езосновательны упреки Фомы в снискании Климентом славы. Смолятич пишет: «Чуднó, ты говоришь мне: “славишься”. Скажу тебе, кто хочет славы: те кто, кто присовокупляет дом к дому, села к селам, умножает холопов и крестьян… От всего этого окаянный Клим совсем избавлен. Вместо домов, сел, бортей, пожень, крестьян и холопов – только земля в 4 локтя, чтобы ископать гроб (могилу)…»[382]. Нестяжательство Климента было очевидным. Фома открыто клеветал на него.
Христос, подчеркивает Смолятич, наделил человека свободой воли не затем, чтобы он рвался к богатству и славе, а только затем, чтобы он не упал «на дно пагубы», а был устремлен к светлой истине и стал достойным Царствия Божия. Климент убежден, что снискание Царства Божия – подлинная цель и смысл жизни человека. Это фундаментальная идея христианства, которую развивает Климент в своем сочинении.
Климент различал «благодатное» и «приточное» богопознание. Первое доступно только святым. Второе требует труда размышлений и доступно всем христианам. Не просто читать Священное Писание, а думать, размышлять, постигать его смыслы и тайны. Тем самым Климент возводит разум в главное средство познания Бога. Смолятич – мастер аллегорий. Среди них он выделял образ премудрости, как символ Иерусалимского храма, построенного царем Соломоном. Он пишет: «Премудрость есть Божество, а храм – человечество, аки во храм бо вселися вплоть, юже приять от пречистыа Владычица нашея Богородица истинный наш Христос»[383]. Следовательно, божественная премудрость пребывает в человечестве. Ее надо разглядеть, прочувствовать, понять. Отсюда богопознание во многом связано и зависит от самопознания, а также через «рассмотрение» и «разумение» окружающего мира.
Мир наполнен и пропитан Богом и, постигая его, человек постигает и самого Творца. Для Климента постижение Бога происходит через чувства и разум. Однако они не равнозначны: разум выше чувств, ум – «диктатор». Смолятич следует традиции, заложенной его предшественником митрополитом Иларионом. Он также противопоставляет закону – благодать. Если закон – внешнее принуждение к вере, то благодать дается свыше, самим Творцом и выражает внутреннюю духовную суть человека. Благодать – путь свободы, выбора человека, ибо Бог наградил его свободой воли. Бог любит свое творение и не допускает насилия над ним.
Климент Смолятич ставит в центр мироздания человека, наделенного разумом, способного к богопознанию, как сокровенной тайны бытия. Это было новое слово богословско-философской мысли Древней Руси. Таким образом, в Древней Руси появились мыслители, допускавшие разум в дела веры, ставившие вопрос об автономии разума в пределах веры, о соотношении религии и философии[384].
Одной из ярчайших фигур в элите мыслителей домонгольского периода Руси является епископ Кирилл Туровский (ок. 1130 – ок. 1182), мастер поэтического слова и глубокого религиозного чувства, страстный проповедник. Современники называли его «вторым Златоустом»[385]. Кирилл Туровский оставил обширное литературное наследство. Ему приписывают авторство более сорока произведений. К шедеврам богословия и философии относятся «Притча о душе и теле», «Повесть о белоризце и о мнишестве», «Сказание о черноризском чине». В этих произведениях наиболее емко и разносторонне выражается мировоззрение, обличительные и нравственно-назидательные суждения автора[386].
Уроженец города Турова, причисленный к лику святых, Кирилл был родом из знатной семьи. Рано принял монашеский постриг и стал страстным сторонником аскезы, духовного подвига монашеской жизни, затворничества, строжайшего исполнения христианских заповедей. Буквально с детских лет он поражал страстью к чтению, которая не оставляла его до глубокой старости. Круг его чтения обширен – от классиков-мыслителей античной Греции до трудов византийских и отечественных богословов.
В своем творчестве, как отмечают историки, Кирилл Туровский опирался и использовал труды Григория Богослова (329–390), Кирилла Александрийского (376–444), Епифания Кипрского (310–403), Симеона Логофета (900–987), Тита Вострийского (ум. 378), Феофилакта Болгарского (1050–1107), киевского митрополита Илариона, Климента Смолятича и других корифеев христианского богословия и философии. При этом прямых повторений их мыслей в трудах св. Кирилла историки не обнаружили. Однако сам епископ Туровский в своих трудах постоянно подчеркивал, что все им сказанное идет не от него самого, а от святых отцов и священных книг[387].
Тем самым он подчеркивал, что продолжает святоотеческую традицию, которая составляет прочный фундамент его умозаключений и размышлений. Жизнь Кирилла Туровского, как и Климента Смолятича, протекала в драматический период истории Древней Руси, когда с особой силой давал о себе знать надвигающийся раскол Киевской Руси на удельные княжества. Церковь не могла оставаться в стороне от этих процессов, и Кирилл Туровский, став епископом, волей или неволей, как и Климент Смолятич, был в них втянут. Свою роль сыграло и то, что Турово-Пинское княжество имело свои особенности в организации политической жизни. В Турове и его земле власть принадлежала боярству, церкви и князю едва ли не в равных долях.
Причем Б.А. Рыбаков полагал, что в Турове сидели «особые князья»[388], отличавшиеся своеволием в отношении киевского центра, что дало основание историку П.Ф. Лысенко высказаться за однозначное признание Туровской земли самостоятельным политическим образованием. Вместе с обособлением Туровской земли обособлялась и туровская епархия. Она все больше приобретала черты, сближавшие местного архиерея с положением епископа в Новгороде. Туровская знать, стремившаяся к автономии от Киева, «нуждалась в таком архиерее, который бы понимал и разделял трудности города, сохранял верность интересам городской общины, был ее молитвенником перед Богом и защитником интересов перед более сильными политическими центрами Руси, Киевом и Владимиром»[389].
Однако, как бы ни были важны политические мотивы, главную роль при представлении князем Юрием Ярославичем Кирилла на епископскую кафедру, играли его личные качества. Наиболее ценным в глазах горожан было то, что Кирилл был уроженцем Турова, во-вторых, выходцем из знатной семьи, в-третьих, Кирилл представлял монашество и отличался высокой образованностью и глубоким знанием священных текстов, а также прославился своим нестяжательством, что выгодно отличало его от других претендентов на епископство. В результате выбор был сделан в пользу подвижника.
Подобное происходило и при избрании митрополитами Илариона и Климента Смолятича, епископом Новгородской епархии Никиты (1030–1109), суздальским епископом Луки (ум. 1189). Харизма подвижника обеспечивала высокий духовный авторитет, столь необходимый церковным иерархам.
Епископ Кирилл представлял и отстаивал интересы Турова перед владимирским «самодержцем» – князем Андреем Боголюбским, претендовавшим на обладание Туровом. Между Кириллом и князем Андреем существовала переписка с обличениями всевластного князя и его любимца епископа Феодора, обвиненного в «незаконном захвате сана»[390].
Не соглашаясь с политикой Феодора и Андрея Боголюбского, Кирилл Туровский не опускался до оголтелой вражды с князем и его ставленником, а призывал их к благоразумию и возвращению в лоно киевской митрополии. В этом отношении показательна «Притча о слепце и хромце», которая, по мнению исследователей, посвящена осуждению ереси самозваного епископа Феодора и его покровителя Андрея Боголюбского. «Хромец» – князь Андрей Боголюбский, который действительно был хром. «Слепец» – самозваный владыка Феодор, «слепота которого символически знаменовала его духовную слепоту как ересиарха»[391]. Кирилл Туровский выступал с позиций защитника единства православной церкви, призывая владимирского князя и епископа Феодора следовать букве и духу христианства.
Миротворец Кирилл Туровский не поддержал кровавую расправу над Феодором, которую учинил митрополит Константин. В споре Кирилла Туровского с князем Андреем Боголюбским прав оказался Кирилл, который свои обличения осуществлял в рамках христианского милосердия, не смешивал наказание с расправой, а исключительно с Божьей волей, которая неизбежно даст о себе знать. Он выражал надежду на искреннее раскаяние заблудших и постижение ими глубины смысла Священного Писания, без которого невозможна моральная ответственность.
В творчестве Кирилла Туровского ярко проявился поиск нравственных смыслов бытия, который впоследствии станет определяющим в русской культуре на протяжении всех этапов ее развития. Человек ответственен за свои деяния и поступки. Он должен соотносить их с высокими нравственными критериями, в соответствии с которыми св. Кирилл оценивает деяния своих современников[392].
Свой «нрав» человек должен приводить в соответствие с собственной совестью, с нравственным ориентиром слова Христова, запечатленного в Священном Писании. Только через покаяние и пребывание в церкви можно найти путь к нравственному совершенствованию. Нравственный запрет налагается на все, что не соответствует Божьему закону, и этот «запрет огражден страхом». В.В. Мильков пишет: «Разум рассматривается как верный проводник на нравственном пути человека, не слепо повинующегося предписаниям, а размышляющего, сознательно принимающего установление веры (как и сам Кирилл в своих притчах). Получается, что путь нравственного совершенствования человека проходит через открытые разуму ворота, через созерцание порядка Божественного творения»