К какому же выводу мы должны прийти на основании вышеизложенного по поводу особого отношения русского человека к власти, к собственности и к страданию…
Далекая и суровая власть была карикатурной. Ей отвечали и отвечают актами насилия. Громадный пробел — отсутствие собственности — принуждает власть имущих применять крайние меры наказания во всех случаях. Они не могли штрафовать виновных «людей без собственности» материально, а поэтому им оставалось лишать их или свободы, или же жизни. Поэтому власть была суровая и абсолютная, и если появлялся исполнитель наказания, то это почти всегда был палач, к которому закаленный в страданиях русский уже привык. Его уже давно не поражает то, перед чем мы приходим в ужас.
Все эти наблюдения, приведенные здесь лишь поверхностно, должны заставить каждого глубоко задуматься, потому что решение восточной проблемы не так-то легко и просто, как это думают некоторые, говоря лишь о ежовых рукавицах и совершенно упуская из виду психологические факторы.
В этой главе он писал о появлении в течение первых послереволюционных лет нового слоя национальной русской интеллигенции. Мы слышали только о систематическом уничтожении старого руководящего класса — такого уничтожения, примера которому не знает история, — и вот мы видим перед собой новую русскую интеллигенцию…
Нельзя отрицать факта, что русский народ обладает большими способностями и изобретательностью, ибо только этим можно объяснить его высокие достижения, вызывающие наше полное признание.
Испытание интеллигентности среди русских военнопленных показало очень интересную картину. Как и у большинства народов, так и у них эта картина приблизительно одинаковая, то есть 50 % — среднего уровня, 25 % — ниже среднего и 25 % — выше среднего. Хотя средний и ниже среднего уровни оказались значительно ниже германского уровня, зато 25 % высшего уровня обнаружили выдающиеся знания и одаренность, превосходящие западноевропейский уровень…
Русская история, ее герои, национальное искусство и даже православная церковь были им умело использованы, потому что голый террор был недостаточен, чтобы миллионные массы бросить в самое кровавое побоище всех времен.
Теперешний русский, по-видимому, не такой доктринер, как прежде, но он не может жить без какой-либо идеи, и это зависит от нас — открыть ему совсем новую идею. Он верит в то, что эта колоссальная страна с ее громадными проблемами может быть организована лишь с ним, но не против него. Но так как он русский и имеет терпение, он может и подождать.
О русском крестьянстве говорили и писали многие писатели, журналисты и политологи. Не обошел этой темы и прибалтийский немец, который утверждал, что крестьянин стал очень бедным с тех пор, как Россия получила название «крестьянской республики». Крестьянину практически не принадлежит ничего, кроме маленького огорода, одной коровы и нескольких кур, и он ненавидит колхозную систему, которая превратила его, свободного хозяина-землевладельца, в земельного пролетария. Общее бегство с земли характерно для «внутреннего успеха Советов в области аграрной политики».
Русский крестьянин не интересуется политикой, а живет одной мечтой — иметь собственный участок земли. Его мало интересует, кто управляет страной и где границы государства, к которому он принадлежит. Он будет приветствовать любое правительство, которое даст ему землю и будет справедливее, чем теперешнее. Земельный пролетарий станет снова самостоятельным хозяином-землевладельцем и начнет жить по-своему. Все теории о какой-то «русской массовой душе» лишены всякого основания.
Русский крестьянин имеет те же стремления и надежды, что и крестьянин в Германии или в любой стране, но судьба все еще не дает ему возможности к развитию его личной инициативы на собственной земле.
Было бы ошибкой на основании вышесказанного предполагать, что у русского крестьянина нет национального чувства. Тут следует указать на то, что его нужда при Советской власти была настолько велика, что все остальное должно было временно отойти на задний план. Нельзя забывать и то, что, несмотря на гнет красной власти, из крестьянской среды всплыл на поверхность национальный слой новой русской интеллигенции. Не любовь к отечеству в западноевропейском смысле, но какое-то особое и ясно выраженное чувство народного единства проявляется даже среди самых простых людей.
Русский крестьянин никому и ничему не верит; он слишком часто был обманут правительством, а потому убедить его могут не слова, а только факты. Число безграмотных среди крестьян уменьшилось значительно. Это было необходимо для советской власти, потому что ее пропаганда могла вестись успешно главным образом посредством печатного слова.
Всюду в деревнях, где встречаем колхозника, мы узнаем в нем прежнего русского добродушного мужика, в душе которого таятся тысячи противоречивых и неожиданных возможностей.
По Ленину, русский рабочий — единственный и естественный представитель всего трудящегося и эксплуатируемого населения России. Русский рабочий, поднявшись во главе всех демократических элементов, свалит абсолютизм и поведет русский пролетариат (рядом с пролетариатом всех стран) прямой дорогой открытой политической борьбы к Победоносной Коммунистической Революции.
Сталин этому не поверил. А как рассуждал немец?
Он писал, что если сравнить теперешнего рабочего с рабочим периода Первой мировой войны, то следует признать, что он стал более смышленым и многому научился по специальности. Но, несмотря на это, по производительности его нельзя поставить рядом с германским рабочим. Ни его работоспособность, ни его заработная плата не могут измеряться западноевропейским масштабом. Вопрос о заработной плате и ценах не входит в рамки этого доклада, но на него следует обратить внимание, потому что только разумным и справедливым решением этого вопроса использование рабочего отвечало бы нашим интересам.
Рабочие массы были подвергнуты советской пропаганде интенсивнее и успешнее всех; это следует хорошо учесть, обращаясь к советскому рабочему. К нему бесцельно подходить с вопросом «о свободе различных вероисповеданий», о которых он ничего не знает, или об успехах «Германского рабочего фронта», о котором он пока не имеет никакого понятия.
«Но я знаю, — говорит он, — что наших людей насильно увозят в Германию, где они ничего не получают за свой труд и вдобавок принуждены носить унижающий человека знак «Ost».
Лозунг, что мы воюем за победу национал-социалистического отношения к человеку труда, от которого отказались бы, пожалуй, чех и поляк, мог бы иметь большой успех среди русских.
Можно было бы написать особую главу о белых рабах в Советском Союзе, которые голодают и умирают, присужденные на пожизненные принудительные работы на аэродромах, автопутях, на каналах и лесных заготовках. Согласно официальным данным Советского правительства, число этих «политических» превосходит общее количество рабочих в высокоразвитой индустриальной Бельгии.
Во время войны политические узники, а также и обычные уголовные преступники были призваны на службу в Красную армию; их миллионы, и рано или поздно нам придется столкнуться с этой особой и весьма трудной проблемой, которая еще раз говорит о том, что в России нам во многом надо будет отказаться от западноевропейского масштаба.
Территорию России называют неоглядной. Еще немецкий канцлер, объединитель Германии Отто фон Бисмарк утверждал, что у России есть самое страшное оружие — ее территория. Штрик-Штрикфельдт писал в своем докладе, что вопрос о пространстве и количестве населения сильно влиял на психику русского человека. Европеец, освоившись в своем маленьком пространстве, должен приспособиться не только разумом, но и чувством, если он хочет успешно выполнить свою задачу на Востоке.
Русский имеет врожденное чувство широты и непреодолимости родного пространства, а потому даже современные успехи в области передвижения не ослабили в нем этого чувства. Он знает, что одинокий человек обречен на гибель в этом необъятном пространстве… Он убежден, что каждый должен подчиняться большинству и что даже выдающиеся личности обязаны служить большинству, если они хотят управлять страной.
Широта русского пространства с его непроходимыми лесами и буйными реками несомненно тормозят каждый шаг прогресса и каждое к нему стремление. Поэтому изменить жизненный ритм в этом пространстве — да еще зачастую против индифферентной к этому массы — весьма трудно.
Широта и безграничность страны сформулировали характер русского человека; отсюда — его хаотическая необузданность, а наряду с этим безмолвное и терпеливое преклонение перед силами природы, нуждой, эпидемиями и перед гнетом со стороны властей. Вот почему судьба отдельного гражданина всегда имела у русских второстепенное значение, тут, кстати, следует указать на то, что германский человек, будучи иной духовной структуры, преодолел и подчинил себе и пространство, и его необузданность. Америка тоже является этому примером.
В настоящее время всюду перед нами стоит нетребовательный, безвольный, запуганный и безропотный русский человек, внешность которого говорит о нужде и нищете.
С первоначально провозглашенной реорганизации больного капиталистического хозяйства центр проблемы был перенесен Кремлем в плоскость культурной борьбы, где главным лозунгом является отрицание духовного начала и нашей западной культуры. И вот, наряду с этим официально требуемым отрицанием духа, стоит все то же — «я знаю, что ничего не знаю» — ищущий, вопрошающий и готовый к восприятию русский человек.
В заключение доклада он указывал на причины сильного и упорного сопротивления со стороны Красной армии.
Русский всегда был очень хорошим солдатом — дисциплинированным, покорным судьбе и крайне нетребовательным. Эти его черты ок