В VII в. масштабной фигурой в развитии христианского вероучения был св. Максим Исповедник (ок. 580–662) – выдающийся мыслитель византийской церкви. Главная мысль его трудов – беречь традицию и защищать учение, переданное святыми отцами, и христианскую догматику – этот свет истинной веры. Максиму Исповеднику принадлежит идея незыблемости христианских традиций и чистоты вероучения. Эта идея стала краеугольной в православии. Никогда не забывать, беречь и передавать последующим поколениям христианское святоотеческое наследие – этот бесценный духовный дар. Верность святоотеческому преданию всегда сопутствовала восточному христианству и ярко его характеризует.
Другая важная идея восточного христианства – идея «обожения» человека. Христос пришел в этот мир, чтобы избавить человека от убивающих его душу грехов и обретения им подобия Бога, человек должен «обожиться». Причем «обожение» – дело трудов самого человека, его духовной борьбы со своими плотскими и душевными пороками с Божьей помощью, которую необходимо заслужить, что относится к одному из смыслов христианской жизни, осененной Божьей благодатью, которая не исключает, а напротив, предполагает свободу воли человека, ибо за ним остается право выбора – стремиться к «обожению» или остаться во грехах.
Максим Исповедник подчеркивал, что Бог «лишь желающую [волю] преобразует для обожения»[195]. «Обожение» – это стремление человека к единению с Богом, что является главной целью христианина. Вера, писал Максим Исповедник, вселяет уверенность, что Бог есть, и божественное реально, а церковные догматы представляют собой богооткровенную истину и поэтому непреложны.
Все сказанное святыми отцами в эпоху христианской древности есть «учение истины», отпадение от которой вновь обращает человека в первобытное состояние. Только для лжи свойственно отстаивать сегодня одно, завтра другое, и в зависимости от конъюнктуры постоянно менять свои взгляды. Правоту этого православного постулата подтверждают шараханья тех или иных идеологов-новаторов от одной идеи к другой, а наиболее ярко ложь укоренилась в лицедействе и лицемерии политиков. Бог вечен и неизменен, а вместе с ним вечна и неизменна истина. Ложь же ее раскалывает и извращает. Недаром лжец ассоциируется с изворотливостью, лукавством, интригами, подобострастием и т. д.
Христианство создало качественно новое антропологическое учение. Оно утверждало значение единичной и неповторимой личности как единства тела, души и духа. По св. Григорию Нисскому (ок. 331— ок. 394), человек оказывается составленным из трех начал, подтверждение чему находим мы и у апостола Павла в его послании, где он желаем им: «и ваш дух и душа и тело во всей целости да сохранится без порока в пришествие Господа нашего Иисуса Христа»[196].
Телом Григорий Нисский называет питающую силами часть души, душой – чувственную, а духом – разумную. Душа колеблется между добродетелью и пороком, а дух целиком устремлен к жизни по Богу. Отсюда человек обречен на постоянную борьбу между телом, душой и духом, что в конечном итоге составляет суть и основу его личности. Вопрос только в том, какая из частей этого триединства возобладает и определит качества личности.
Человек, следовательно, сотворен по образу святой Троицы. Тем самым утверждается абсолютная уникальность и ценность любой личности как меры ее богоподобия. Каждый человек является Божьим избранником и может приобщиться к дарам Святого Духа. Они наиболее ярко проявляются в творчестве, которым кроме человека не располагает ни одно живое существо в мире. Бог-творец наделил даром творца и человека, подчеркнув тем самым его богоизбранность. «Обожение» человека осуществляется через благодать Святого Духа. С этим связана необходимость «стяжания Святого Духа». Учение о стяжании Духа Святого позже разработал и проповедовал Серафим Саровский (1754–1833).
Важным следствием православной концепции «обожения» человека, его приобщения к Богу (теозиса) является оправдание материального бытия, которое не может быть злом, ибо сотворено любящим Богом. В православии зло и дьявол – не бытие, а небытие, которое рождается от несовершенства человека, недостатка в нем любви и веры, отказа от стремления к единению с Богом.
В процессе мистического единения Бога и человека должны в равной мере принимать участие тело, душа и дух человека. Согласно апостолу Павлу, наши тела «суть храм живущего в [нас] Святого Духа»[197], мы – дом Бога, «как сказал Бог: вселюсь в них и буду ходить в них; и буду их Богом, и они будут Моим народом»[198].
Телесность в православии получила своего рода «освящение» и не рассматривается как исключительно источник и вместилище греха. Основой для этого утверждения являлось то, что телесными были и сам Христос, и Богородица, и апостолы, и все христианские святые.
Трагедию человеческой жизни христианство видит во внутреннем конфликте, который происходит в душе человека, мятущейся между телом и духом, необходимостью сделать выбор между земным и Божьим, добром и злом и др.
Основным препятствием на пути к «обожению» православие считает привязанность человека к телесности, которая обрекает его на страдания от страстей и пороков. Самой мощной и разрушительной страстью является эгоцентрическое сознание, абсолютизация своего «я». Феофан Затворник (1815–1894) утверждал: «Все они (страсти) исходят из самоугодия, самости, самолюбия и на них держатся»[199]. Православие признает правомочность и необходимость любви человека к себе, но эта любовь должна быть неразрывно связана с любовью к Богу, создавшему человека. Это своеобразная сыновья любовь, далекая от эгоизма, а тем более от поклонения своему «я», которое должно восприниматься как часть Божьего творения. Следовательно, следует беречь и заботиться о физическом и духовном здоровье, добиваться душевного покоя и радостного восприятия жизни, дарованной Богом. Таковы проблемы «обожения» человека как смысла его жизни, поставленные еще на заре христианства.
Особое место в раннем христианстве в пору становления основ православного вероучения занимала борьба православных богословов и отцов церкви с различного рода ересями. По Максиму Исповеднику, еретик – тот, кто открывает «новую веру» о «чуждом боге», пытается стать «новым пророком». Православная церковь чиста и непорочна, ибо она есть средоточие евангельской истины и останется такой во веки веков. Не новшеств в вероучении следует искать, а укрепления святоотеческих традиций и глубокого осмысления Священного Писания. Эти идеи – столпы и твердь православия.
В основании веры во Христа лежит авторитет апостолов, носителей сверхчеловеческих тайн и божественной силы, ибо ее они получили из рук самого Христа. Творения святых отцов церкви не им принадлежат, но исходят от дарованной им самим Христом благодати. Поэтому авторитет отцов церкви непререкаем. Так, св. Афанасий именуется «богоносным учителем», св. Василий (ок. 330–378) – «великим оком церкви», Климент Александрийский (ок. 150 – между 211 и 216) – «философом философов», Дионисий Ареопагит (I в.) – «истинным богословом, великим и святым Дионисием», Григорий Богослов (ок. 330—ок. 390) – «пребожественным» и др. Заметим, что эти непререкаемые авторитеты христианства практически все выходцы из христианского Востока.
Подводя итоги представлений о роли святоотеческой традиции, патриарх Иерусалимский Софроний (560–638), современник Максима Исповедника, писал: «Апостольское и древнее писание главенствует в святых церквах по всему миру и посему введенные в священноначалие честно возводят все, что они думают и во что веруют, к священноначалию бывшему до них»[200].
Все православие должно быть апостольским и иметь крепкие корни в глубине веков. Подобная позиция чрезвычайно важна для формирования исторической памяти, которая обеспечивает единство христианской веры и общность прошлых, настоящих и будущих поколений христиан. Закладывался прочный мировоззренческий фундамент, на котором строилась как жизнь церкви, так и духовная жизнь верующих.
Проблема традиций особенно обострилась в современном мире, втянутого в постмодернизм, отвергающий все традиции и религию как таковую. «Бог умер» – девиз Ницше (1844–1900) начертан на знаменах постмодернистов. «Смерть бога» означает и смерть традиций. Это глубочайшее и опаснейшее заблуждение. Недопустимо противопоставлять традиции новациям.
Об этом писал выдающийся русский мыслитель С.Л. Франк (1877–1950). «В глубине соборной исторической жизни человечества, как и в глубине индивидуального духа, неустанно и неустранимо совместно соучаствуют и традиции, сохраняющие силы прошлого в настоящем и передающие их будущему, и творческая энергия духовной активности, устремленная к будущему и рождающая новое»[201]. Мыслитель подчеркивал, что носителем традиции является общественное единство, общество как целое, а новаторство проявляется в творчестве личностей, вписанных в исторически сложившееся бытие.
Традиции – постоянное, новации – изменчивое. Выдержать пропорции между постоянным и изменчивым означает найти ключ к успешному развитию. Необходима гармония между этими фундаментальными основами исторической жизни. Вновь обратимся к С.Л. Франку, который завещал нам, что «всякий рациональный отрыв от предания есть отрыв зачинающегося ростка от питающей его почвы…чем больше эта жажда нового принимает характер не творческого положительного созидания, а чистого отрицания старого, тем больше она духовно обращена в самом этом отрицании на старое и прикована к нему. Вместо здорового подлинного рождения, которое есть не отрицание или истребление старого, а его преодоление