[551]. О занятии ими других городов (Бенешев, Пржеров, Литовель, Евичко) сохранились только легенды. В любом случае можно сказать, вслед за В. Т. Пашуто, что Моравия была разорена «на глубину четырехдневного перехода», о чем свидетельствуют и заметки Плано Карпини[552].
Перейдя Грозенковский и Яблоновский перевалы в апреле 1241 г., монголы покинули Чехию и приступили к покорению Словакии, являвшейся тогда частью все той же Венгрии. В этих областях они оставались вплоть до декабря 1241 г. и разорили здесь почти каждый уголок. Погрому подверглись словацкие жупы Земплин, Абов, Турна, Гемер вплоть до Зволенского леса, а также Ясовский монастырь. Были захвачены горные города Баньска Щтявница, Пуканец, Крупина. В некоторых областях Словакии монголы простояли на отдыхе около года и даже пытались наладить административное управление регионом через своих «бавилов», располагавших также и судебной властью. Количество воинов, вернувшихся из Польши и Моравии, было невелико. Они даже не могли захватить более или менее значительный город, отказавший им в покорности. Так, в Словакии монголам не покорились Братислава, Комарно, Тренчин, Нитра[553].
Лишь в самом конце 1241 г. Батый приказал изрядно поредевшим туменам Байдара и Орды спешно отойти в Венгрию, где приступить к осаде Эстергома[554]. Ясно было, что они опасались нападения свежего 40-тысячного войска короля Вацлава, которое уже давно готовилось к открытому столкновению[555]. Монголам не хватало сил для утверждения своего господства в Венгрии, для покорения других областей попросту не было людей. Тумены пополнялись плохо, а редели быстро. Кроме того, местное население оказывало упорное сопротивление, отказывалось сдавать города и сражалось до последнего. Фома Сплитский прямо указывает, и то же самое можно заключить из логики изложения в других источниках, что вплоть до зимы 1241–1242 гг. монголы не предпринимали операций за Дунаем, но ограничивали свои действия восточной частью Венгрии, Словакией и Трансильванией[556]. Даже на захват Буды (Будалии), находившейся на правом берегу Дуная напротив Пешта (будущей составной части Будапешта), монголы пошли только спустя 9 месяцев после взятия Пешта:
«По прошествии января [1242 г.] зимняя стужа лютовала более обыкновенного, и все русла рек, покрывшись от холода льдом, открыли прямой путь врагам. Тогда кровожадный вождь Кайдан (Caydanus) с частью войска выступил в погоню за королем. А наступал он огромными полчищами, сметая всё на своем пути. Так, спалив вначале Будалию (Budalia), он подошел к Эстергому (Strigonium)…»[557].
Принципиальным было завоевание венгерской столицы, Эстергома, хорошо укрепленного города с большим гарнизоном, усиленным ополченцами из окрестных сел. Монголы согнали множество пленных для того, чтобы землей и их телами засыпать ров, в то время как по крепостным стенам и днем и ночью били сразу 30 пороков. Жители стойко оборонялись, а когда стало ясно, что им не удержаться, решили не оставлять захватчикам ничего ценного и уничтожить свое имущество. Были сожжены все склады товаров, все драгоценности зарыты в землю, а лошади перебиты. Город пал после продолжительных кровопролитных уличных боев. Взбешенный Батый приказал растерзать тех, кто выжил[558]. Однако и после этого не удалось захватить цитадель (внутренний замок) Эстергома, в котором засел отряд арбалетчиков во главе с испанцем Симеоном[559].
Экспансионистский заряд интервентов явно ослаб. Сохраняя за собой принципиальную победу, монголы упускали частные случаи сопротивления. Многие венгерские крепости они так и не взяли. Не удалось им захватить даже такие небольшие укрепления, как монастырь св. Мартина Паннонского (Паннонхалма), обороной которого руководил аббат Урош, не говоря уже о крупных городах, подобных Секешфехервару, не открывшему ворот захватчикам даже после разгрома своего ополчения в битве при Шайо[560].
Выкупившись из австрийского плена, король Бела в мае 1241 года осел в Загребе, где всё лето ожидал дальнейших действий интервентов[561]. Собственных войск собрать не удалось, и он, заметив оживление монголов в приближении зимы, бежал в Далмацию. Сначала король прибыл в Сплит, а потом через Трогир перебрался на ближайшие острова, попасть на которые монголам было затруднительно.
В целом поход Кадана в Хорватию и Далмацию уже нельзя было назвать вторжением. Судя по всему, остальное монгольское войско вместе с Батыем даже не переходило Дунай или, по крайней мере, не отдалялось от него. Кадана послали в погоню за Белой, чья смерть должна была стать логическим завершением похода и покорения страны.
После Эстергома монголы захватили Альбу и разорили Загреб, в котором уже не застали венгерского самодержца. Более таких крупных операций они уже не предпринимали. Штурмовать маленькие окруженные водой далматинские городки Кадан не решался. В этих местах к противостоянию с захватчиками присоединились многочисленные партизанские отряды, изматывавшие интервентов мелкими стычками, саботажем и провокациями. Под Трогиром, например, прославился отряд Степко Шубина с острова Брибира. В Венгрии стал известен отряд из Чернхазе, возглавляемый Ланкой Прекрасной[562].
Весь проход по адриатическому побережью был для усиленного тумена Кадана тяжелым испытанием. В районе Сплита и Трогира Кадан оставался весь март 1242 г., но так и не захватил ни одного города. Решив поначалу, что Бела укрылся в горной крепости Клис невдалеке от Сплита, монголы начали её штурмовать, но немедленно отступили, как только выяснилось, что короля там нет. Примерно то же происходило и под стенами Сплита. Монголы несколько раз подходили к городу, но так и не решились на штурм[563]. Контрастом этому предстает рассказ того же Фомы Сплитского о штурме того же Сплита, оказавшего неповиновение королю, венгерскими войсками бана Дионисия в 1244 г. В ходе штурма под натиском нападавших, которые «беспорядочной толпой приступом взобрались на стену», обрушилась городская стена. Был сожжен почти весь город — «более пятисот строений». Численность противостоявших войск можно определить по количеству погибших: у сплитчан — 10 человек, а у венгров — «почти тридцать человек». Из других известий можно узнать, что всё население города Сплита в 1239 г. составляло «почти две тысячи мужей»[564]. И даже такие городки вызывали у монголов нерешительность. Трогир они также не взяли, и промучившись в поисках Белы более месяца, в начале апреля 1242 г. начали отход.
«…покинув земли Хорватии, они прошли по дукату Боснийской провинции. Уйдя оттуда, они прошли через королевство Сербия (Seruie), которое зовется Рашкой (Rasia), и подступили к приморским городам Верхней Далмации (superioris Dalmatie). Миновав Рагузу (Ragusium), которой они смогли причинить лишь незначительный ущерб, они подошли к городу Котору (Catariensem ciuitatem) и, предав его огню, проследовали дальше. Дойдя до городов Свач (Suagium) и Дривост (Driuosten), они разорили их мечом, не оставив в них ни одного мочащегося к стене. Пройдя затем ещё раз через всю Сербию (Seruiam), они пришли в Болгарию (Bulgariam), потому что там оба предводителя, Бат (Bathus) и Кайдан (Caydanus), условились провести смотр своим военным отрядам»[565].
Хорошо укрепленный Котор монголы таки взяли и сожгли, но Дубровник (Рагузу) даже не пытались штурмовать. Весной-летом 1242 г. их уделом были грабежи сельского населения и захваты небольших городков типа Свача и Дриваст (близ Шкодера)[566].
Адриатика стала тупиком «татарского нашествия» (венгр. tatárjárás). В начале 1242 г. монголы после продолжительного отдыха в Паннонии начали отход домой. Батый попал в очень тяжелое положение, из которого зимой 1241–1242 гг. не было видно выхода. Потери его армии были колоссальными: надо полагать, не менее половины. Позднее Плано Карпини видел в ставке Гуюка специальное кладбище, «на котором похоронены те, кто был убит в Венгрии, ибо там были умерщвлены многие»[567]. Уже к лету 1241 г. Батый начал стягивать свои армии в район среднего Дуная, а зимой смог двинуть на покорение Хорватии-Далмации только войско Кадана, то есть не более 10–15 тысяч всадников. Под началом самого Бату и других ханов осталось немногим больше. Всю осень 1241 г. монголы провели в безуспешных попытках наладить оккупационный аппарат и администрацию в Паннонии, где они собирались основать базу для дальнейших вторжений в глубь Европы. Об этом писал Рогерий[568]. Судя по всему, план такого рода так и не был реализован. Не хватало воинов и смирившегося населения. Города отказывались сдаваться, а законного короля Белу поймать не удалось.
Смерть 11 ноября 1241 г. великого хана Угэдея, как уже давно заметил В. Т. Пашуто, стала отличным предлогом для почетного отступления Батыя из Европы. Версию о том, что основным поводом к возвращению была необходимость участвовать в выборах нового хана, выдвигали еще средневековые авторы, а в современной литературе ее сторонниками являлись Г. В. Вернадский и Л. Н. Гумилев