Русская рать не спеша двигалась берегом вдоль реки Омвожи, перевозя тяжелые ядра по воде на речных судах. По полкам гуляли слухи о том, что фон Фюрстенберг отправляет из Феллина морем всю орденскую казну в Гапсаль, подальше от театра военных действий. Воевода сторожевого полка князь Барбашин не удержался и, решив на всякий случай перекрыть дорогу к морю, повел вперед 12 000 всадников. Быстрая скачка по августовской жаре утомила как людей, так и коней, и лихой воевода распорядился сделать привал в пяти милях от замка Эрмис. Расставив около 500 человек в караулы, князь решил вздремнуть в теньке, а вместе с ним погрузилось в сон и остальное его воинство. Было 2 августа 1560 года.
Немцы появились внезапно. Тридцать ливонских рыцарей, которые были отправлены ландмаршалом в поисках продовольствия, столкнулись с русским сторожевым охранением. Завязалась перестрелка, и часть немцев помчалась в главный лагерь, который находился в 27 км от места событий, за помощью. Как только фон Белль узнал, что враг рядом, он развернул 300 всадников и повел их на врага. Судя по всему, это и был тот самый момент, когда его подвела разведка – ландмаршал не имел понятия о численности вражеского войска, думая, что ему противостоит около пяти сотен кавалеристов. Следом за конницей выступила часть пехоты, остальные остались в лагере.
Фон Белль излишне торопился пустить в ход оружие, продолжая совершать ошибки. Произвести разведку на местности, перед тем как безоглядно кинуться в бой, он не соизволил. Подойдя поближе к русским, Белль с ходу повел в атаку тяжелую конницу, расколотив передовые части Барбашина, которые стали отступать к расположению главных сил.
Висковатов А. В. Русское вооружение с XIV до второй половины XVII столетия. Ратник в зерцале и в шеломе
Как только воевода узнал о том, что его дозоры ведут перестрелку с ливонцами, он поднял армию по тревоге и построил в боевые порядки. В отличие от своего немецкого оппонента, князь знал численность вражеского отряда, что позволяло ему контролировать ситуацию. Единственное, чего он не ожидал, так это того, что вопреки здравому смыслу ландмаршал атакует армию, которая в несколько раз превосходит его войско по численности. Однако фон Белль был в счете не силен, увлечен и разгорячен первым успехом, а поэтому ринулся на основные силы врага, даже не сомневаясь в своем успехе.
Закованным в доспехи всадникам фон Белля сначала удалось потеснить врага, но затем все было кончено. В центре русские остановили немецкую атаку, а затем, используя численное превосходство, обошли врага с флангов и сомкнулись в тылу. Это был разгром. В плен попал сам ландмаршал, 11 командоров и 120 рыцарей, остальные пали на поле боя. Те ливонские войска, которые оставались в главном лагере, едва только узнали об исходе битвы, запаниковали и разбежались. После битвы при Эрмисе орден, как военная организация, перестал существовать.
Это были последние защитники Ливонии.
После этого поражения единственной надеждой «божьих дворян» остался замок Феллин, считавшийся самой неприступной крепостью ордена. Три одетые в камень линии обороны, окруженные глубокими рвами и прикрытые 450 пушками, говорили сами за себя. За крепкими стенами Феллина укрылось множество знатных господ и сановников ордена, бюргеров и крестьян. Руководил обороной бывший магистр фон Фюрстенберг. Вскоре громадная русская армия подошла к замку и расположилась под ним лагерем. Осада продолжалась четыре недели. И вновь решающую роль в победе сыграла русская артиллерия. Ее стрельба была настолько меткой и массированной, что в предградье остались целыми всего пять домов, остальные были либо разрушены, либо сгорели. После этого лихой атакой русские взяли первую линию укреплений, а из немцев уцелели лишь те, кто успел спастись в Верхнем замке. Запасливый Фюрстенберг свез туда огромное количество продовольствия. Запасов пороха, свинца и прочего оружия хватало настолько, что можно было держать оборону не один месяц. Но все сложилось не так, как планировал старик.
Извечная проблема – наемные солдаты и деньги – снова дала о себе знать. Бравые вояки не получали жалованья уже несколько месяцев, а потому в их рядах и возник ропот, который вскоре перерос в открытый мятеж. Напрасно бывший магистр предлагал им в залог множество золотых и серебряных вещей, которых было в избытке в замковых подвалах. Договорился до того, что он их все перечеканит в монету и раздаст им вдвое против положенного. Но было уже поздно. Наемники вступили в переговоры с воеводами и сдали им замок, выговорив себе безопасный уход. Разграбив все сокровища фон Фюрстенберга, они, довольные и богатые, отправились по домам, так и не пролив крови. Но проведав об этом, воевода Мстиславский велел своим людям изъять у солдат удачи все незаконно нажитое добро, восстановив тем самым некую справедливость. В дальнейшем судьба обошлась с ними еще более сурово, поскольку по прибытии в Ригу их всех по приказу Кетлера повесили за измену.
Что же касается старика Фюрстенберга, то его доставили в Москву, а оттуда вместе со слугами отправили на жительство в город Любим. Его бывший магистр получил в пожизненное кормление. Там он и скончался.
Что же касается ландмаршала фон Белля, то его судьба сложилась иначе. Представ перед Иваном IV, он не придумал ничего умнее, как высказать свое мнение относительно положения дел в Ливонии и того, что представляют собой ее соседи, а русские в частности. Причем сделал это, мягко говоря, в довольно жесткой форме, со всей характерной для старого вояки прямотой. Царь-батюшка и от своих-то князей да бояр подобных речей давненько не слушал. Даже удивился немного, что пленный немчин на него голос повышает. Но дослушал, видимо, только из любопытства. А когда фон Белль высказался, то отправился на эшафот. Как говорится, язык мой враг мой.
Осталось досказать немногое. После падения Феллина началась агония ордена. Длилась она недолго. Андрей Курбский разбил отряд нового ландмаршала, а заодно изгнал из Ливонии литовские отряды, идущие на помощь конфедерации. Вновь была опустошена Эстония, а воевода Мстиславский в сентябре чуть было не захватил Ревель. Дело в том, что горожане сделали вылазку, однако были наголову разбиты и укрылись за стенами. Казалось, все – иди и бери город, но воевода вместо этого занялся осадой замка Пайда (Вейсенштейн). Оборону возглавил молодой рыцарь Каспар фон Ольденбоккен. Гарнизон под его командованием отразил все приступы, и в итоге, бездарно проторчав под стенами замка пять недель, издержав все запасы пороха и продовольствия, Мстиславский вынужден был отступить.
Этой же осенью начались волнения крестьян в Эстонии, которые затем переросли в открытые антидворянские выступления. Не получая никакой защиты от власть имущих, они стали жечь и грабить усадьбы и замки.
Тем временем жители Ревеля приняли решение отложиться от ордена и перейти в подданство шведского короля. Выслав из города польский отряд, который им прислал на помощь Кетлер, они осадили ревельский замок, который защищал командор Каспар фон Ольденбоккен, герой обороны Пайды. Однако в этот раз храброму рыцарю не повезло, и после шести недель отчаянной обороны он был вынужден сдаться, поскольку закончились припасы и начался голод. Это случилось 24 июня 1561 года. После этого шведы отняли у немцев замок Вик и город Пернов, а затем осенью 1562 года после длительной осады была захвачена Пайда.
Видя, что все рушится и спасения уже нет, Готард Кетлер пошел по пути своего тевтонского коллеги Альбрехта Гогенцоллерна. В 1561 году он принимает лютеранство, а 5 марта 1562 года приносит присягу Сигизмунду II Августу. По сообщению Франца Ниенштедта, взамен он был пожалован от польской короны ленным герцогом Курляндии и Семигалии, а остальная Ливония передается польской короне. Как и город Рига, который, однако, был освобожден от присяги императору Священной Римской империи. Вот и все. Ливонская конфедерация распалась. Орден приказал долго жить.
Что же касается Русского государства, то для него война с Ливонией переросла в войну с Литвой и Польшей, а затем еще и Швецией. Она будет продолжаться вплоть до 1583 года. Все это время царь Иван будет раздавать захваченные земли дворянам и служилым людям, стараясь закрепиться в Ливонии навсегда. Недаром Франц Ниенштедт отметит, что государь «наградил многих своих бояр поместьями и людьми в Ливонии, которые прибыли туда тощими, но скоро весьма растолстели». Но из царской затеи ничего не выйдет, потому что Русское государство потерпит в этой войне поражение и потеряет все свои завоевания.
Кто в нем виноват? Ответ лежит на поверхности – Иван IV и более никто. Можно, конечно, валить все на коварство «европейских партнеров» или на козни и измены бояр. На того же Алексея Адашева, который сбил царя с толку, убедив заключить невыгодное перемирие. На бездарность воевод и нежелание народа воевать. На крымского хана, который так и норовит ударить в спину. Только вот беда, именно государь всея Руси стоял во главе страны, и именно он нес персональную ответственность за все, что случилось с державой.
Адашев настаивает на перемирии – прояви твердость и сделай так, как считаешь нужным. Не доверяешь воеводам – сам поведи рать в поход. Враги идут на Русь единым фронтом – стань дипломатом и внеси в их ряды раскол. Не хочешь войны с Крымом – так договорись с Девлет-Гиреем, у ляхов же это получалось! Иван IV был очень умным и проницательным человеком, но иногда, в буквальном смысле, с ним случалось горе от ума. И тогда государя заносило. Так было, когда шведский король Юхан III, не желая войны с Москвой, направил к Ивану посольство, которое должно было подписать мирный договор любой ценой, даже соглашаясь на уступку Ревеля. Однако представительную делегацию просто не пустили в страну! А когда царь спохватился, то было уже поздно, поскольку шведы заключили мир с Данией. Уникальный шанс овладеть Ревелем мирным путем и наладить нормальные отношения с северным соседом был упущен.
Другой шанс завершить войну с престижем для себя и пользой для государства выпал государю в 1566 году, когда в Москву прибыло литовское посольство и предложило заключить мир на условиях status quo. К этому моменту русскими войсками был занят стратегически важный город Полоцк, а практически по всей Прибалтике стояли царские гарнизоны. По условиям предлагаемого договора Сигизмунд II Август оставлял за собой лишь Ригу. Но царя-батюшку понесло. Вынь да положь ему эту Ригу! А ведь замириться стоило хотя бы потому, что после этого можно было заняться обустройством завоеванных земель, дать стране и народу передышку. Ну а захотелось бы повоевать, так воюй со Швецией себе на здоровье, у нее один на один против Русского государства шансов никаких. Война в 1554–1557 годах это наглядно показала.