Превращение России в Евразию, считали евразийцы, началось со времен нашествия монголов на Русь, которое ее кардинально преобразило. В определенной степени это было «спасение» от наследства Киевской Руси, которая неизбежно шла к упадку, теряла свою государственность, дробилась на мелкие княжества и была обречена на чужеземное завоевание либо турками, либо Западом, либо монголами. Один из идеологов евразийства, П.Н. Савицкий, писал, что «в бытии дотатарской Руси был элемент неустойчивости, склонность к деградации, которая ни к чему иному, как чужеземному игу, привести не могла»[510].
Неотвратимость турецкого или католического завоевания грозила Руси утратой духовной сути, православной души как ее цивилизационной основы. Поэтому, как утверждал П.Н. Савицкий, для Руси было «счастьем», что она досталась монголам. Савицкий писал: «Татары – “нейтральная” культурная среда, принимавшая «всяческих богов» и терпевшая “любые культуры”, пала на Русь, как наказание Божие, но не замутила чистоты национального творчества. <…> Татары не изменили духовного существа России; но в отличительном для них в эту эпоху качестве создателей государства, милитарно организующейся силы, они, несомненно, повлияли на Русь… они дали России свойство организовываться военно, создавать государственно-принудительный центр, достигать устойчивости; они дали ей качество – становиться могущественной “ордой”»[511]. С этими выводами трудно не согласиться.
По мнению Савицкого, «татары очистили и освятили Русь, своим примером привили ей навык могущества, – в этом противоположении явлен двойственный лик России. Россия – наследница Великих Ханов, продолжательница дела Чингиса и Тимура, объединительница Азии; Россия – часть особого “окраинно-приморского” мира, носительница углубленной культурной традиции. В ней сочетаются одновременно историческая “оседлая” и “степная” стихия»[512].
От ордынцев Русь переняла конструкцию административного аппарата, финансовую систему, организацию путей сообщения, почты и т. д. А главное, была усвоена сама идея государственности. Один из идеологов евразийства, князь Н.С. Трубецкой, в 1905 г. писал: «Московское государство возникло благодаря татарскому игу. Русский царь являлся наследником монгольского хана. «Свержение татарского ига» свелось к замене татарского хана православным царем и перенесением ханской ставки в Москву»[513]. Таким образом, насильственного свержения монгольского ига собственно не было, а был мирный, эволюционный процесс перехода власти ордынцев к великому князю московскому.
В подобной трактовке влияния ордынского ига на Русь немало изъянов, на которые указывали историки и мыслители того же русского зарубежья. Взгляды евразийцев на происхождение Московского государства были диаметрально противоположны концепциям русской классической историографии, характеристика которой изложена выше.
Вместе с тем центральный для евразийцев принцип «познай себя и будь самим собой» позволил им выявить, охарактеризовать и написать величественную картину российской цивилизации как уникального феномена общечеловеческой истории, цивилизации, которая призвана объединять, а не разделять, сохранять, оберегать, а не уничтожать народы, как это делала западная цивилизация.
Россия – альтернатива «бессердечному» Западу. Россия, в отличие от Запада, «сердечная земля». Философ А. Дугин пишет, что «Савицкий, опираясь на геополитику, предложил сделать следующий концептуальный шаг – отождествить “человечество”, противостоящее Европе, то, что Генон называл “Востоком”, с Россией, но понятой не как национальное государство, а как континентально-культурная потенция, как идеальная инстанция, достаточно ясная, осознающая свою историческую миссию, с одной стороны, и достаточно открытая и в тоже время концентрированная, чтобы выступать от имени всей “НеЕвропы” – с другой»[514].
У России особая миссия – предложить человечеству новые пути развития. Савицкий писал: «То, к чему должна будет прийти духовная культура всего человечества, есть основная данность, основное существо и ядро русского прозрения и искуса жизни»[515]. Будем надеяться на прозрение России и преодоление искушений Запада.
Вернемся к проблемам влияния ордынского ига на Русь. Замечательный русский мыслитель Г.П. Федотов разделял взгляды евразийцев на царскую власть как наследие Золотой Орды, но с существенными оговорками. Прежде всего, он настаивал на преемственности между Киевской и Московской Русью. Для него Северо-Восточная Русь – наследница уникальной и неповторимой культуры Киевской Руси, особенно в духовной области.
Георгий Петрович подчеркивал, что в Киевской Руси сложилось прочное духовное единство всех слоев древнерусского общества. Митрополит обладал гораздо большей силой авторитета, чем князья, которые должны были с христианским смирением принимать наставления своих духовных отцов и защищать православную веру. В эпоху Киевской Руси сформировался духовный фундамент государственной и общественной жизни, на котором Русь-Россия развивалась в последующие века. Именно духовное единство сплачивало в единый организм удельно-вечевую Русь, а в период ордынского ига стало главным и решающим фактором формирования единого, централизованного государства со столицей в Москве.
Г.П. Федотов пишет о том, что «двухвековое татарское иго еще не было концом русской свободы. <…> В течение двух и более столетий северная Русь, разоряемая и унижаемая татарами, продолжала жить своим древним бытом, сохраняя свободу в местном масштабе и, во всяком случае, свободу в своем политическом самосознании»[516]. Более того, в эти темные века культура Руси приобретает даже особую духовную окрыленность.
Киевская Русь пала под яростным натиском ордынцев, католиков и язычников (Литва). Значительная часть русского населения устремилась в Северо-Восточную Русь, огражденную от завоевателей дремучими лесами и топями болот. Здесь, за естественными преградами стала формироваться Московская Русь – централизованное государство, со временем сумевшее решить задачи возрождения государственной самостоятельности, самобытности политического, социально-экономического и культурного развития.
Выдающийся русский философ Иван Ильин резко критиковал евразийцев. Ильин подчеркивал, что ордынцы дали Руси такое «наследство», от которого она избавилась крайним напряжением сил и доблестью полков Дмитрия Донского. Московское государство образовалось не благодаря, а вопреки Золотой Орде как сила, способная скинуть ордынское иго, обрести независимость и суверенитет. Русь буквально вырвалась из «монгольского плена» через формирование сильного централизованного государства.
Ильин делал акцент на преемственности между Киевской и Московской Русью, прежде всего в культуре. Северо-Восточная Русь – наследница уникальной и неповторимой культуры Киевской Руси, особенно в духовной области, столь благотворно сказавшейся на формировании русской народности.
Главное отличие России от Запада и Востока Иван Александрович видел не в политической и экономической сферах, а в духовной области. Наряду с этим он отмечал, что самобытность Руси-России проистекает от природы, пространства, от необозримых равнин и лесов, сурового климата и рассеянности населения на огромных территориях, особой интеграции людей в окружающую среду.
Природа и климат сформировали неповторимые типы и образы русских людей, что относится к едва ли не главным факторам и самобытности Руси. Русь необъятна по просторам, высоте духа и стойкости народа, многообразию проявлений человеческих качеств и типов людей. В этих характеристиках не остается места «фатальному» влиянию на Русь ордынского владычества.
Страстным противником евразийской концепции влияния ордынского ига на Русь был самобытный мыслитель русского зарубежья Федор Августович Степун (1884–1965). Прежде всего, он был не согласен с утверждением евразийцев, что двухсотлетнее иго сформировало новый генотип русских людей. Федор Августович подчеркивал, что если бы татарские гарнизоны находились в каждом крупном населенном пункте Руси, тогда можно было бы говорить об изменении генотипа русских, чья кровь перемешалась бы с монгольской. Однако ордынцы управляли покоренной страной издали, руководствуясь сугубо экономическими задачами сбора дани, причем силами русских князей. «Перевоспитанием» русских они не занимались, не вмешивались ни в их личную, ни в социальную, ни в общественную жизнь.
Можно ли связывать характер Московского государства исключительно с монгольским влиянием? Этот вопрос поставил Степун. В качестве примера азиатской жестокости государства чаще всего приводятся казни и погромы в царствование Ивана Грозного. Федор Августович подчеркивал, что подобные жестокости не были исключением из правил, а были характерны и для общеевропейской действительности. Приблизительно в одно время, когда Грозный уничтожил Новгородскую республику, герцог Альба залил кровью Голландию, а в Париже бились в конвульсиях жертвы Варфоломеевской ночи. Во всяком случае, как писал Степун, Грозного можно скорее оправдать, чем герцога Альбу или уничтожавших друг друга католиков и гугенотов.
Степун полагал, что государственный строй Московского царства зарождался не в ханской ставке, а в Успенском Волоколамском монастыре, где проповедовал настоятель храма Иосиф Волоцкий. Именно он сформулировал идею православного царя, который по своей природе человекоподобен, а по своему духовному призванию – богоподобен. Причем Иосиф Волоцкий утверждал, что общество вправе не подчиняться царю-мучителю, жестокости которого превращают его из Божьего слуги в слугу дьявола.