Говоря о значении князя Владимира для истории Руси, Иларион, как говорилось выше, категорически заявлял, что князь принял решение о крещении Руси самостоятельно, без внешнего влияния, а тем более давления, и его духовный подвиг сродни служению Христу его первых учеников-апостолов. Эпохальные решения уже сами по себе свидетельствуют о независимости и духовном «суверенитете» Руси, ставшей частью обширного христианского мира, но со своим собственным «лицом».
Не случайно поэтому Русскую церковь жестко критиковали на Западе. В частности, в послании Краковского епископа Матвея к Бернарду Клервоскому (XII в.) говорится о том, что русские не желают «быть в согласии ни с Латинской, ни с Греческой церковью и отделившись от обеих, названный народ не причастен к принятию таинств ни по тому, ни по другому [обряду]»[355].
Во вступлении к своему произведению Иларион поясняет, что он не будет пересказывать то, что написано в других сочинениях: «Зачем поминать мне в писании этом и пророческие проповеди о Христе, и апостольские учения о будущем веке? Излишне это, и к тщеславию склоняется. Ибо, что в иных книгах писано и вам ведомо, то здесь излагать пустая дерзость и желание славы. Ведь не к несведущим пишем, но к преизобильно насытившимся сладостью книжной…»[356]
Иными словами, это обращение к тем, кто образован и просвещен – к элите древнерусского общества. К ней, безусловно, принадлежал и сам Иларион – интеллектуально одаренный человек, блестящий писатель с ярким, образным, сочным языком. Литературный дар Илариона отмечают практически все историки общественно-политической мысли и культуры Древней Руси. Даже придирчивый, по оценке Г. Флоровского, известный историк православной церкви Е.Е. Голубинский отозвался о литературном стиле Илариона, как «о безупречной академической речи, с которой из новых речей идут в сравнение только речи Карамзина, – “не ритор худших времен греческого ораторства, а настоящий оратор времен его процветания”»[357]. По литературному таланту, как полагал Голубинский, Иларион не уступает автору «Слова о полку Игореве».
Закон (Ветхий Завет) представлен Иларионом как выражение мировоззрения рабства, а благодать (Новый Завет) – путь к свободе, к которой зовет Иисус Христос. Иларион следует словам Христа: «Познайте истину, и истина сделает вас свободными». Истина – сам Христос. Отсюда богопознание – путь к истинной, а не мнимой свободе. Свобода заключается не во внешней среде, а во внутреннем состоянии человека, его души, устремленной к Богу.
Удивительно, что эта древняя истина не просто забыта, а подменена лжесмыслами демократических свобод, которые без внутреннего наполнения человека добром и нравственностью – пустота, миф, подменяющий свободу рабством греха. Сегодня в «свободном демократическом мире» грех как искалеченная и извращенная нравственность не только не порицается, а, напротив, насаждается. Об этом свидетельствует пропаганда культа потребления и насилия, крайнего индивидуализма, попрание традиционных норм отношений между поколениями, полами, браками и т. д.
Итак, по Илариону христианская свобода благодатна, она несет спасение души и простирается на все края земные, на все народы, которые равны перед Богом и едины в служении ему. Суть вселенской истории, согласно Илариону, сводится к приобщению к христианскому братству все новых и новых народов, к их переходу от «идольского мрака» к «истине».
В истории Руси митрополит видел ход всемирных перемен, в которых Русь находится в неразрывной связи с другими народами. Ни о какой духовной или иной изоляции Руси речь не шла, напротив, она открыта вселенскому христианскому братству. При этом главный залог силы Русской земли митрополит связывал с единодержавием, которое защищает православную веру и в свою очередь получает поддержку церкви, имеющей право участвовать в общественной и государственной жизни своей страны.
Эти взгляды Илариона на власть и церковь сближают его с идеями византийских отцов церкви. Однако, как отмечают многие исследователи, Иларион был ярким представителем кирилло-мефодиевской традиции – первой христианской традиции Руси. Отсюда его проповедь братства и равноправия народов, неприятия диктата одних стран над другими. В противовес господствующих в Византии взглядов на Бога как карающую силу и проповедь «страха Божия», Иларион создал образ Бога доброго, любящего, терпимого, близкого человеку, который как Отец наказывает, взыскивает, любит свое чадо. Поэтому восприятие мира наполнено в «Слове» Илариона оптимизмом и радостью жизни, дарованной Богом, а не трепетом ожидания «казней Божьих», что было характерно для византийского богословия. В его произведении звучит мощный призыв следовать новозаветной заповеди любви.
Размышляя над законом, Иларион предупреждал об опасности притязаний тех или иных народов на исключительность и превосходство. Руководствуясь христианской теорией равенства, Иларион сделал важный вывод: не претендуя на первенство, он поставил русский и другие «новые народы» (имеется в виду время принятия христианства) в один ряд со «старыми», богатыми христианской традицией и культурными достижениями.
Так оформлялась идея равенства Руси в семье народов и отрицания притязаний одних народов на господство над другими. Этой идее Русь – Россия – СССР, а теперь Российская Федерация верна столетиями. В ней во многом заключен смысл исторического бытия нашего Отечества. Подчеркнем, что на международной конференции в Давосе 27 января 2021 г. В.В. Путин говорил именно о равенстве народов, о недопустимости навязывания Западом своего превосходства над другими странами, что фрагментирует мир на враждебные друг другу части и в конечном счете ведет к войне «всех против всех»
Диаметрально противоположных взглядов придерживаются США и их союзники. Так, назначенный Д. Байденом госсекретарь Белого дома Энтони Блинкен в обширном интервью в январе того же года убеждал всех, что США являются «светочем» мирового развития и их руководство миром оправдано, благостно, необходимо и неизбежно. Два мира и два кардинально противоположных взгляда на него.
Уже на заре истории христианской Руси ее мыслители, в частности митрополит Иларион, обозначили в общих чертах смыслы ее исторического призвания – верность и защита православия, божьей правды, справедливости и равенства в международной жизни. Примечательно, что Иларион открыто симпатизирует язычеству, он горд языческим прошлым страны и во многом связывает его с прообразом будущего могущества Руси, в котором митрополит абсолютно уверен.
Он убежден, что высоким предназначением Русская земля обязана прежде всего своим князьям – ревностным исполнителям Божьей воли. Иларион славит не только князя Владимира, но и язычников – Игоря и Святослава, заложивших будущее могущество Русского государства. Князя Владимира Иларион сравнивает с императором Константином: он равен Константину умом, христолюбием, честью и иными достоинствами. Иларион величает князя Владимира «каганом» – титулом, который в те времена приравнивали к титулу императора.
Так возникла идея неразрывной связи сильной государственной власти с мощью, независимостью и процветанием Руси. Она переплетается с идеей сверхнадежности грядущего Руси, осененного Божьим Промыслом. Разве Иларион не прав? Действительно, Русь не втоптала в грязь рабства монгольская конница, она сумела выйти победительницей из великой Смуты конца XVI – начала XVII в., дала отпор Наполеону, разгромила фашизм, крепко стоит на ногах и сегодня.
Оптимизм в отношении будущего станет одной из отличительных черт русского национального самосознания. Свою роль в этом играли ощущения связи времен. Как полагал Г.П. Федотов, Древняя Русь «столь слабая в отвлеченной мысли, была чрезвычайно одарена историческим мышлением, о чем красноречиво свидетельствуют древние летописи»[358]. Эту особенность русской общественно-политической мысли особо выделил такой знаток истории отечественной философии, как В.В. Зеньковский (1881–1962): «Русская мысль сплошь историософична, она постоянно обращена к вопросам о “смысле” истории, конце истории и т. п. Эсхатологические концепции XVI в. перекликаются с утопиями XIX в., с историософическими размышлениями самых различных мыслителей. Это исключительное, можно сказать, чрезмерное внимание к философии истории, конечно, неслучайно и, очевидно, коренится в тех духовных установках, которые исходят от русского прошлого, от общенациональных особенностей “русской” души»[359]. Это глубокое и важное наблюдение неординарного мыслителя – в русской философии воплощается русская душа.
К замечательным проявлениям русской души с полным основанием следует отнести «Поучение Владимира Мономаха» – выдающегося государственного деятеля и военачальника, разбившего страшную угрозу Руси – половцев, набеги которых постоянно разоряли ее земли. Мономах предпринял энергичные меры по укреплению единства Киевской Руси, которые, однако, в перспективе не смогли противостоять надвигающейся удельной раздробленности. Тем не менее личность Владимира Мономаха навсегда осталась в нашей истории ярким образом пламенного защитника Отечества и мудрого, справедливого, милосердного государственного деятеля.
Одна из центральных идей «Поучения Владимира Мономаха» – ценность человеческой жизни. Мономах выступал против смертной казни, утверждая, что ни один человек не вправе отнимать жизнь у другого. Он руководствовался принципами: не мсти, люби, терпи, преодолевай грех. Владимир Мономах сформулировал нравственные основы русского мировоззрения как миросозерцания христианина и правил его поведения в обществе. Ярко и проникновенно характеризует Владимира Мономаха его письмо к рязанскому князю Олегу Святославичу (1096 г.), в котором Мономах отказывается от мести за погибшего в битве с Олегом своего сына Изяслава. Он предлагает прекратить междоусобицы, ибо «не хочу я зла, но добра хочу братии и Русской земле»