Правительство приняло соответствующие меры: Судебник Ивана III (1497 г.) определил единый срок перехода крестьянина от одного землевладельца к другому – за неделю до Юрьева дня осеннего (26 ноября – после завершения всех сельскохозяйственных работ) и неделю после. Это было еще не закрепощение крестьян, а по характеристике В.О. Ключевского, чисто полицейская мера прикрепления их к земле[636]. Выдающийся историк С.М. Соловьев писал: «Прикрепление крестьян к земле – это вопль отчаяния, испущенный государством, находящимся в безвыходном экономическом положении»[637]. Удивительно точная и эмоциональная характеристика.
С конца XV в. в центре страны развернулась ожесточенная борьба землевладельцев за земли «черных» (свободных) крестьян. Черные волости интенсивно вытеснялись феодальным землевладением[638]. Феодалы вторгаются в поземельные отношения крестьян, ограничивают их права на землю, стремятся отделить от нее вольных землепашцев. Землевладельцы проводят обмеры крестьянских земель, а новые «припаши и росчисти», освоенные крестьянами после составления писцовых книг (государственные реестры земельной собственности), изымали в свою пользу и предоставляли их крестьянам во временное пользование за оброк[639]. Крестьянство становилось все более бесправной частью населения.
Вместе с тем Иван III был сторонником социальной справедливости, что нашло отражение в своде законов Московской Руси – Судебнике 1497 г. Задолго до завоеваний Великой французской революции Судебник Ивана III, по сути, провозгласил равенство всех перед законом. Он не давал никаких привилегий перед ним знатным и богатым людям. Судебник обеспечил участие представителей общины в суде: статья 58 гласит «А без дворского, без старосты и без лутчих людей суда наместникам и волостелям не судите»[640]. Это был своеобразный прообраз суда присяжных. Для доступности суда простым людям пошлины были снижены в пять раз. Судьям давался строгий наказ быть объективными и внимательными к жалобам населения: «А каков жалобник к боярину приидет и ему жалобников от себе не отсылати, а давати всем жалобникам управа»[641].
Под страхом строгих наказаний категорически запрещались «посулы», то есть взятки. Иван III был последователен в реализации общинных идей справедливости. При Иване III формировался не только служилый класс, но и прообраз чиновничества. Во второй половине XV в. расширилось число служащих княжеской канцелярии. На первых порах по традиции в ней служили представители духовенства, как люди грамотные и освоившие письмо. Они именовались дьяками и подьячими. Постепенно при Иване III дьяков перестали набирать из церковной среды. Их заменяли светскими лицами, чаще всего из «детей боярских».
Причем дьяки и подьячие получали за свою службу земли и по общему правилу, как землевладельцы, обязаны были отбывать воинскую службу, посылая за себя наемных или зависимых от них ратников. Дети их часто не служили в канцеляриях, а со своих поместий отбывали личную воинскую повинность, наравне с другими служилыми помещиками[642]. Служилый принцип распространялся на всех без исключений. Великокняжеская казна управлялась членами купеческих фамилий. Руководителем аппарата управления, «от которого зависело принятие решений, был светский сановник – боярин, наместник или воевода, но оформление этих решений и их передача на места было делом дьяков и подьячих»[643].
Централизованное государство нуждалось в централизованном управлении. Повысилась роль Боярской думы в управлении государством, состав которой пополнился за счет княжат из разных земель. В конце XV в. в Думе выделяются «пути» – прообразы будущих «приказов» Ивана IV. Вводится разделение «труда» – специализация думных бояр, отвечавших за решение назревших проблем в определенной области государственного управления. Поручения и направления их деятельности могли меняться, но главное – в их основе уже обозначен отраслевой принцип управления государством.
На местах распоряжались «волостели» (наместники), руководившие отдельными волостями. Их функции менялись в зависимости от особенностей земель, которыми их посылали управлять. Волостели имели свою администрацию – «тиунов и доводчиков». Они были обязаны работать в согласии с «сотскими» – выборными от городских и сельских общин. Община могла возбуждать иски к наместникам и их представителям. «Добрые люди» должны были участвовать в судебных разбирательствах. Тем самым устанавливался контроль общины за судом княжеских чиновников. Так общинное самоуправление встраивалось в систему государственного управления и в известной мере обеспечивало ему народный характер.
Историки часто обращаются к «Белозерской уставной грамоте», где говорится о злоупотреблениях княжеских чиновников того времени. Акцент в ней делается на ограничение произвола наместников и их администрации. Так, наместникам запрещалось ходить на пиры без приглашения, а «в пиру не буянить»[644]. Государство стремилось противостоять традиционному вотчинному своеволию, в том числе и наместников.
При Иване III вся территория страны была поделена на уезды, волости и станы. Самой крупной территориальной единицей был уезд во главе с княжеским наместником. В уезд входило несколько волостей, которыми управляли волостели. Представители княжеской власти на местах содержались за счет натуральных и денежных сборов с населения. Такая система содержания должностных лиц в провинции называлась «кормлением», которое было одной из разновидностей «государева тягла».
Наряду с органами территориального управления московского правительства волостями и станами управляло традиционное общинное самоуправление со своими мирскими сходами, выбиравшими свои исполнительные органы управления. Волостное мирское управление состояло из старосты или сотского с окладчиками, которые развертывали подати и повинности между членами общины. Кроме этого, староста раздавал по решению схода участки в волости новым поселенцам, отстаивал в суде волостную землю от захватов и сторонних притязаний, ходатайствовал о нуждах волости перед центральным правительством или жаловался на притеснения местных административных органов. Самым тяжелым делом, связанным с круговой порукой, была уплата общиной податей за обнищавших или выбывших членов сельского мира[645].
Сформировалась централизованная система государственной власти с центром в Москве. Из столицы шли все назначения на государственные должности в центре и на местах. Сюда стекалась большая часть налогов с населения. Здесь формировалось единое общерусское войско во главе с воеводами, назначенными великим князем.
Система государственной власти Ивана III отличалась от систем власти домонгольской и удельной Руси единством, структурой взаимосвязанных составных частей властной пирамиды, строгой государственной дисциплиной и всеобщим служением населения своему государю и Отечеству. Это был выдающийся вклад Ивана III, нареченного уже в то историческое время «Великим». Общество, построенное на началах всесословного служения и долга перед страной, несмотря на социальное и материальное неравенство различных социальных слоев населения, на многие века приобрело целостность, которая и обеспечила Московской Руси не только выживание в тяжелейших природно-климатических и внешнеполитических условиях, но и развитие государства, экономики и культуры. Идея служилого государства, безусловно, была спасительной для Руси.
Глава двадцатаяРусь самодержавная
Правление Ивана III судьбоносно для Руси и тем, что в это время в стране утверждалось самодержавие. Отношение к нему, мягко говоря, неоднозначное. Для одних самодержавие – символ величия и славы страны. Для других – символ рабства, попрания «прав человека», «блуждания» по далеким дебрям, уводящим от подлинной цивилизации. У каждой позиции есть свои «весомые» аргументы. Споры можно продолжать, но исходить следует не из желаемого, а действительного, которое свидетельствует, что самодержавие Руси-России есть необходимый и закономерный «продукт» ее исторического развития. Оно не было ни «хорошим», ни «плохим», а таким, каким стало и воплотилось в историческом бытии нашего Отечества.
Под флагом самодержавия Русь превратилась в мощную мировую державу, затем стала империей, но с отличительной особенностью от других империй – она не грабила и не уничтожала другие, более слабые народности и нации, а сберегала их для исторической жизни. В этом сказалась православная суть русской государственности, которая взращивалась на христианских идеях соборности и братства.
Княжеская власть строила самодержавную Русь в союзе с православной церковью. Именно православная церковь, как писал архиепископ Никанор Одесский, «принесла на Русь из православной Византии идею великого князя, как Богом поставленного владыки, правителя и верховного судью подвластных народов, идею государства. Церковь утвердила единство народного самосознания, связав народы единством веры. <…> Церковь выпестовала, вырастила московского князя до великокняжеского, а потом до царского величия. Пересадив и вырастив на Русской земле идею византийского единовладычества, церковь возложила и св. миропомазание древних православных греческих царей на царя Московского и всея Руси»[646]. С этими утверждениями архиепископа трудно не согласиться.
Действительно, Русь представляла собой живой организм с православной душой. Однако уточним: государственная власть на Руси, как говорилось выше, не была привнесена извне, в данном случае из Византии, а росла и формировалась на родной почве, на традициях рода, семьи, общины. Ее «богоустановленность