болеславом, взяв немного поляков, а вперед себя послал к Киеву сына своего Мстислава. И, придя в Киев, Мстислав перебил киевлян, освободивших Всеслава, числом семьдесят человек, а других ослепил, а иных без вины умертвил, без следствия (рис. 109). Когда же Изяслав подошел к городу, вышли к нему люди с поклоном, и приняли князя своего киевляне; и сел Изяслав на столе своем, месяца мая во второй день. И распустил поляков на покорм, и избивали их тайно. И возвратился Болеслав в землю свою. Изяслав же перевел торг на гору и, выгнав Всеслава из Полоцка, посадил сына своего Мстислава в Полоцке; он же вскоре умер там. И посадил на место его брата Святополка, Всеслав же бежал».
Рис. 109. Расправа Мстислава с восставшими киевлянами. Миниатюра Радзивиловской летописи
Конечно, кто не знает расстановку сил в Киевской Руси после смерти Ярослава Мудрого, может ничего не понять из краткого, но информационно насыщенного летописного текста. Умирая, строитель Русской державы оставил завещание своим сыновьям, в котором повелевал пуще зеницы ока хранить мир и согласие между собой, не допускать междоусобий и распрей между кровными родственниками.
«В год 6562 (1054). Преставился великий князь русский Ярослав. Еще при жизни дал он наставление сыновьям своим, сказав им: „Вот я покидаю мир этот, а вы, сыновья мои, имейте любовь между собой, потому что все вы братья, от одного отца и от одной матери. И если будете жить в любви между собой, Бог будет с вами и покорит вам врагов. И будете жить в мире. Если же будете в ненависти жить, в распрях и ссорах, то погибнете сами и погубите землю отцов своих и дедов, которые добыли ее трудом своим великим; но слушайтесь брат брата, живите мирно. Вот я поручаю престол мой в Киеве старшему сыну моему и брату вашему Изяславу; слушайтесь его, как слушались меня, пусть будет он вам вместо меня; а Святославу даю Чернигов, а Всеволоду Переяславль, а Вячеславу Смоленск“. И так разделил между ними города, завещав им не переступать границы уделов других братьев и не изгонять их, и сказал Изяславу: „Если кто захочет обидеть своего брата, ты помогай тому, кого обижают“. И так наставил сыновей своих жить в любви. Сам уже он был болен тогда и, приехав в Вышгород, сильно расхворался. Изяслав тогда княжил в Турове, а Святослав во Владимире, а Всеволод же был тогда при отце, ибо любил его отец больше всех братьев и держал его при себе».
Все вышло с точностью до наоборот. Первоначально три Ярославова сына-престолонаследника — Изяслав, Святослав и Всеволод — вроде бы порешили следовать заветам отца, попытались править державой вместе и образовали классический триумвират. Но законадательно оформленной традиции передачи власти на Руси еще не было, поэтому незамедлительно объявился еще один легитимный претендент. То был полоцкий князь Всеслав (год рождения неизвестен, умер в 1101 году) — представитель одной из ветвей древа Владимира Святого, его правнук (внук первенца Владимирова Изяслава от насильственного брака любвеобильного князя с Рогнедой). Всеслав (рис. 110) — исключительно колоритная и запоминающаяся личность. Ему как бы передался самый дух неукротимой эпохи и необузданные страсти его прадеда и прабабки-полочанки (как известно, после надругательства над нею князя Владимира Рогнеда попыталась зарезать насильника). Даже спустя сто лет после описываемых событий законный наследник Владимирова престола, обойденный более удачливыми родичами, выступает как один из ярких эпических персонажей в «Слове о полку Игореве», где представлен не как обычный русский князь, но еще и как волхв или даже волк-оборотень:
Рис. 110. Всеслав Полоцкий. Художник М.С. Басалыга
«Всеслав-князь людям суд правил, князьям город рядил, а сам ночью волком рыскал: из Киева до рассвета дорыскивал до Тмутаракани, великому Хорсу волком путь перебегал. Ему в Полоцке позвонили к заутрене рано у Святой Софии в колокола, а он в Киеве звон тот слышал. Хотя и вещая душа была у него в дерзком теле, но часто от бед страдал. Ему вещий Боян еще давно припевку молвил, мудрый: „Ни хитрому, ни удачливому… суда Божьего не избежать!“»
Данный фрагмент получил бесчисленные истолкования и был многократно фальсифицирован переводчиками. Так, большинство интерпретаторов связывают прорицание Бояна с каким-то отдаленным (по отношению к Всеславу) прошлым. Для этого переводчики считают своим долгом дополнить переиначенный текст словами, которых и в помине нет в оригинале. В частности, в вышеприведенном переводе О.В. Творогова слова «еще давно», отсутствующие в древнерусском тексте, должны подчеркнуть, что легендарный Боян жил и творил задолго до Всеслава, а прорицание свое высказал как бы впрок. Из подлинного же текста «Слова о полку Игореве» следует совсем другое: Боян был современником и, возможно, советником полоцкого князя, а свои пророческие слова сказал, находясь в самой гуще событий, и первым предрек мятежному претенденту на трон грядущие беды.
Сам же Всеслав, бросивший вызов языческому солнцебогу Хорсу, помимо дара оборотничества обладал еще и способностью телепортации — мог мгновенно перемещаться с берегов Днепра (в недолгую свою бытность на стольнокиевском престоле) на берега Черного моря, в Тмутаракань. Таким образом, князь Всеслав в глазах его современников (и тем более потомков) был тесно связан со сверхъестественными силами. «Повесть временных лет» не зафиксировала год рождения сиятельного колдуна (а быть может, и экстрасенса), зато здесь четко прописано, что родился он с помощью волхвования и с нехорошими предзнаменованиями: на голове у новорожденного обнаружилось нечто «язвенное» — то ли «сорочка», то ли большое родимое пятно, то ли всамделишная язва. И летописец безжалостно констатирует: «Сего ради немилостлив есть на кровьпролитие». Похоже, однако, что последний «ярлык» — результат позднейшей приписки, когда Начальная летопись подверглась политической обработке в угоду Владимиру Мономаху, не перестававшему видеть в «колене Всеславовом» угрозу власти — своей собственной и своих наследников.
Академик Борис Александрович Рыбаков считает, что в приведенном выше фрагменте содержатся остатки утраченной Полоцкой летописи, сочувственной к собственным князьям и настороженной к киевским. В таком случае это свидетельствует очень о многом — и прежде всего о доверии со стороны Всеславовой партии к киево-печерской группировке и о симпатии Несторова окружения к Всеславу. Вполне возможно, что в первозданном (неурезанном и неотредактированном) летописном тексте содержалось гораздо больше подробностей и оценок (все говорит за то, что было именно так!): даже после тщательной дезактивационной работы цензоров из «Повести временных лет» не исчезло благожелательное отношение к незаурядной личности «очарованного князя».
Всеслав прекрасно осознавал собственные права на киевский стол — они были ничуть не меньшими, чем претензии «триумвирата». Поначалу, однако, конкуренты сумели договориться на княжеском съезде о совместных действиях против степных кочевников, которые, как всегда, не замедлили воспользоваться смутой на Руси. Объединенные силы князей нанесли сокрушительное поражение одному из тюркских племен — торкам. Но вскоре Всеслав, почувствовав, видимо, неискренность князей-триумвиров, порвал с ними и начал собственную игру — за захват власти. Стратегически он рассчитал правильно и начал не с Киева, вокруг которого были сосредоточены основные силы соперников, а с Пскова и Великого Новгорода. Псковичи отбились, а вот новгородцам не повезло: город был захвачен, разграблен и сожжен. Не пощадили и главной святыни — Софийского собора, откуда сняли и увезли даже колокола, что лишний раз доказывает: христианское благочестие и послушание в исконно языческой душе князя Всеслава и не ночевали.
Триумвиры тоже не сидели сложа руки. С огнем и мечом они прошли по Полоцкой (ныне белорусской) земле, «взяли на щит» Минск и в битве при реке Немиге в 1067 году разгромили строптивого князя. Самого же пригласили на очередные переговоры, дав клятвенное обещание не причинять никакого зла. Княжья клятва — что ветер в чистом поле. Как только Всеслав переправился через Днепр близ Смоленска, он был вероломно схвачен, вместе с двумя сыновьями отправлен в Киев, заточен в темницу и обвинен в чародействе, что по ортодоксальным понятиям было хуже всякой ереси. Но ненадолго — подняв восстание, киевляне освободили узника и провозгласили его великим князем. Полновластным хозяином Киева Всеслав пробыл всего лишь семь месяцев — вернулся его изгнанный предшественник Изяслав со своим тестем — польским королем Болеславом и армией мародеров. Князь-волхв бежал, и междоусобица на Руси вспыхнула с удвоенной силой.
Нас, однако, интересуют не запутанные княжеские распри и не тонкости их родственных взаимоотношений, а та роль, которую играли в сложных и непредсказуемых политических играх насельники Печерского монастыря — Антоний, Никон-Иларион и Феодосий. Невозможно представить, что печерские подвижники стояли в стороне от трагических событий той бурной эпохи. Более того, есть все основания предположить, что на какое-то время «русская партия» сделала ставку не на сыновей Ярослава Мудрого, а на их конкурента — полоцкого князя Всеслава, хотя и уличенного в волховстве и языческих пристрастиях, но зато и не страдавшего пагубным для Руси грекофильством. Косвенным подтверждением тому служит заступничество преподобного Антония перед вероломными князьями Ярославичами за брошенного ими в темницу Всеслава. Не исключено, что, когда увещевания не возымели действия, печерцы перешли к иным аргументам — возбуждению общественных страстей. В конечном счете это привело к всенародному бунту, осаде тюрьмы, вызволению Всеслава и возведению его на престол предков.