азались теперь весьма полезны кремлевским властителям. Как патриотические, так и религиозные мотивы были ими весьма искусно использованы, а крестьянину недавно снова была подана надежда на собственную усадьбу…
Советский человек после уничтожения нами советской власти должен будет знать, кто он теперь… Также советский человек не может и не должен стать немцем, он должен сначала осознать, что он русский и как таковой может быть членом европейской семьи народов, руководимой Великой Германией, которая предоставит ему счастливую долю. Расположить к себе — значит воспитать, а воспитать — значит прежде всего быть примером.
Итак, перед нами громадная и трудная задача; она поставлена нам судьбой и является нашей культурной миссией — склонить на нашу сторону Восток с его народами, чтобы сделать его полезным и для будущей Германии. Так как наши интересы в данном случае совпадают с интересами русского народа, судьба всецело идет нам навстречу.
Но навстречу фашистам пришла не рисуемая благостная картина гармонии в будущем германского и русского народов, а карма за все злодеяния, которые совершил на нашей земле гитлеровский нацизм, обманом и пустыми обещаниями втянувший Германию в очередную авантюру. Именно после злостных преступлений на Российской земле ненависть у советского солдата к агрессору уже на протяжении всей войны находилась на кончике штыка.
Августовский договор Сталина образца 1939 года с Гитлером был вынужденным. И только сорок пятый год показал, что Победа над врагом не стоит союза с негодяем. Он нас к ней не приблизил, а только предательски успокоил.
Обретаясь в главном штабе группы армий «Центр», капитан Вильфрид Штрик-Штрикфельдт часто беседует с командующим фельдмаршалом Федором фон Боком и его начальником штаба генералом Гансом фон Грейфенбергом, который перед офицерами главной квартиры группы армий заявил:
— Примерно через пять-шесть недель мы должны быть в Москве.
На пример отрицательного влияния пространства России на поход Наполеона, высказанный Вильфридом, генерал заметил:
— Может быть, я могу рассеять ваши сомнения. Дело в том, что с тех времен, думаю, вы недооцениваете технические средства, имеющиеся сегодня в нашем распоряжении.
Но техника вместе с общеевропейской экономикой, работавшей на Третий рейх, оказались бессильными перед «яростью благородной» народного воинства. Ему в помощь пришло и секретное, по Бисмарку, оружие России — «просторы необъятные».
Для составления докладных представителю штаба группы армий «Центр» и переводчику приходилось часто ездить по частям и дивизиям. Вот его впечатления увиденного под Смоленском:
«На дорогах встречались мне бесконечные колонны германской пехоты, весело и самоуверенно устремлявшиеся на восток, по жаре и пыли, вытаскивая, когда нужно, вручную застрявшие на разбитых дорогах орудия и грузовики. Вперед, только вперед!
Я вспоминал слова генерала Грейфенберга и подумал, что Гитлеру следовало бы познакомиться с русскими просторами не с самолета, а в рядах своей пехоты. Только здесь, на русской земле, ощущаешь ее неизмеримую ширь, и только отсюда рождается понимание трудности преодоления русского пространства.
А навстречу, с востока на запад, текли серые колонны пленных красноармейцев. Безмолвно и безропотно брели они в немецкий плен. Какая судьба ожидала их? Может быть, они надеялись, что под немцами не будет хуже, чем при Сталине?..»
После того как взгляды фельдмаршала Федора фон Бока на проблему дальнейшего ведения войны оказались неприемлемы для Гитлера из-за изменившейся интонации его донесений в Берлин, командующего группой армий «Центр» фон Бока 18 декабря 1941 года заменил фельдмаршал Ханс Гюнтер фон Клюге. С этим замкнутым человеком, «солдатом агрессивного склада», как его называли подчиненные, у переводчика не сложилось откровенных отношений.
Вскоре Штрик-Штрикфельдт убыл в Берлин. Он понадобился как аналитик со знанием русского языка в штабе при Верховном командовании Сухопутных войск (ОКХ). Даже в обществе высокопоставленного военного руководства он не боялся ставить вопросы о необходимости прекращения дикостей со стороны лагерных администраций по отношению к советским военнопленным — всех их он называл «русскими». А еще он понимал, что Третий рейх обречен, несмотря на словесную диарею Геббельса. Он давно пришел к выводу: когда пропаганды слишком много, она так и остается пропагандой. Ей перестает верить народ!
И еще он поверил в истину, что самый большой успех приходит тогда, когда ты плывешь против течения реки под названием Сомнительные События.
Русь могла быть раем!
Та страна, что могла быть раем,
Стала логовищем огня…
Святая Русь, ты могла быть раем с учетом того, что хранишь в своих недрах, что и как растет на твоих землях, какой народ ты выпестовала в труде и самозащите. И посмотри, что от тебя осталось: оболганная доморощенными политиками и заморскими недоброжелателями и, наконец, разодранная в междоусобицах на кровоточащие куски нехристями в 1991 году, а если правильнее — преступниками, а по существу — предателями Земли под названием «Русь».
По-другому их невозможно называть, если главный баламут страны Ельцин, сокрыв преступное уже не намерение, а окончательное действо по формальному развалу СССР от законной конституционной власти, сразу же доложил президенту США эту «радость для советских людей». А наши чиновники этому изуверу, по приказу которого расстреляли парламент и сотни невинных граждан, поставили в Екатеринбурге «Ельцин-центр» и памятник.
Парадокс такой дикости мог случиться только в России. Как это явление назвать по-другому, когда ее глава призывал к уничтожению и утилизации страны предков и ее населения?!
Но все началось с 1985 года, когда «деды среднего возраста» из политбюро после повального мора высоких чиновников посадили на Союзный трон говорливого Горбачева. Не умея разъяснить другим то, что было непонятно ему самому, он выдал столь же бессмысленный лозунг: «Больше социализма!» Эта его дорога вела и привела к «дикому капитализму».
Пока народ морщил лбы, пытаясь понять, чем измерить социализм, генсек отменил принципы плановой экономики. Хозяйственные связи разрушились, а вслед за этим посыпалось очень многое, в том числе поступления в бюджет.
До 1985 года внешнего долга практически не существовало. Через два года он уже стал 39 миллиардов долларов, к концу 1991 года «подрос» до 120 миллиардов «зеленых».
Именно тогда возникли смешанные предприятия — с участием иностранного капитала, с правом вывоза продукции и прибыли. Деньги наши потекли за рубеж не ручейками, а реками. МВФ предложил кредиты — ринулись за ними.
Горбачеву досталось 719 тонн золота. Плюс ежегодная добыча приблизительно 200–220 тонн. Итого к концу его правления Советский Союз имел около 2000 тонн, США — 8000. А вот в октябре 1991 года, по данным Явлинского, в то время близко стоявшего к ельцинской финансово-экономической кухне, в России золотой запас составил всего лишь 240 тонн.
Получается, что совершенное против Советской России в угоду Западу преступление осталось без наказания. Куда девались 1760 (!!!) тонн, знают только большие чиновники и архивы.
Эти предприимчивые люди, ввергшие россиян в капиталистический ад, до сих пор не ответили по закону за совершенное вселенского масштаба зло. Больше того, этот закон — Конституцию вместе с парламентом сокрушили танковыми снарядами, совсем не болванками, как утверждала рать ельциноидов, а фугасно-разрывными. Этот преступный стыд происходил в Москве в октябре 1993 года и превратился в кровавое побоище заканчивающегося XX века.
А на украинской Руси XXI столетие ознаменовалось тоже жертвами — в ходе кровавого майдана 2014 года. На улицах Киева бунтовщики варварски убили «свои своих» за сотню, назвав ее «небесной» и пустив крокодилову слезу. И все это объяснили «доказательством» кровавости прежней власти. Бандеровские молодчики заживо сожгли в Одессе более полусотни людей. Это только по официальной статистике. Никто не ответил за это нацистских масштабов злодеяние — варварство XXI века.
В России, по официальным данным, в Белом доме в 1993 году погибло 154 человека. По сведениям же очевидцев этого российского апокалипсиса — иностранных наблюдателей и независимых журналистов, эти цифры следует увеличить на порядок. Власти скрывали и скрывают истинные потери. Итак, жертв этого ада в действительности было больше.
Собираемая столетиями Русская земля рассыпалась в течение нескольких дней в результате августовского путча окаянного девяносто первого. Не могла, по сути, она сама себя уничтожить. Для разрушения нужна была энергия фугаса — с запалом и взрывчаткой. Динамит стали привозить и складировать ненавистники России — и свои, и чужие.
Когда Иваны, не помнящие родства, посчитали, что взрывная масса позволит разрушить фундамент государственности, в фугас они вставили взрыватель. Рвануло — разнесло Советскую Россию на кровоточащие куски.
Те, кто вставлял этот запал и нажал на кнопку в Белоруссии, остались невредимыми. Пострадали простые граждане — труженики, на которых навесили тяжелое ярмо непосильных налогов и коммунальных услуг из-за разрушенной экономики. Больше того, на пепелище России они подобрали то, что можно было использовать, — заводы, фабрики, скважины, карьеры, горно-обогатительные комбинаты…
Продавали все, что покупалось. Помнится, на ленинском субботнике в беседе инженер с завода «Красный пролетарий» с горечью и негодованием, катая рельефные желваки на скулах, вздыхал: «Что же эти варвары делают? На металлолом сдают даже новые станки с числовым управлением!» Резали для утиля на вес корабли и подлодки, самолеты и ракеты…
Обогащались и обогатились. Положили предательские деньги в карманы. А потом их отправили на Запад, в зарубежные банки. Правда, прихватили и нормально работающие предприятия, особенно сырьевого характера, сделали их дойной коровой для себя, а наемным рабочим — объедки с барского стола.