Речь же идет совершенно о другом — о несравнимости масштабов репрессий в России с тем, что происходило примерно в то же самое время в других частях мира, и прежде всего — в Западной Европе. Только за одну Варфоломеевскую ночь с 23 на 24 августа 1572 года в Париже были зверски уничтожены более трех тысяч гугенотов (то есть почти столько же, сколько погибло за все правление Ивана Грозного). Причем вырезан под корень был цвет французской нации, съехавшийся отовсюду на бракосочетание Генриха Наваррского и Маргариты Валуа («королевы Марго»). Вслед за Парижем протестантские погромы прокатились по всей стране. Как отмечается в справочной литературе, только за первые две недели погибли около 30 тысяч гугенотов.
Обратимся к другим европейским странам. В Англии по приказу короля Генриха VIII (он скончался в 1547 году, когда в далекой России Иван IV венчался на царство) были повешены 72 тысячи бродяг и нищих (сегодня бы сказали — бомжей, ибо почти все они являлись разорившимися крестьянами, лишенными крова и согнанными со своих мест в результате так называемого «огораживания», то есть отчуждения земель с целью их использования для получения капиталистической прибыли). Во время Нидерландской буржуазной революции испанцы истребили около 100 тысяч ни в чем не повинных мирных граждан (из них по меньшей мере 11 тысяч на кровавом счету герцога Альбы). Кроме того, в XVI веке по всей Европе продолжала зверствовать инквизиция: по скрупулезным подсчетам самих же инквизиторов, за это время только сожжено на кострах живьем и прилюдно было 28 540 «еретиков и ведьм». Эти цифры, позаимствованные из различных источников, суммарно приводит В.В. Кожинов в уже упоминавшейся книге «История Руси и русского слова» (М., 1999), а также в других своих публикациях. Нельзя не упомянуть и начавшийся в том же веке геноцид индейцев на осваиваемых испанцами и португальцами (а вслед за ними — англичанами и французами) территориях обеих Америк: здесь счет жертв шел уже на миллионы!
Но вернемся назад, в Россию. Говорят (теперь это особенно модно), что, дескать, и не было вовсе на Руси никаких боярских заговоров, что все это померещилось патологически подозрительному царю, а кровожадные временщики вроде Малюты Скуратова рады стараться были подлить маслица в огонь. Ну, зачем же так себе и другим голову морочить? Все русские цари Рюриковичи отличались достаточной жестокостью, а Иван Грозный абсолютно заслуженно может претендовать на первый номер в списке кровавых тиранов и деспотов. Но тогда уж и из русской аристократии не нужно делать невинную овечку. Боярство представляло собой типичную олигархическую структуру, глубоко чуждую народным чаяниям и общегосударственным интересам. У русских бояр крамола да измена, что называется, в крови сидела (второй неизлечимой болезнью было «стукачество»). Можно даже сказать, что они уже во чреве матери думали, как бы себя подороже продать, к какому королю (польскому или шведскому) при случае переметнуться и как бы поболезненней насолить великому князю Московскому (а в дальнейшем — царю). Так что верховному правителю России сам Бог велел бдительно и непреклонно стоять на страже государственных интересов, защищать Отчизну от посягательств внешних и внутренних врагов, как заразу, искоренять измену и сепаратизм, и, как зеницу ока, хранить единство державы и заботиться о процветании ее народа.
Так кто же в таком случае расшатал могущество Российской державы, довел страну до разорения, ввергнул ее в Смуту и пригласил в качестве арбитров иноземных интервентов? Иван Грозный, что ли? Да нет, все те же князья и бояре, которые до этого продавали Русь татарам, науськивая на соседей-однокровников карателей и грабителей, а теперь рады-радехоньки были отдать Россию — всю сразу или по частям — полякам, литовцам, шведам и ливонцам. Они бы сделали это и раньше, да царь Иван не позволил. И народ это прекрасно видел и понимал и был тысячу раз прав, объективно оценивая в своих песнях и сказках эпоху Ивана Грозного.
За разглагольствованиями о зверствах, учиненных царем Иваном Грозным, как-то забывается о том, что он сделал для укрепления геополитической мощи Российского государства и утверждения его решающей роли на мировой арене. Ведь именно в эту мучительно трудную и трагическую эпоху Россия обрела Сибирь и стала такой, какой ее знают и по сей день. Долгое правление Ивана Грозного (если вести счет от смерти его отца Василия, он был царем более полувека, точнее 50 лет и 3 месяца) получило всестороннее освещение в официальном летописании. Существуют даже летописные произведения, посвященные отдельным периодам его правления: например, «Летописец начала царства царя и великого князя Ивана Васильевича», «Казанский летописец», посвященный взятию столицы Казанского ханства и присоединению его к России. От Ивана Грозного осталась большая переписка, имеющая высокие литературные достоинства. О времени царя Ивана написано немало мемуаров, преимущественно недружелюбно настроенными к нему иностранцами и главным государственным изменником князем Андреем Курбским, бежавшим от царского гнева и перешедшим на службу к польскому королю. Находясь вдали от московских пыточных подвалов под защитой королевских жолнеров, он не только вступил в разоблачительную переписку с государем (рис. 134), но и написал обширный и желчный трактат под названием «История о великом князе Московском».
Рис. 134. Первое послание Грозного к Курбскому. Список ГПБ
Сам Иван IV с большим вниманием и бережением относился к летописанию. Сохранились его собственноручные пометы на полях летописей, которые он читал в разные годы жизни. Особенно царя занимало летописное отображение его собственных деяний и их интерпретация. Именно в царствование Ивана Грозного и наверняка под его идейным руководством был составлен наиболее авторитетный летописный памятник той эпохи — уже упоминавшаяся выше «Степенная книга», излагающая события русской истории, происходившие вплоть до конца лета 7068 (то есть до августа 1560 года). По заказу царя Ивана в 1568–1576 годах в Александровской слободе в самый разгар опричнины начал создаваться и грандиозный многотомный Лицевой летописный свод. Над его томами, каждому из которых предстояло стать рукописным шедевром, трудились лучшие переписчики и художники-иллюстраторы.
Летописные, эпистолярные и мемуарные свидетельства помогают представить неоднозначный образ Грозного царя и его эпоху в самых различных аспектах. Как хорошо известно, в жизни царя и государства, доставшегося ему по праву престолонаследия, различаются несколько контрастных этапов. Ивану было всего три года, когда от тяжелой болезни скончался его отец и фактическая власть перешла к его матери — молодой и энергичной вдове Елене Глинской. Княжеский род Глинских считался литовским, но происходил от татар, в XV веке перешедших на службу к великому князю Литовскому. Более того, как доподлинно установлено, основоположником рода Глинских был один из сыновей хана Мамая: после разгрома Мамаевых полчищ на Куликовом поле и умерщвления отца наемными убийцами сын этот бежал в Литву, где получил в управление и кормление город Глинск (ныне находится на территории Сумской области Украины), — от его названия получил фамилию и весь род. (В XIV–XV веках многие татары переходили к оседлому образу жизни и целые кланы их получали земли и селились в литовских землях — точнее, это были исконно русские земли, захваченные Литвой.) В дальнейшем отношения князей Глинских с литовско-польскими властителями разладились, и они перешли на службу к русскому царю Василию III. Ему вскоре приглянулась молоденькая племянница опальных князей, и он взял ее в жены, отправив в монастырь бездетную супругу Соломонию. Спустя четыре года на свет появился Иван и, благодаря его матери, в жилах царей Рюриковичей потекла татарская кровь и появились гены хана Мамая.
Овдовев, Елена Глинская стала управлять Московией с помощью фаворита с тройной фамилией — молодого красавца-боярина Ивана Федоровича Овчины-Телепнева-Оболенского, с которым состояла в открытой любовной связи (злые языки уже в те времена шептали, что полюбовник царицы Елены и есть истинный отец Ивана Грозного). Пятилетнее регентство Елены сопровождалось непрерывными боярскими раздорами, в центре которых находились сама царица и ее фаворит. Против них фрондировал даже дядя Елены — Михаил Васильевич Глинский, которого неблагодарная племянница упрятала в темницу, хотя и была обязана ему всем. В конце концов царицу отравили, ее любовника — схватили, бросили в кремлевский застенок и уморили голодом, а не достигший совершеннолетия Иван попал под жесткую опеку бояр, беззастенчиво поправших его законные права на власть. Позже в письме изменившему другу — князю Андрею Курбскому царь описал подробности тех лет, которые оставили неизгладимый след в его памяти:
«Когда же Божьей судьбой родительница наша, благочестивая царица Елена, переселилась из земного царства в Небесное, остались мы с покойным братом Георгием круглыми сиротами — никто нам не помогал; осталась нам надежда только на Бога, Пречистую Богородицу, на всех святых и на родительское благословение. Было мне в это время восемь лет; подданные наши достигли осуществления своих желаний — получили царство без правителя, об нас, государях своих, заботиться не стали, бросились добывать богатство и славу и напали при этом друг на друга. И чего только они не наделали! Сколько бояр и воевод, доброжелателей нашего отца, перебили! Дворы, села и имения наших дядей взяли себе и водворились в них! Казну матери перенесли в большую казну и при этом неистово пихали ее ногами и кололи палками [концами трости], а остальное разделили между собой. А ведь делал это дед твой, Михаиле Тучков. Тем временем князья Василий и Иван Шуйские самовольно заняли при мне первые места и стали вместо царя, тех же, кто больше всех изменял нашему отцу и матери, выпустили из заточения и привлекли на свою сторону. А князь Василий Шуйский поселился на дворе нашего дяди, князя Андрея Ивановича, и его сторонники, собравшись, подобно иудейскому сонмищу, на этом дворе захватили Федора Мишурина, ближнего дьяка при нашем отце и при нас, и, опозорив его, у