. Но и выражение предельной покорности не помогло Даниилу составить с венграми альянс против Чернигова. Новый король, который, по сообщению В. Н. Татищева, еще в 1233 г. отрекся от претензий на Галич[99], только подтвердил мирные отношения с Даниилом, но ввязываться в войну с Михаилом Всеволодовичем, союзным ему Изяславом и половцами отказался.
Зыбкий нейтралитет не устраивал Волынского князя и подвигнул его на поиски средств по предупреждению возможного венгерского вмешательства в русские дела. Еще находясь в Венгрии, Даниил сумел завязать дружеские контакты с австрийским герцогом Фридрихом II Бабенбергом, враждовавшим как с Западной империей, так и с Венгрией[100]. С дипломатической точки зрения это был очевидный успех. Позднее именно этот альянс позволил князю сохранять уверенную позицию на переговорах с Белой IV и даже оказывать на него давление. Примечательно, что есть указания на то, что в 1235 г. и Михаил Черниговский вел активную дипломатическую деятельность в поисках новых союзников. Так, В. Т. Пашуто указывает на переписку императора Фридриха II, который отмечал, что посольство к нему от «князя Руси» (ducem Rossiae) было перехвачено и ограблено австрийским герцогом, союзником Даниила Волынского[101]. Современные исследователи считают, что это посольство было направлено к императору от черниговского князя[102], который, в условиях нейтралитета Венгрии, был вынужден искать содействия вдалеке от своих границ.
Обеспечив дипломатическое прикрытие с Запада, но не обретя новых воинских контингентов, Даниил вернулся на Волынь, где его ожидал брат, миссия которого в Польшу имела совершенно противоположный результат. Василько привел с собой отряд каких-то «ляхов», но кого они представляли, остается неясным. Считавшийся основным союзником Романовичей в Польше Конрад Мазовецкий помощи им не оказал[103]. Более того, уже в следующем году этот князь оказался в союзе с Михаилом Черниговским и даже начал военные действия против Волыни. Возможно, Василько привел дружину наемников, независимых от Конрада или представлявших кого-то из других польских князей, враждебных Конраду[104]. В любом случае дипломатического успеха посольством достигнуто не было, а привлеченные военные силы оказались незначительными.
В конце 1235 г. Даниил и Василько, стремясь не упустить время и воспользоваться скудной польской помощью, предпринимают беспомощный поход на Галич. «И воиваша, не дошедше Галича, воротися домовь», — печально заключает Галицко-Волынский летописец[105]. Можно сказать, что с этим походом для Романовичей завершился период активных наступательных действий по обретению-удержанию Галича, с потерей которого приходилось смириться. Начиная со следующего года волынские князья вступают в период оборонительных столкновений и упреждающих боев. Уже весной 1236 г. Михаил Черниговский вместе с новыми подданными (галичанами) совершает поход на Волынь. Мероприятие носило демонстрационный характер и далее Каменца галицкие войска с союзными Болоховскими князьями не пошли.
В эти годы обе конфликтующие стороны подошли к порогу истощения своих военных ресурсов. Теперь успех зависел прежде всего от количества и верности привлеченных иноземных войск, далеких союзников и внутренней сплоченности (обороноспособности) земли-княжения. Даниил опасался сам выступить против галичан, которые «повоеваша по Хомору и поидоша ко Каменцю, вземши полонъ великъ, поидоша [домой]»[106]. Князь послал за помощью к Владимиру Рюриковичу, который, выкупившись из половецкого плена зимой 1235–1236 гг., уже изгнал из Киева Изяслава Мстиславича[107]. Владимир неожиданно отозвался и направил в помощь Даниилу торков, верных союзников киевских князей, к которым был присоединен полк «Данила Нажировича» (киевского, вероятно, воеводы)[108]. Эти войска нагнали отходивших от Каменца галичан, разгромили их («и побежени быша невернии Галичане»), а полон, который включал всех Болоховских князей («вси князи Болоховьсции»), привели к Даниилу во Владимир Волынский[109].
Неожиданное возвращение Владимира Рюриковича к военным действиям должно было взволновать черниговского князя, для которого плоды побед прошлого года начинали ускользать. Союз Волыни с Киевом раскалывал его владения на две области, отрезанные друг от друга сотнями километров враждебных территорий. Теперь любая форма сообщения между Галичем и Черниговом неизбежно требовала пересечения недружелюбных земель, что не только подрывало коммерческие связи в регионе, но и оставляло восточную часть владений незащищенной, как анклав. Все это грозило утратой доверия к князю в городских общинах. Долго терпеть подобное положение вещей Михаил Всеволодович не мог.
Уже летом 1236 г. Михаил с бежавшим к нему Изяславом Мстиславичем подготовили новый поход на Волынь, в котором, наряду с галичанами, должны были участвовать Конрад Мазовецкий и половцы. Формальной причиной нового похода стало требование освободить заточенных во Владимире Волынском Болоховских князей. Согласиться с таким ультиматумом, сохранив лицо и репутацию, Даниил не мог, но и к вооруженному противостоянию он был явно не готов. Значительных воинских контингентов на Волыни не осталось, киевские войска и торки уже отошли домой, а географический размах военных действий ожидался весьма обширным (от польской границы до степей киевщины) и предполагал участие массы подвижных боевых подразделений. Князю оставалось только рассчитывать на стойкость своих крепостей и верность гарнизонов, уповая на скорую и внушительную помощь киевского союзника, а также на обыкновенное чудо. Последнее, согласно Галицко-Волынской летописи, волынский князь и упоминал в своих молитвах[110].
И спасло положение действительно чудо, подготовленное, судя по всему, Владимиром Рюриковичем и неожиданное как для Михаила Всеволодовича, так и для Даниила Романовича. В то время, когда черниговский князь уже выступил к волынской границе и ожидал подхода к себе других участников, пришла весть об измене половцев. Привлекая кочевников, союзники полагались на возможности Изяслава Мстиславича, которого степняки неизменно поддерживали и которому помогали. Однако ситуация переменилась. Владимир Рюрикович, находясь у половцев в качестве пленника, сумел не только обеспечить свое возвращение в Киев, но и каким-то образом склонить кочевников к союзу[111]. Примечательно, что даже Изяслав не подозревал о подобном повороте событий, чем немало подвел всю польско-галицко-черниговскую коалицию: «Половци же придоша в землю Галичькую не восхотеша ити на Данила, вземшю всю землю Галичьскую, возвратишася»[112]. Действия степняков произвели эффект разорвавшейся бомбы. Те силы, которые Михаил считал своим решающим аргументом против Даниила, внезапно повернулись против него самого. Все галицкие войска немедленно вернулись в свою столицу и заперлись в ней. Конрад Мазовецкий, брошенный один на один с Романовичами, был повергнут в шок осознанием того, какую внешнеполитическую ошибку он совершил, ввязавшись в союз с Черниговом-Галичем. Из всех союзников поляки единственные, кто в эту кампанию уже успели повоевать волынские земли (около Червена). Получив известие о предательстве половцев, Михаила, галичан и Изяслава, Конрад не просто стал отходить к границам Мазовии, но, сняв свой лагерь около Холма («кде ныне градъ Холмь стоить») ночью, побежал («побеже до Ляховъ чересъ нощь»), причем, отступая, умудрился потопить часть своего войска при переправе через реку Вепрь («и топился бяшеть от вои его во Вепрю множество»)[113]. Летопись не сообщает, предпринял ли Даниил или кто-либо другой из волынской администрации какие-нибудь действия для выдворения Мазовецкой армии.
События этого похода заставили его участников решительно пересмотреть свои политические ориентиры. Для Изяслава Мстиславича это была политическая смерть: дискредитированный, он перестал быть фигурантом общественной жизни Руси. После этих событий он совершенно исчезает со страниц русских летописей[114].
Для Конрада союз с Михаилом был крупной и неоправданной ошибкой, первый и последний раз он открыто выступил против Даниила[115]. Последующие несколько лет мазовецкий князь потратил на то, чтобы найти какое-либо достойное разрешение создавшейся ситуации без ущерба для себя. Мира с Даниилом он еще не заключил, но военных действий более не вел.
Несмотря на тактический успех, Романовичи оказываются неспособными в одиночку захватить Галич, к которому Михаил успел подтянуть срочно вызванных венгерских наемников. Поход волынских князей на Галич весной 1237 г. оказался безуспешным: «возвративъшися, воеваста около Звенигорода»[116]. Следует признать, что результатом этого этапа волынско-черниговского противостояния было положение, близкое к пату. Ни та ни другая стороны не обладали решительным перевесом в силах и не способны были на активные наступательные операции. Основным средством воздействия стала дипломатия. И в таких условиях Даниилу удалось переиграть галицко-черниговского соперника. Романовичи совместно, вероятно, с Владимиром Рюриковичем придумали совершенно неожиданный ход, нехарактерный для междоусобной войны. Они предложили новгородскому (и переяславль-залесскому) князю Ярославу Всеволодовичу занять киевский стол, до сих пор сохранявший в сознании Рюриковичей (особенно — северо-восточных) статус «старейшего»