ки неиссякаемый запас пищи, который мог перемещаться вместе с мигрантами. Кроме того, как показывают многочисленные археологические раскопки, кости мамонта использовались в качестве остовов древних жилищ типа юрт, а шкура — в качестве теплого и непромокаемого покрытия. Недаром, обладая богатым опытом по одомашниванию мамонтов, гиперборейские мигранты, достигнув Индостана, обратили внимание прежде всего на слонов, которые и были вскоре одомашнены.
Прежде чем перейти к следующей лексеме — «ганп» — хотелось бы обратить внимание еще вот на что. Есть в русском и других славянских языках устаревшее слово «инде». В старину оно означало «в другом месте», «где-нибудь» или «в другой раз» [98]. Например, в Никоновской летописи о сражении русских дружин с объединенным половецким войском в 1155 году говорится: «Тогда же начашя половци через реку, яко беси, ови зде, ови инде плыти <…>»[99]. Слово «инде» в приведенном контексте означает «в другом месте». Не исключено, что первичный смысл данного понятия восходит ко временам распада арийской общности и с точки зрения славянского протоэтноса относилось к уже чуждым для него индоариям. Весьма показательно также, что фактически в том же самом значении слово inde — «далеко, вдали»[100] употребляется в латыни, что лишний раз доказывает былую этнолингвистическую общность древних римлян и древних славян. (В дальнейшем древнерусская лексема «инде» утратила обозначенный выше смысл, превратясь в соединительные вспомогательные слова (союз и частицу) «инда» и «индо» с совершенно иным значением.)
Арийское имя Ганга вначале относилось к женскому божеству, представляющему собой Небесную Реку, которая лишь впоследствии пролилась на землю. В санскрите сопряженным с именем богини Ганга выступает слово gagana, означающее «воздушное пространство» или «небо». Дальнейшая трансформация древнейших лексем пошла по совершенно непредсказуемому пути. В древнеиндийском языке известно также слово gana, что значит «толпа», «группа» и т. п. От него в конечном счете произошло современное английское понятие gang, также означающее «группу», но в смысле «бригады» или «банды». Ну, а уж gang в последнем значении породил интернациональное слово «гангстер», которое ни в переводе, ни в объяснении не нуждается. В немецком языке (как английский, относящийся к германской языковой группе) слово Gang означает «ходьбу», «хождение», «шаг», «ход» и образовано от глагола gehen — «ходить».
Не стану анализировать древнегреческие корни, от коих произошли современные медицинские термины «гангрена» и «ганглий». Но вот о русском языке немного скажу, поскольку это имеет непосредственное отношение к теме настоящей книги. У нас нет слов с корнем «ганг», зато есть слова с корнем «ган»: «ганка» — «балясина, точеный брусок», «ганить» — «хаять, позорить» (откуда более известное по украинскому митинговому слогану «ганьба!» — «позор!»). С учетом фонетических, лексических и семантических перипетий вполне возможна былая связь между соответствующими древнеиндийскими и славянскими корневыми основами.
Но не только это: известный географ и топонимист Эдуард Макарович Мурзаев (1908–1998) указывает на связь индоевропейского слова «ганг» с тождественными словами из других языковых семей: по-корейски «река» — гая, в тунгусо-маньчжурских языках — кан, по-вьетнамски — конг (откуда самая известная река Юго-Восточной Азии — Меконг). По-бурятски и по-монгольски «ганг» — это «обрыв, утес, высокий берег реки», по-японски — «скала». В знаменитом калмыцком эпосе «Джангар» (а калмыцкий язык относится к монгольской группе) действие разворачивается не в прикаспийских степях, как можно было бы того ожидать, а в далекой и чудесной стране Бумба, где царит Золотой век, живут бессмертные герои, люди не ведают забот и печали. Волшебная страна расположена не где-нибудь, а на берегу Северного (Ледяного) океана, который калмыки именуют Ганга, что в очередной раз свидетельствует об общем полярном происхождении культур и традиций разных народов земли.
Этимолого-топонимический анализ современной карты регионов Европейской России с исключительно русским или преимущественно русским населением наглядно демонстрирует, что первоначальный арийский субстрат косвенно (или, как говорят, философы, — «в снятом виде») по сей день сохраняется в названиях населенных пунктов и водных объектов. При этом насыщенность архаичными лексемами русской топонимики и гидронимики позволяет высказать также предположение и о конкретном направлении древних миграций индоевропейских протоэтносов. В Европейской России «Великое гиперборейское переселение народов» начиналось с Кольского полуострова[101], лишь в незначительной степени затрагивая современную Архангельскую область. Через Карелию мигранты выходили к великим северо-западным озерам — Ладожскому и Онежскому и уже оттуда половодьем растекались по всему Центральному региону, тектонически совпадающему с северной частью геологического Русского щита (платформы).
Далее миграционные потоки, судя по всему, разделились. Значительная часть протоэтносов устремилась в Западную Европу и по Днепру — к Дунаю и далее — на Балканы. Другая часть, вероятно, двигалась через Верхневолжье, Прикамье и Уральские горы к свободному выходу в Прикаспийские степи, откуда открывался путь в Центральную Азию, к Гиндукушу, Памиру и в конечном счете — к Иранскому нагорью. Можно предположить, что был освоен и дополнительный выход к Каспию — через современные Курскую, Воронежскую и Саратовскую области (возможно, на какое-то время данный канал становился основным). Безусловно, существовали и другие миграционные пути, по которым одновременно и во всем том же южном направлен нии двигались индоарии: через Северное Приобье, Западно-Сибирскую низменность, а также восточную Сибирь и Дальний Восток. Не подлежит сомнению, что все эти направления сопрягались и соприкасались, а мигрировавшие протоэтносы переходили из европейской части в азиатскую и наоборот. Точно так же не подлежит сомнению и тот факт, что многочисленные археологические памятники Древности, найденные, скажем, на территории современных Казахстана или Туркмении (удобных для продвижения с Севера на Юг), относятся именно к эпохе великого арийско-гиперборейского переселения народов, и не имеют никакого отношения к тюркским кочевникам, появившихся, а затем и осевших здесь, значительно позже.
Судя по всему, древние мигранты достаточно быстро превратились из беглецов от катастрофически неблагоприятных условий жизни в обычных кочевников (номадов) и землепроходцев. Воспоминание о глобальном космопланетарном катаклизме, хотя и постепенно, но зато вполне закономерно, изглаживалось из памяти людей по мере появления все новых и новых поколений. Направление общего движения на Юг сохранялось, так сказать, по инерции. Но одновременно, практически на генетическом уровне, неуничтожимой оставалась бессознательная память о полярной Прародине. Север, точно магнит, продолжал притягивать многотысячные и миллионные массы выходцев из Гипербореи. А потому и сами миграции не могли носить линейно-перпендикулярный характер — только на Юг. Напротив, в их направленности постоянно возникали тормозные или возвратные импульсы (этакая миграционная турбулентность), а движение становилось зигзагообразным или даже круговым.
Имеется еще один важнейший аспект древней истории и предыстории, на который может в определенной мере пролить свет топонимика, а точнее — гидронимика. Речь идет о степени, так сказать, матриархальности и патриархальности арийских протоэтносов в эпоху их вынужденных миграций по просторам Евразии. Известно, что движение с Севера на Юг они начали на сталии перехода от матриархата к патриархату, а завершили в условиях абсолютного господства патриархата. Статистический анализ да и просто внимательный взгляд на гидронимию Европейской России дает примерно такую же картину. Но обнаруживаются и некоторые особенности, позволяющие говорить об определенной тенденции в наименовании водных объектов. Большинство северных рек имеют названия женского рода: Кола, Тулома, Двина (Северная), Онега, Печора, Мезень, Пинега, Сухона, Вычегда, Ижма, Ухта, Колва — и так до Оби. Напротив, южные реки имеют преимущественно мужские имена — Дон, Донец (Северский), Оскол, Днепр, Днестр, Дунай, Буг (Южный и Западный) и др.
Промежуточные территории опять-таки показывают преобладание гидронимов женского рода. На карте бассейна реки Оки из 60 обозначенных гидронимов 57 — женского рода и только 7 — мужского (фактически 1/7 часть). О чем это свидетельствует? Об очень многом! Судя по закрепившимся названиям в период массовых миграций индоевропейцев с Севера на Юг матриахальные отношения играли гораздо более значительную роль, чем принято считать. В том числе сказанное относится и к Центральному региону России. Конечно, найдутся критики, которые начнут говорить: дескать, наименование любых объектов (не обязательно водных) носит стихийный и случайный характер, никаких закономерностей тут нет и в помине. Как бы не так! Если бы не было никаких закономерностей и тенденций наименования женского и мужского, согласно совершенно бесспорным законам статистики, должны были бы распределяться равномерно. В действительности же, как показывает даже выборочный выше приведенный анализ, наблюдаются столь значительные отклонения (в несколько раз!) от пологающейся равномерности, что ни о какой случайности или стихийности не может быть и речи.
Какие еще выводы можно извлечь из выявленных тенденций? Логично сопоставить полученную топонимическую картину с традиционными представлениями современных историков. Для этого достаточно взять любую учебную или «научную» карту из тех, что во множестве публикуются в соответствующих изданиях. Вот одна из них (других, впрочем, вовсе нет) из многотомного официозного академического издания «Очерки истории СССР: Ш — IX вв.» (М., 1957) — «Европа и Азия в VI веке [новой эры]» (составители Н.Я. Мерперт, А.П Левандовский). Здесь представлена территория нынешней России,