[345], – писал Г.П. Федотов. Он же замечательно охарактеризовал личность и значение для Руси святого Феодосия: «Свет Христов как бы светит из глубины его духа, меряя евангельской мерой значение подвигов и добродетелей. Таким остался преп. Феодосий в истории русского подвижничества, как его основоположник и образ: учитель духовной полноты и цельности, допускающий лишь одно нарушение закона мерности – там, где оно вытекает, как юродство смирения, из евангельского образа уничиженного Христа»[346].
Первые русские святые закладывали основы русского мировоззрения, целеполаганий и смыслов жизни. Они явили миру такой идеал человека, к которому должны были стремиться все православные люди. Их призыв жить в мире и любви Русь услышала и веками руководствовалась заветами своих великих подвижников. Яркий пример тому – доброжительство десятков наций и народностей многонациональной Руси-России.
Глава двенадцатаяОчертания русского мировоззрения
Среди отечественных философов достаточно острым является вопрос о времени становления русской философии. Сравнительно недавно господствующей была точка зрения, что временной отсчет русской философии начинается с XVIII в., когда она приобретает профессиональный характер в общепринятом европейском смысле. Сказались стандарты европоцентризма, когда по его меркам оценивалось историческое развитие Руси-России. Древняя и средневековая Русь представлялась в образе молчаливой красавицы.
Сегодня скептическое отношение к древнерусской философской мысли преодолено. Показательны в этом отношении труды профессора М.Н. Громова. Неординарный мыслитель М.Н. Громов убедительно раскрыл особенности становления и развития философской мысли Древней и средневековой Руси. Во-первых, она базировалась на фундаменте античной философии. Культурной элите Древней Руси были известны труды Аристотеля, Сократа, Эпикура и других античных философов.
Во-вторых, складывавшаяся древнерусская традиция по-своему осваивала античное наследие. В частности, она скептически относилась к абстрактным и отвлеченным рассуждениям, отдавая предпочтение взаимосвязи философии с жизнью, с задачами нравственного совершенствования человека, преодолению греховности земного бытия и поискам путей снискания царства Божия. Древнерусские авторы «главную цель философии видели не во внешнем многознании, но во внутреннем сосредоточии духовных способностей человека ради его спасения»[347].
Философ, протоиерей Г.В. Флоровский писал: «Святоотеческая литература, письменность аскетическая, воплотившая в себе все лучшие традиции освоенного православною мыслью духа эллинской философии, были тою средой, в которой формировался и оттачивался древнерусский культурный идеал. Он слагался на Исааке Сирине и Максиме Исповеднике, на Василии Великом и Афанасии Александрийском, – это значит, на учении Христа, выраженном на языке того культурного мира, средоточие и вершина которого – Платон. Можно сказать, Платона, который в эпоху итальянского Возрождения вдруг оживил и оплодотворил мысль “Запада”, на Руси хорошо знали много времени до того, как его имя – после тысячелетнего забвения – услыхали – и снова с “Востока” – в Европе. Но существеннее всего другое: та культура, которою на верхах жили избранные умы, та же самая культура питала и всю народную толщу. <…> И это не оставалось мертвым богатством: влияние церковной письменности на живое, «устное» народное творчество – есть объективный факт»[348].
На Руси не господствовала, как на средневековом Западе, церковная схоластика, недоступная простому люду. Христианское учение пронизывало народную толщу Руси, что является одной из главных особенностей формирования ее общенародной культуры, в том числе философской.
Подлинный философ, как говорится в рукописи XVII в., есть тот, кто «душу свою спасет от вечных мук. И се есть чудный мудрец, иже кто свободиться от сетей бесовских, ему лепо есть ревновати»[349]. Не философия ради философии, а исключительно в целях христианского обновления человека, его «обожения» как обретения образа и подобия Божия.
В древнерусском понимании философии содержится несколько ее определений. «Первое определение гласит, что философия есть познание сущего, как оно существует; второе – что она есть познание мира божественного и человеческого; третье – приготовление к смерти естественной и осознанной, как уходу из мирской жизни; четвертое – что она есть уподобление Богу; пятое – наука наук и искусство искусств; шестое – любовь к божественной премудрости»[350].
При этом слабая профессиональность древнерусской и средневековой философии компенсировалась широким распространением. по сути, философских идей в общем культурном контексте, что привело к такой яркой черте русской философии, как ее тесная связь с литературой.
В Древней и средневековой Руси, в отличие от Европы, практически отсутствуют философские трактаты. Все важные философские вопросы поставлены в памятниках древнерусской литературы, в сочинениях отцов Церкви, в проповедях. Это не случайно, ибо, как считал Н.Я. Данилевский, научные предпочтения неразрывно связаны с характером народа. Если европейские философы увлекались отвлеченными теориями, то русские мыслители уделяли основное внимание человеку и путям его христианского обновления, что нашло яркое отражение в древнерусской литературе.
Г.П. Федотов, отмечая особенности древнерусской философии, писал о том, что ей удалось раскрыть смысл национальной идеи в православии. Мыслитель говорил: «Древняя Русь не умела богословствовать. Но вся ее живая жизнь, вся история ее свидетельствует о восприятии национальной плоти и духа»[351]. Знаковой фигурой на этом поприще был митрополит Иларион, сочинения которого несли идею национального самосознания. Именно в его трудах, как пишет профессор С.В. Перевезенцев, содержится «первое обоснование нового смысла земного бытия Руси»[352].
Иларион, речь о котором шла выше, – первый русский митрополит, возглавивший Русскую православную церковь. До него во главе митрополичьей кафедры стояли греки, направленные Византией для духовного окормления Руси. В избрании русского митрополита многие историки видят первые ростки обретения Киевской митрополией независимости от Константинопольского патриархата.
Иларион был избран митрополитом в 1051 г. в Киеве по требованию князя Ярослава Мудрого. Избрание киевского митрополита собором епископов, без участия константинопольского патриарха и патриаршего совета было прямым вызовом византийской иерархии и нарушением церковных правил. Тем не менее константинопольский патриархат признал легитимность Илариона как киевского митрополита. В этом событии явственно прослеживается забота великокняжеской власти о большей самостоятельности русской церкви и ее праве самой решать собственные дела вплоть до избрания митрополита. Решающим в конечном счете оказалось слово великого князя киевского, а не воля или согласие византийцев. Союз власти и церкви давал свои плоды. При поддержке княжеской власти русское православие приобретало все большую самостоятельность и независимость от византийского патриархата, что вполне объяснимо: князья были заинтересованы в политической независимости от Византии, а ее без суверенной национальной церкви достичь было крайне сложно.
В этой связи чрезвычайно важны взгляды Илариона на развитие мира и места в нем Руси. Его произведения – своеобразный манифест, провозглашавший независимое и особое место Руси в христианском мире. Примечательно, что «Слово о Законе и Благодати» Иларион прочел в Софийском соборе в Киеве в присутствии Ярослава Мудрого и членов его семьи.
О русском митрополите имеются лишь два глухих упоминания в Повести временных лет, ссылка Симона на «Житие Антония», сообщающая о связях Илариона со святым Антонием, одним из основоположников русского монашества. Отсутствие сколь-нибудь полных сведений о жизни Илариона порождало различного рода догадки. Даже такой авторитетный историк, как М. Приселков, поддался искушению дополнить «новыми» страницами биографию Илариона. Признанный знаток летописей поместил Илариона в Печерский монастырь под именем Никона, произвел его в игумена и поручил писать летопись. С тех пор некоторые историки ищут перо Илариона в Повести временных лет[353]. Однако, судя по историческим источникам, Илариона нельзя отнести к родоначальникам русского летописания.
По версии Повести временных лет, Иларион «ископал» пещерку на берегу Днепра, где усердно молился[354]. Так началось духовное подвижничество будущего митрополита, а с этой пещерой летопись связывает начало Печерского монастыря, сыгравшего выдающуюся роль в русском православии и русской святости. В этом смысле Илариона можно отнести к числу основоположников русского православного мира.
Скудные известия о Иларионе с избытком восполняются благодаря его сочинению, в котором Иларион предстает крупнейшим мыслителем Древней Руси. Речь идет о его сочинении «Слово о Законе и Благодати». Оригинал названия более развернутый, в духе средневековой литературы, когда заголовок должен был как бы раскрыть все содержание сочинения: «О Законе, данном Моисеем, и о Благодати и Истине, явленной Иисусом Христом, и о том, как Закон миновал, а Благодать и Истина наполнила всю землю, и вера распространилась во всех народах вплоть до нашего народа русского, и похвала великому князю нашему Владимиру, коим мы были крещены, и молитва к Богу от всей земли нашей».