Волынские земли пострадали не слишком сильно по сравнению с той же Киевской или Болоховской землей. Возможно, некоторые отряды доходили до Берестья, так как именно здесь вернувшийся в 1242 г. на родину Даниил чувствовал смрад от гниющих и незахороненных тел погибших («пришедшу ко Берестью и не возмогоста ити в поле смрада ради и множества избьеныхъ»[485]). Но в целом из крупных городов разорению подвергся только Владимир. Луцк, как мы уже отмечали, не был затронут вторжением, не пострадал и Холм. Батый быстро начал отвод своих войск в направлении на Галич. Случилось это, судя по всему, в первых числах 1241 г., а к февралю монголы уже появились в верховьях Днестра. Здесь они задержались подольше, что подтверждается археологическими материалами.
Второй четвертью XIII в. датируется прекращение жизни в целой серии поселений, расположенных на условной линии, протянувшейся от города Кременец до верховьев реки Прут: города Плеснеск, Звенигород[486], городища Ясенив, Олесько (южнее Кременца), Городок (южнее Галича), Бильне Золоте (левый берег Серета), три городища близь села Зеленче, селище Болотня (междуречье Серета и Боброка), два городища у села Васильев на Днестре, Ленковецкое городище на Пруте, многочисленные городища Буго-Днестровского междуречья (Южная Подолия), около 60 городищ и селищ в верховьях Днестра, по Пруту и Серету (Северная Буковина) и др.[487]
Тем не менее центральным объектом для монгольских войск в этом районе оставался Галич, который был захвачен и сожжен. В летописи Даниила Галицкого он упоминается «в строчку» вслед за захватом Владимира Волынского и перед указанием на взятие многих других городов:
«…и приде к Володимеру и взя и копьемь, И изби и не щадя, тако же и градъ Галичь и ины грады многы, имже несть числа»[488].
Возродившись на старом месте после ухода монголов, Галич никогда более не приобрел того значения в общерусской жизни, которое имел до монгольского пленения. Разграбленный и обескровленный, он стал постепенно хиреть и вскоре был покинут жителями[489], превратившись в заштатное село, каковым и является ныне.
Проведя некоторое время в богатой Галиции, Батый практически всю ее разграбил, запасся продовольствием и дождался, когда спадет снег на карпатских перевалах[490]. Период раздумья закончился для него в начале марта 1241 г., и он все-таки решился на немедленное вторжение в Венгрию. Предварительно хан провел консультации со своими многочисленными приближенными и пленными русскими военачальниками. Летопись приводит забавный эпизод, согласно которому Батый спрашивал пленного киевского посадника Дмитрия о целесообразности скорого выступления в Европу и Дмитрий высказался за необходимость немедленно начать поход. Автор этого рассказа подчеркивает, что воевода преследовал цель поскорее вывести захватчиков с Руси, но — факт показательный — никто не хотел заступаться за соседей:
«Дмитриеви же Киевскому тысяцкому Данилову рекшу Батыеви: «Не мози мешкати в зимли сеи долго время, ти есть на Угры уже поити, аще ли умешкаешь, земля ти есть силна, съверутся на тя [и] не пустять тебя в землю свою»; про то же рече ему, виде бо землю гыбнущю Рускую от нечестиваго; Батыи же, послушавь съвета Дмитрова, иде въ Угры»[491].
По сути своих соображений Дмитрий был прав. Король Бела, несомненно, готовился к отпору, и медлить не стоило, ведь концентрация войск под его началом могла достигнуть значительной, критической для монголов величины. Нападению уже подвергались области Польши. В начале января 1241 г. отдельный отряд монголов переправился через Вислу и штурмом захватил Люблин, а затем Завихост, разорил ближайшую округу и дошел вплоть до Рацибужа (Racibórz, нем. Ratibor)[492]. Во время отвода войск с Волыни нападению подвергся и Сандомир, после захвата которого монголы разгромили малопольские войска под Турском (13 февраля 1241 г.)[493]. Затем интервенты на некоторое время отступили в Галицию. Однако свои намерения они в Польше уже продемонстрировали, и ожидать от правителей этой страны пассивности в оставшееся время вряд ли стоило. Чтобы не столкнуться с единой польско-венгерской армией, следовало торопиться и решительно наступать, что Батый и сделал.
Рашид-ад-Дин посвятил походу монголов в Европу еще более пространное сообщение, чем нападению на Северо-Восточную Русь. Это было для него значительно более важным событием. Начало вторжения он представляет таким образом:
«В хукар-ил, в год смерти Угедей-каана [по Джувейни, умер 11 декабря 1241 г.[494]], в весенние месяцы они [царевичи-Чингизиды] отправились через горы Марактан [вар. Баракбан; Карпаты] к буларам [полякам] и башгирдам [венграм].
Орда и Байдар, двинувшись с правого крыла, пришли в область Илавут [вар. Илавун, Уйлавут, Ублавун; Польша («Полония»)[495]]; против [них] выступил с войском Барз [вар. Берзенам, Базаранбам, «некто по имени Аяндбарз»; Генрих Благочестивый, сын Генриха Бородатого[496]], но они разбили его.
Затем Бату [направился] в сторону Истарилава [вар. Истари, Иснади; Эстергом, венгерская столица], сразился с царем башгирдов [венгров], и войско монгольское разбило их.
Кадан и Бури выступили против народа сасан[497] [где-то в Трансильвании] и после троекратного сражения победили этот народ.
Бучек, через Караулаг [Валахию] пройдя тамошние горы, разбил те племена [Кара]улага, оттуда, через лес и гору Баякбук [?], вступил в пределы Мишлява [вар. Пишладу, Милявдур, Мишлявруд; район Семиградья] и разбил врагов, которые там стояли, готовые встретить его.
Отправившись упомянутыми пятью путями, царевичи завоевали все области башгирдов, маджаров и сасанов и, обратив в бегство государя их, келара, провели лето на реке Тиса [ «Тиса и Туна»; Тисса и Дунай]»[498].
Не совсем понятно, почему, перечислив четыре пути, Рашид-ад-Дин заключает, что их было пять. Может быть, следует разделять действия одной из пар военачальников (Орда-Байдар и Кадан-Бури). Существует предположение, что у Орды была собственная миссия по покорению областей на севере Польши и в Пруссии, но для подтверждения этого недостаточно материала источников. Как бы то ни было, налицо традиционное деление монгольской армии на три фронта: правое крыло, левое крыло и центр.
Правое (северное) крыло составляли тумены Байдара и Орды, призванные обезопасить фланги основной армии Бату, направившейся в Венгрию через карпатские перевалы. Около 10 марта 1241 г. монголы вновь пересекли Вислу и заняли уже разоренный Сандомир. О численности их войск существуют различные мнения. Так, Г. Лябуда считал, что на территории Польши действовал только один монгольский тумен[499]. В. Т. Пашуто считал, что их должно было быть в два раза больше, так как участвовал тумен еще одного хана Орды[500]. Надо полагать, что на двух Чингизидов приходилось не менее чем 20-тысячное войско, а скорее всего, еще больше, так как зона их действий была слишком широка. К тому же, вступив на вражескую землю, они немедленно и безбоязненно разделились. От Сандомира тумен Орды (Кайду) направился для разорения внутренних польских областей в сторону Ленчицы и далее на Силезию, к Вроцлаву. Байдар (Пету) же пошел на Краков. Ханы не смущались численности своих армий, для которых все же 10 тысяч было маловато.
На полпути к Кракову Байдар столкнулся с ополчением малопольских городов, которым руководили краковский воевода Владимеж (Wlodzimierz) и сандомирский Пакослав (Pakosław). В сражении под Хмельником (Chmielnik) 18 марта 1241 г. он их разгромил, после чего осадил малопольскую столицу[501]. Местный (краковский и сандомирский) князь Болеслав Стыдливый (Bolesław Wstydliwy), сын Лешка Белого, вместе с семьей, включавшей его мать Гржимиславу, дочь киевского князя Ингваря Ярославича, заблаговременно покинул Вавельский холм и бежал в Венгрию к своему тестю королю Беле[502]. Бегство перед подходом монгольских войск было в те годы повальным «увлечением» князей. Единственно только, что маршрут Болеслав избрал необычный — в южных областях тоже