[616]. Как отмечал А.Н. Боханов, «Запад “пал жертвой” “внешнего принуждения”, “внешнего закона”, в то время как Россия созидала себя, опираясь на закон внутренний, повинуясь нравственному велению»[617].
Служение по-русски отрицало своекорыстие и эгоизм, приоритет личного над государственным и в значительной мере была идеей справедливости, ибо служить государеву делу были обязаны все без каких-либо исключений. Как писал Ф.М. Достоевский, Европа проглядела силу русского народного духа, его единения и служения интересам Отечества. «Наша нищая неурядная земля… вся сплошь как один человек. Все восемьдесят миллионов ее населения представляют собой такое духовное единение, какого, конечно, в Европе нет нигде и не может быть… И все богатства, накопленные Европой, не спасут ее от падения»[618].
Традиции подобного единения на началах служения Отечеству и православию закладывались во времена княжения Ивана III. Для их формирования требовались серьезные преобразования, в первую очередь слом удельных порядков и становление новых отношений между государством и обществом, социальными слоями, изменения места и роли политической и экономической элиты страны в государственной и экономической системе Руси. Прежде всего, следовало утвердить идею подданства великому государю. В удельных княжествах ее не существовало: господствовали договорные отношения между князем и жителями удела на взаимовыгодной основе. Причем «вольные» бояре и дружинники могли менять сюзеренов и переходить на службу к другим удельным князьям, руководствуясь сугубо личными интересами. Эта практика распространялась и на крестьян – «тяглых» людей, арендовавших княжескую землю за соответствующую плату и выполнявших различного рода повинности по воле своего князя. Параллельно мирскому существовало церковное общество со своим управлением, судом и различными привилегиями.
Теперь, при Иване III, договорные отношения заменялись подданническими. Все население присоединенных к Московскому государству княжеств стало подданными московского государя. В ходе расширения владений великого Московского княжества некогда независимые удельные князья поступали на службу к московскому государю. За службу им оставляли прежние земельные владения на правах «вотчины», собственность, которая передавалась по наследству. Так в великокняжеской политической элите появились Плещеевы, Валуевы, Квашнины, Морозовы и многие другие представители некогда независимых княжеских родов[619].
Служилыми стали суздальско-нижегородские князья, сохранившие в собственности принадлежавшие им многочисленные села. В Ярославском княжестве были конфискованы дворцовые земли удельных князей, но эти потери были им компенсированы земельными угодьями в других уездах. В разряд служилых перешли представители княжеских династий Ростова, Стародуба, Оболенска, Твери, Рязани. Московская элита также пополнялась царевичами из Орды, членами литовской великокняжеской династии и даже византийской императорской фамилии[620].
Служилые князья были успешны в продвижении по карьерной лестнице. Так, представители рода суздальских князей Шуйские получили высокие должности воевод передового и большого полка войск Ивана III. Высокого положения в великокняжеских войсках достигли и ярославские князья. В частности, воеводой в Казанском походе был Ф. Курбский.
При назначении на высокие государственные должности Иван III все больше предпочитал служилый принцип, а не принадлежность к знатному роду. Иван III формирует новый тип государственной элиты. Она «становится элитой не по принципу знатности и родовитости, а по качеству исполнения служебного долга. Пример “начальству” подает сам государь»[621]. Теперь продвижение по службе все больше зависело не от древности рода претендентов, а от личных заслуг и способностей быть полезными государству.
Показателем развития служилого принципа формирования политической элиты стала реформированная система местничества. В нее ввели «чины» младших воевод, систематизировали, упорядочили и узаконили. Была прописана иерархия государственных должностей[622]. Тем самым обеспечивался доступ к управлению государством не только самым знатным, но и самым нужным власти людям. Следует также иметь в виду, что и в домонгольский период истории Руси даже родовитая аристократия (княжата – бояре Рюриковичи), являвшаяся по происхождению носителями социальной психологии, трактующей власть не как обязанность, ответственность и службу, а как исконное право на власть, все равно связывала свои политические привилегии со службой государству, правда, исключительно на высших государственных должностях.
В этом заключалась специфика такого сугубо русского явления, как местничество, суть которого состоит не в пресловутой и абстрактной знатности рода, а в праве на службу в высших эшелонах системы государственного управления. Иван III серьезно потеснил эти права, что вызывало недовольство и сопротивление традиционной элиты. Реформирование местничества растянулось на десятилетия и завершилось только во времена правления Ивана Грозного.
Важным результатом новшеств Ивана III стало то, что к концу XV в. княжеские фамилии основательно потеснили нетитулованные боярские роды. Понятие «боярин» превратилось в титул и думный чин[623]. Повысилась и роль Боярской думы – одного из древних учреждений государственной власти Руси. Как говорилось выше, Иван III был «любосоветен», решение принимал по согласованию с «думцами». Известный историк и политический деятель В.А. Никонов пишет: «Боярская дума стала средоточием российской элиты, дала плеяду исключительно ярких и сильных личностей. Эти крепкие бородачи выступали одновременно в роли военачальников, дипломатов, возглавляли области… занимались судейской работой, воздвигали города, жертвовали на возведение храмов»[624].
Служилый принцип формирования высшей элиты государства многократно повысил ее качество, и Иван III теперь опирался на талантливых и одаренных людей. Сформулированная по принципу «привилегии за службу» элита отличалась преданностью и верностью своему государю, хотя ее «потаенной мечтой» оставалось превращение своих привилегий в наследственные. Однако к старому уже обратной дороги не было, но были исключения из правил. Впрочем, любая элита, и в том числе в современном мире, «хлопочет» о передаче своих прав по наследству Суть человека веками мало изменяется.
Будем объективными: служилый принцип формирования политической элиты Московского государства был поставлен Иваном III во главу угла. Вместе с тем, как справедливо пишет В.А. Никонов, «многочисленная и амбициозная аристократия, особенно первые 10–15 родов в лице Рюриковичей, Шуйских, Воротынских, Одоевских, Гедиминовичей, Мстиславских, Голицыных, Трубецких, князей Глинских, представителей московских боярских родов – Шереметевых, Сабуровых, Головиных, Колычевых, Захарьиных-Юрьевых-Романовых, в чем-то подчинялась государю, а в чем-то делила с ним власть над страной»[625]. Эти «недоработки» дали о себе знать в Смутное время начала XVII в., когда значительная часть московской элиты предала интересы страны, а ее спасла земская Русь.
Служилый принцип имел под собой экономический фундамент. Им стало поместье – дарованная государем за службу земля. Причем поместный дворянин оставался собственником поместья только на время службы. По наследству передавалась служба государю и связанные с ней права на землю. Вотчинники, напротив, владели наследственным правом на землю, что обеспечивало им известную независимость от государства. Однако со второй половины XV в. устанавливался порядок, при котором все землевладельцы были обязаны нести воинскую повинность. Вотчинники часто снаряжали на свои средства ратников из населения вотчины, а поместные дворяне выполняли воинскую повинность личным участием в походах и боях. Для поместного дворянства воинская служба стала наследственной повинностью. Нуждаясь в воинах, московское правительство пополняло их численность во время войны также за счет «тяглого» населения городов и сел. В награду они получали мелкие землевладения и тем самым входили в число помещиков. Эти владения были временными, только пожизненными. Формировался достаточно широкий слой «служилых людей» – мелких землевладельцев, целиком зависящих от государства. Это были «государевы слуги» в прямом смысле этого слова.
Поместное землевладение изменило юридический характер вотчинного землевладения. Теперь, несмотря на наследственные права на землю, вотчинники, так же как и помещики, были обременены воинской повинностью. Служилый принцип распространился и на них. Землевладение вотчинное или поместное было крепко связано «государевой службой», по преимуществу воинской. Отсюда закон стал ограничивать право распоряжения вотчинами, дабы они не попали в руки людей, неспособных нести «государеву службу»[626]. Каждый был обязан служить. В противном случае он лишался прав на вотчину.
Исследователь русской аграрной системы В.М. Ефимов пишет: «Как скоро государственная служба как повинность стала падать на лица по земле, утвердилась мысль, что, кто служит, тот должен иметь землю. На этой мысли и была построена поместная система. Прямым последствием этой мысли было другое правило: кто владеет землей, тот должен служить»[627]. Поэтому в Московском государстве в XVI в. уже не было землевладельцев-вотчинников, которые не принадлежали к служилому классу. Вотчинник должен был служить или переставал быть земельным собственником.