Заметим, то, что происходило на Руси, отнюдь не было неким исключением.
Съезд удельных князей
В любом народе и государстве в тот период истории схватки за власть происходили прежде всего меж самыми близкими родственниками, поскольку те являются главными претендентами на короны и троны. Так, легенды X в. говорят о чешском святом князе Вацлаве, убитом дружинниками по приказу его брата Болеслава, и хотя существуют версии того, кто был истинным виновником, но, как пишет Б.Н. Флоря, главными носителями зла, по одной из версий, являются «чешские мужи». Одержимые дьяволом, они натравливают друг на друга членов княжеской семьи. По другой версии, главными виновниками являются мать и брат убитого святого. В любом случае, корни вражды всегда лежат в близком кругу князя и его семьи. «Раздробление Древнерусского государства на так называемые уделы объясняется тем, что на Руси к известному времени успели образоваться области, достаточно крепкие, чтобы не только не нуждаться в помощи киевского князя, но и осознать свою местную выгоду в отделении от Киева. Такова судьба всех так называемых раннефеодальных монархий. Отсюда неизбежные распри. Первая распря возникла еще в 973 г. между Яропол-ком, великим князем русским, и Олегом из княжества древлян. Меж ними вспыхнула вражда, закончившаяся военной схваткой. В самом деле, если вдуматься, ну к чему вмешиваться Новгороду, Смоленску, Полоцку и др. в запутанные дела Киева, зачем ему платить дань, когда и деньги, и войско нужны им самим, т. е. новгородским, смоленским, полоцким боярам, для осуществления их собственных задач, с которыми они в случае полной независимости, как им казалось, могут справляться и самостоятельно, без помощи Киева?» – писал Б. Греков в «Киевской Руси». Примерно таков же, полагаем, ход мысли многих из князей.
В самом деле, даже Новгород две трети дани («повоза») вынужден был отдавать Киеву, куда стекались главные торговые потоки, что, безусловно, наносило серьезный ущерб всем другим торговым городам и землям. Князь Владимир завел и новый обычай – «обескровливать даже самые отдаленные земли, созывая, а то и набирая для вечной службы на южном побережье лучших воинов отовсюду». Согласно правилам того времени, если великий князь шел на войну, то за ним должны были последовать удельные со своими людьми. Тем самым он ослаблял другие земли, подставлял их под удары (что было ему на руку). Естественно, это в корне противоречило интересам удельных князей. С точки зрения экономики, дипломатии, рассудка, да и государственной логики (логики малого государства) удельные князья в чем-то были правы, выступая против такого неравноправного единства. Кстати, даже небольшие русские княжества были поболе всей Греции, а потому эти войны и распри ничем не отличаются от всегреческих.
Б.Д. Греков
Повторяем, стремление князей быть менее зависимыми от великого князя понятно, но негативной стороной этой независимости, походившей на анархию, стало безудержное проявление эгоизма всеми. Великий князь думал о своих интересах, удельные князья не желали поступаться своими.
С.В. Ермолин. Вражда между княжествами
Интересы зачастую конфронтационны и разрешить их можно было лишь путем столкновений, заговоров, козней, измен, жестоких войн. Это толкало их неизбежно дальше по пути междоусобиц, в споры за земли, княжеские титулы, торговые преференции, наследства, дани, города и т. д. и т. п., за властные и экономические рычаги господства и влияния. Летописец отмечает: «И въсташа сами на ся воевать, и бысть межи ими рать велика и усобица, и въсташа градъ на градъ». Позже в Южном своде, т. е. в Повести временных лет, вместо «градъ на градъ» появляется выражение «родъ на родъ». Киев сцепится с Новгородом, к битве за единое государство подключатся Тверь и Москва. Достаточно вспомнить, что в одном лишь стольном Киеве поочередно с 1154-го по 1159 г. сидят Ростислав Смоленский, Изяслав Давидович, Юрий Долгорукий, и вновь Изяслав Давидович, и вновь Ростислав. А сколько таких смен власти происходило по всей Руси!!! Да и едва ли тогда было княжество на Руси, которое не принимало бы участия в схватках за первенство, лидерство, господство и дань. Тут уж вцеплялись в горло, словно волкодавы, не зная пощады, не ведая чести и совести, напрочь забыв все христианские заповеди и внушения. Церковь была бессильна, она ничего не могла поделать. Как писал Ключевский, «при низком уровне нравственного и гражданского чувства у тогдашнего русского княжья церковь не могла внести какого-либо существенного улучшения в политический порядок. Когда между князьями затевалась ссора и готовилась кровавая усобица, митрополиту по поручению старейшего города Киева не оставалось ничего иного, кроме как произносить внушительные речи: «Молим вас, не погубите Русской земли: если будете воевать между собою, поганые обрадуются и возьмут землю нашу, которую отцы и деды наши стяжали трудом своим великим и мужеством; поборая по Русской земле, они чужие земли приискивали, а вы свою погубить хотите». Добрые князья, подобные Мономаху или Давиду черниговскому, плакали от таких слов, но дела шли своим стихийным чередом…». Опыт истории учит, что Русь живет, когда железной хваткой, под страхом дыбы и топора центральная власть держит своих чиновников и княжеские роды на Руси!
Н. Зубков. Русские доспехи
В междоусобной кровавой резне никто не был чист, праведен, безвинен. Каждый князь норовил подчинить себе другого, сделать данником, слугой, «младшим братом». Такова была участь Рязани, хотя и она не исключение. Историк Ю. Лубчен-ков так характеризует политику московских князей в отношении Рязанского княжества: «Большое, богатое княжество с хорошим войском, а подчас с союзниками-половцами было вынуждено почти постоянно вращаться в орбите политики своего северо-восточного соседа. Рязанские князья – всегда «младшие братья» и «дети», другими словами, «вассалы» у своего кузена, «старшего брата» и «отца» Всеволода. Малейшее нарушение подобной зависимости и порядка приводило к подавлению силой сопротивления и восстановлению прежнего положения. В 1180 г. владими-ро-суздальские войска неожиданно вторглись в пределы Рязанского княжества. Столица земли без боя сдалась Всеволоду. Через семь лет, в 1187 г., поход был повторен, Рязанское княжество снова потерпело поражение. Только через 20 лет рязанские князья попытались освободиться от гегемонии Владимира. Но Рязань была вновь захвачена и вновь лишена призрачной самостоятельности, на столе оказался сын Всеволода, Ярослав. Последовавший затем мятеж не принес победы рязанцам. Город был окружен. а затем Рязань на глазах победителей и побежденных была сожжена». В 20—30-е годы XIII в., когда необходимо было единство в борьбе с врагом, ря-занцы ухитрились поссориться с великим князем владимирским и с черниговским князем. И такое между князьями-соперниками случалось нередко. Благие призывы и христианские нравоучения повисали в воздухе. Сказывались и старые разбойничьи инстинкты. Нестабильность и отсутствие твердой государственной власти вели к тому, что немало желающих, используя распри, стремились приумножить свои богатства или расширить владения. Все воевали против всех, и призывы к миру никого не убеждали. В те времена было немало вояк, сорвиголов типа бродников, которые готовы были «под чьими угодно знаменами броситься на Русь в надежде грабежа». Те же бродники не раз выступали на стороне врагов Русской земли.
Степь ты, степь моя – степь привольная…
В конце XII – начале XIII вв. перед Русью остро встал вопрос защиты южных и восточных рубежей. Историк писал: «Варварская Азия стремится отнять у Руси все пути, все отдушины, которыми та сообщалась с образованною Европою». Под угрозой отторжения были земли Южной Руси. По границам Переяславской, Киевской, Черниговской областей часто тогда «садились» толпы недругов из «своих поганых» (как называли их в отличие от независимых, диких степняков и половцев). Эти вели себя еще более нагло и вызывающе. Нам не раз придется еще сталкиваться с той Великой Степью, что нашла отражение в работах Гумилева, пишущего о вариации соотношения Руси и Степи. Другие источники проливают свет на историю степных народов Евразии и их соседей («Великая Степь в античных и византийских источниках. Сборник материалов»). Открывают антологию выдержки из трудов Гомера, Эсхила, Пин-дара, Геродота (его «Скифского логоса») и его предшественников, в которых приведены в хронологическом порядке выписки почти из 500 произведений 150 авторов – историков, географов, этнографов, писателей, филологов и государственных деятелей, писавших на греческом (115 авторов) и латинском (35 авторов) языках. Авторов, писавших в то или иное время о Великой Степи, не менее 400.
В тех междоусобицах активнейшую роль будут играть племена и народы, вошедшие в Российскую империю. Русские – часть обширного славянско-туран-ского суперэтноса. В ходе миграций и ассимиляции они заложат основу мощной державы, имеющей выходы к океанам и морям, превратят ее сначала в Киевскую, а затем в Московскую Русь. Процессы шли много веков, и шли очень трудно. Хотя надо отметить и иное. Мы не только воевали со Степью, но вступали с ней в тесные военные, дружественные союзы, что понятно, ибо земля была общим домом и местом обитания и тех, и других. В отношениях Руси и Степи, к тому же, присутствовал немалый экономический интерес. Место разбоя чаще занимала выгода от торговли. Живя рядом с оседлым населением земледельческих районов, кочевники предпочитали получать постоянную выгоду от мирной эксплуатации степи. В такой стабильности были заинтересованы те и другие. Номады получали немалые выгоды от взимания с купцов пошлин за транзит товаров. Степнякам не было смысла блокировать днепровские или другие торговые пути полностью. Ведь степь – это арена оживленных международных и торговых связей. Постепенно до ума кочевника да и князей доходила простая, очевидная мысль: «Торговать лучше, чем воевать да грабить!» Социоантрополог О. Латтимор писал: ««Чистый» кочевник вполне может обойтись только продуктами своего стада, но в этом случае он оставался бедным. Номады нуждались в изделиях ремесленников, оружии, шелке, изысканных украшениях для своих вождей, их жен и наложниц, наконец, в продуктах, производимых земледельцами. Все это можно было получить двумя способами: войной и мирной торговлей. Кочевники использовали оба способа. Когда они чувствовали свое превосходство или неуязвимость, то без раздумий садились на коней и отправлялись в набег. Но когда соседом было могущественное государство, скотоводы предпочитали вести с ним мирную торговлю».