Уже послы живут в тылу глубоком,
Уже в Москве наркомов не видать,
И панцирные армии фон Бока
На Химки продолжают наступать.
Решают в штабе Западного фронта —
Поставить штаб восточнее Москвы,
И солнце раной русского народа
Горит среди осенней синевы…
Уже в Москве ответственные лица
Не понимают только одного:
Когда же Сам уедет из столицы —
Но как спросить об этом Самого?
Да, как спросить? Вопрос предельно важен,
Такой, что не отложишь на потом:
— Когда отправить полк охраны Вашей
На Куйбышев? Состав уже готов.
Дрожали стекла в грохоте воздушном,
Сверкало в Александровском саду…
Сказал спокойно: — Если будет нужно,
Я этот полк в атаку поведу.
Здесь, конечно, возможны поэтические гиперболы, но суть сохранена — то, что немцы Москву взять не сумели, во многом определилось готовностью Сталина умереть, но Москву не сдать.
Немецкие стратеги, разработавшие план «Барбаросса», надеялись на молниеносную войну — блицкриг, причем планировался захват всего стратегического плацдарма, то есть огромных территорий вплоть до Урала исключительно в летние месяцы.
Но Гитлеру подставила подножку Югославия, которая, по данным сербских экспертов, спасла СССР от разгрома. По первоначальному плану нападение Германии на СССР было назначено на 15 мая сорок первого года. Все было готово… Но левый государственный переворот в Югославии 27 марта 1941 года вызвал гнев Гитлера. И взбешенный фюрер попался на эту неожиданную уловку — 5 апреля он приказал двинуть войска в Югославию и Грецию. Народы, особенно Югославии, оказали агрессору упорное сопротивление. Германская армия потратила на эту кампанию пять недель. А время не ждет — оно мчится с бешеной скоростью, когда человек торопится. Таким образом, войну Гитлер начал с опозданием. Блицкриг срывался не только в связи с «балканской отсрочкой».
Кроме того, отчаянное сопротивление воинов РККА и партизан еще несколько затормозило «блицкриговский шаг» вермахта, подведя группу армий «Центр» к Москве в условиях холодной осени. Дожди и слякоть, тягучая кашица мокрого глинозема и ранние морозы с невиданными гитлеровцам метелями вконец расстроили командование неприятеля. К тому же немцы были одеты в летнее обмундирование.
Потом журналисты разных стран будут говорить, что зима и сильные морозы спасли СССР от Германии, а тропические дожди — британцев в Бирме от Японии. Доля правды есть, но не вся — ведь все воюющие стороны были в одинаковом положении.
Итак, мы видим, что воинская судьба оккупантов распорядилась по-своему. Карма заявила о себе. Нередко вместо снарядов и теплой униформы солдаты вермахта для поддержания арийского духа получали шнапс и красное вино или даже стимулирующее средство, а по существу, наркотик — первитин (метамфетамин). Он помогал выдерживать длительные марш-броски и сражаться в самых трудных условиях.
Идея была в том, чтобы превратить обычных солдат, моряков и летчиков практически в роботов, обладающих сверхчеловеческими способностями. Использовать первитин Адольфу Гитлеру предложил глава Института физиологии Берлинской академии военной медицины Отто Ранке. Массово его стали употреблять с 1938 года. За время Второй мировой войны гитлеровские вояки приняли более двухсот миллионов таблеток первитина. Так что блицкригом Гитлер в немалой степени был обязан этому наркотику. Его употреблял и сам Гитлер, которому с 1936 года его колол личный врач Теодор Морелль. И надо сказать, что к концу войны немцы были истощены постоянным приемом этого «винта», или «танкового шоколада».
В мае 1940 года двадцатитрехлетний солдат по имени Генрих Бёлль написал письмо с передовой. Он жаловался на усталость и просил родных достать ему первитина. По его словам, всего одна таблетка заменяла литры очень крепкого кофе. После приема одной таблетки на несколько часов исчезали все тревоги и приходило счастье. Через треть века автор этого письма стал писателем и в 1972 году получил Нобелевскую премию по литературе.
Первитин, как секретнейшее оружие Третьего рейха, постоянно совершенствовался и испытывался на заключенных. К концу войны в нескольких концлагерях проводили испытания. Военнопленным давали первитин под новым названием D-IX, вешали на спину двадцатипятикилограммовые рюкзаки и заставляли проходить без отдыха по сто десять километров…
Зимой в лютые морозы в паровозах замерзала вода. По рассказам отца, воевавшего под Сталинградом, однажды пленный немецкий солдат, профессионал-железнодорожник до мобилизации, поинтересовался у него: «Почему советские паровозы не боятся морозов?» Отец ответил: «Потому что Дед Мороз — русский патриот и нападает выборочно — только на немецкие паровозы».
В дизелях немецких тягачей густела германская солярка и смазка, поэтому боеприпасы подвозились на лошадях.
Отмечались и крупные ошибки командования. Так, танковый стратег Гудериан просчитался с интендантами. Он разработал новый стремительный метод ведения боевых действий: пехота и танки — вместе по скорости наступления. Но в этом его броневом клине была существенная недоработка — отставание тыловых подразделений, в том числе по причине срывов в продовольственном снабжении. Пополнение «яйко, млеко, салё» шло в основном путем поборов местного населения.
Когда немецких интендантов спрашивали, какое у них главное оружие, те откровенно отвечали — электрошокер! Армейские полевые продовольственные склады пополнялись мясом и салом путем забоя домашних животных на оккупированных территориях. Немецкая скотобойная рота за сутки могла забить с помощью электрошокера сто двадцать свиней и пятнадцать коров, которых тщательно проверяла ветеринарная служба. Продукция перерабатывалась поварами и подавалась на стол немецким военным в виде сосисок.
Итак, по оценкам высокого руководства Третьего рейха, быстро наступившая зима и партизаны оказались злейшими врагами вермахта. Такого же мнения были генералы, офицеры и солдаты германского воинства. Позже начальник штаба 4-й армии группы армий «Центр» генерал пехоты Гюнтер Блюментрит об этом периоде битвы под Москвой напишет:
«Теперь политическим руководителям Германии важно было понять, что дни блицкрига канули в прошлое. Нам противостояла армия, по своим боевым качествам намного превосходящая все другие армии, с какими нам когда-либо приходилось встречаться на поле боя».
Рушился зимний план гитлеровского наступления под Москвой. Геббельсовская пропаганда подогревала солдат вермахта: еще чуть-чуть — и они, как и Наполеон, окажутся в Москве и пересидят с комфортом в теплых московских квартирах лютые морозы, любуясь метелями через двойные оконные стекла.
Но Дед Мороз донимал не только немцев, да и безалаберности хватало с обеих сторон. Блогер Сергей Сокуров в статье «Генерал по имени Характер» (газета «Завтра» от 4 декабря 2016 года) писал:
«Более сорока лет тому назад Маршал Советского Союза Ф. И. Голиков, работавший над книгой о битве за Москву, рассказал мне о формировании подчиненной ему, тогда генерал-лейтенанту, 10-й армии Западного фронта, которой предстояло с 5 декабря 1941 года наступать южнее Тулы от Рязани на Михайлов — Сталиногорск — Белев — Сухиничи; всего километров 250. Противостояли ей соединения танковой армии Гудериана (!).
Но за три недели до наступления тыл армии организован не был. Только начали создавать базы, склады, лечебницы, транспорт, продовольственные запасы. Командующий был обеспокоен не только практическим отсутствием в армии танков (командование выделило один Т-34 и несколько БТ) и воздушного прикрытия, недостаточным количеством средств связи, даже обычного вооружения стрелка, транспорта, но и необеспеченностью зимним обмундированием. В дивизиях имелось в наличии от 30 до 50 % положенного количества теплых вещей. Их постепенно подвозили, но нехватка ощущалась постоянно, пока армия продвигалась на запад при морозах 20–30 градусов. Так что о помощи нам Генерала Мороза можно говорить с большими оговорками. Несколько согревала надежда, что у немца было еще хуже».
Тогда кто же нам помог все-таки?
В 1942 году немецкое командование было шокировано потерями вермахта от первого боевого применения бесствольных систем полевой реактивной артиллерии — легендарных советских установок «катюша» (БМ-13).
Кейтель доложил Гитлеру о массовой гибели солдат и офицеров под Оршей. Именно там огненный рой реактивных шмелей накрыл позицию с густой концентрацией пехоты. Выгорело все пространство: люди и техника… Но главное — с этого часа стала гореть под ногами земля у захватчиков — «невинных солдат вермахта».
Тут же был вызван руководитель нацистского МИД Риббентроп, которому было приказано срочно подготовить на имя руководства СССР германскую ноту протеста.
В ней говорилось:
«В нарушение всех международных договоров Советский Союз использует термитные боеприпасы. Если Сталин немедленно не прекратит бить по немецким войскам из своих реактивных минометов — начнем применение химического оружия по советским войскам».
Когда читаешь воспоминания немецких солдат — очевидцев работы «катюш», понимаешь, что даже один разорвавшийся снаряд от такой установки вызывал у любого немца сильнейшую панику.
Говорят, Сталин сам написал текст ответной ноты. Вот ее содержание:
«Советское военное командование не использует запрещенные типы артиллерийских систем. Равно как и другое запрещенное международными соглашениями оружие. И без этого наша Рабоче-крестьянская Красная армия будет нещадно бить врага огнем, штыком и прикладом. Кто бы этот враг ни был и откуда бы он ни вторгся в границы нашей страны…»
А потом шла элементарная издевка: