— Извините, товарищ майор, опять маху дал. — Егор уже повеселел, поняв, что на первый раз прощен.
— Ты парень холостой, всякое бывает, но там поаккуратней. Нам, служителям, так сказать, правопорядка, лучше из своих брать. Чтоб не было, так сказать, инсинуаций. Я в этой сфере и сам, так сказать, потерпевший. Ты вон к паспортисткам присмотрись, или в канцелярии у нас девки с понятиями. А то женятся на шалавах и начинают потом, так сказать, с топором бегать…
Хороший он мужик, майор Луценко. И смотрит уже на Егора так по-отечески, и лучики, как от солнышка, вокруг серо-голубых строгих и внимательных глаз.
Максим и Мадонна
Адвокат Лев Вячеславович страдал. Лев страдал душевно и физически: душевно начал страдать, когда понял, что ему пора уходить из следственных органов, нехорошим это стало занятием, далеко не всегда честным и безукоризненным, а его знания и опыт — все ж дослужился до особо важных дел — всегда пригодятся в адвокатуре. А физически стал страдать после двух инфарктов, очень уж близко к сердцу принимал несправедливость и страдания невинно осужденных, для которых он ничего не мог сделать, как ни старался. Так Лев Вячеславович пришел к Богу, воцерковился, все хотел душу очистить, помогая несчастным, часто бесплатно, а груз на сердце и на душе все не уменьшался.
Однажды пришло к нему дело через НКО — чистая благотворительность. Обвиняемый — бывший профессиональный боксер Максим Губахин, ранее судимый за причинение вреда здоровью средней тяжести: драка, стало быть, из которой Максим вышел победителем, а к побежденному приехала скорая. Сейчас обвиняется в убийстве. Убитого Максим знал, когда-то вместе тренировались, находились друг с другом в неприязненных отношениях. Лев Вячеславович за такое дело и не взялся бы, здесь бы и государственным защитником обошлись бы, кабы не один малозаметный фактик, наличие которого мало кого в нашей системе спасало. У Максима Губахина было алиби: сам он утверждал, что был за пару сотен километров от места убийства, он в отпуск в девушкой ездил, которая может подтвердить и даже подтверждает, но девушка, конечно, не считается. У нас и не с таким алиби сажают, особенно после рецидива, и уж кто-кто, а Лев Вячеславович понимал это лучше многих.
В общем, надо было посмотреть на алиби, с девушкой поговорить, а там уж и понять, браться ли. Почувствует Лев Вячеславович, что есть алиби — возьмется, а на нет и суда нет. То есть наоборот.
Созвонился с девушкой, договорились о встрече. И вот в назначенный час она приехала в адвокатскую контору.
Когда она вошла, Лев Вячеславович оторопел. Нет, вы не подумайте — Лев Вячеславович вовсе не был охотником и ценителем женской красоты, он был глубоко, верно и преданно женат, да и вошедшая девушка не была красавицей в привычном смысле слова. Она была Девой Марией. Такой чистый собирательный образ Мадонны, Богородицы, Пресвятой Девы, Праматери Человеческой. К тому же, вспомнил Лев Вячеславович, он обращался к ней по телефону — Мария.
— Здравствуйте, Мария.
— Здравствуйте, Лев Вячеславович.
Тут Лев Вячеславович разглядел, что Мария беременна. И как-то окончательно разволновался, хотя помнил, что волноваться ему нельзя. Мария была тиха, приветлива, на вопросы отвечала прямо и немногословно. И картина вырисовывалась простая и понятная: некий гражданин был забит до смерти в Подольске, подозреваемый Максим, ранее судимый, ныне содержащийся в СИЗО, имел с убитым давний конфликт, однако в день убийства находился с девушкой Марией в Минске, откуда к тому же много звонил (то есть надо запрашивать биллинг), где ходил с паспортом в обменный пункт (надо запрашивать банк) и покупал с паспортом билет на поезд. В Минске проживал у родни, чьи показания могут пригодиться, но их вряд ли посчитают объективными, зато у этой самой родни была большая пьянка с вызовом соседями милиции и проверкой паспортов у всех, включая Максима. Работы много, но оно того стоит: алиби получалось таким железобетонным, что дело могло и до суда не дойти.
Однако ж надо и с подозреваемым познакомиться. И Лев Вячеславович отправился в Можайск, в СИЗО.
— Здорово, дядя, — входя в следственный кабинет, весело сказал Льву Вячеславовичу некрасивый здоровенный детина с несоразмерно длинными руками.
— Что-то не припомню племянничка, — сухо отрезал Лев Вячеславович. Начало ему очень не понравилось. Но Максим Губахин на ходу переобулся, почуяв внутреннюю силу бывшего следака-важняка, и дальше вел себя более или менее прилично. Что Льву Вячеславовичу безусловно понравилось, так это то, как Максим спрашивал о Марии. Лев Вячеславович отметил, что ни Максим, ни сам Лев Вячеславович не называли Марию Машей. Не Маша она была, совсем не Маша. Мария. И Максим, хоть и показался Льву Вячеславовичу гопником натуральным обыкновенным, в собственном соку, все-таки смягчил немного Льва Вячеславовича. Если Мария любит Максима, значит, есть в нем что-то хорошее. Надо отбросить все сомнения и раздражения и вытаскивать парня, который попал в крупную переделку. Может, он и гопник, может, он и ошибался в жизни не раз, но убивать точно не убивал, в этом сомнений нет.
Лев Вячеславович впрягся в работу серьезно — впрочем, он всегда отличался въедливостью, скрупулезностью и почтением перед буквой закона, доводившими следователей, прокуроров и судей до нервных срывов. Он делал запросы, ездил в Минск, мотался к следователям, разговаривал с прокурорскими, доказывая, что дело Максима в суд отдавать нельзя, опозорятся — вот же у парня алиби. Следователь, молодой, упрямый и сильно неопытный, к общению с сильными и честными адвокатами не привык и никак не мог взять в толк, чего ж Лев Вячеславович так за Максима хлопочет, какая ему разница, посадят его или нет. Посадят, как не посадить, никогда такого не было, чтобы после ареста и СИЗО отпускали просто так — да еще такого, без ресурса, без денег, без связей. Что ему, адвокату? Родственничек он ему? Вроде нет. Денег он точно ему не платит. Чего пристал?
Да, редкой птицей был адвокат Лев Вячеславович.
Тем временем обвинение Максима поступило от следствия в прокуратуру, прокуратура обвинение утвердила, и оно в итоге ушло в суд. Назначили предварительное заседание, и Лев Вячеславович позвонил Марии. Дескать, вот, Мария, приходите.
Ну да, мужчина есть мужчина. Лев Вячеславович не посчитал. Мария пришла в суд с младенцем. Не с кем оставить. Сикстинская Мадонна. Мадонна с цветком. Мария с младенцем, и так далее. Мальчик.
Обычно нельзя. Но Марию с младенцем до начала суда допустили к клетке, где сидел Максим. Грубый неандертальский мужчина с несоразмерно длинными руками обнимает через клетку Марию и младенца, Мария чуть прижимается к прутьям, чтобы отцу было удобней обнять сына. Все рыдают. Приставы отворачиваются и не видят вопиющего нарушения порядка. У кого-то чешутся глаза.
Кто-то деликатно закашлял, Мария с младенцем вышли из зала, вошел судья, ну и понеслось. Лев Вячеславович был в ударе, он был очень сильно вдохновлен. Судья по какой-то причине тоже заинтересовался делом, но на доследование не отправил. В другой раз Лев Вячеславович увидел бы здесь дурной знак, но не сейчас. На суд тоже сошло откровение, и Максима Губахина торжественно оправдали — в связи с отсутствием состава преступления, и вообще, алиби у человека. У дверей суда встречает Мадонна с младенцем, все обнимаются и поют осанну. Ну, почти поют и почти осанну.
Да вот, казалось бы, и все. И стали они жить-поживать да добра наживать. Ну да, конечно.
Максим так и не появился у Льва Вячеславовича, даже не позвонил с формальным “Спасибо, дорогой адвокат, что спасли меня”. Лев Вячеславович, собственно, и не ждал от Максима просветлений, но все же ему хотелось бы, чтобы муж Мадонны и отец младенца переменился после темницы. Хотя по правде, конечно, его не отпускала тема Марии: очевидно же, кто она на самом деле, но что она здесь делает, для чего и для кого послана? Что должен усвоить он, адвокат Лев Вячеславович, который так ищет Бога, так желает очистить от скверны душу, замусоренную былыми грехами, — не зря же ему послана Мария? Может, не настал еще конец его испытанию?
И Лев Вячеславович позвонил Марии.
Лев Вячеславович сказал почти все, что думал. Не позволяя себе, конечно, ничего личного. Что, мол, Максим больше года провел в тюрьме. И даже суд признал его невиновным. Что никаких доказательств по делу не было с самого начала. И что надо подавать в суд на реабилитацию и компенсацию. И что он, Лев Вячеславович, готов продолжать. В конце концов, в молодой семье деньги не лишние.
Мария выслушала отчего-то волнующегося Льва Вячеславовича спокойно и внимательно. Поблагодарила за участие в их судьбе теплыми простыми словами. Сказала, что попытается объяснить все это Максиму и он, Максим, перезвонит.
— А что, Максима нет дома? — удивился Лев Вячеславович, время-то он выбрал для звонка вечернее, чтобы наверняка была в сборе все семья, как полагается.
— Нет, его нет, — Мария явно не хотела вдаваться в подробности.
На следующий день сильно заинтересованный Максим перезвонил, и Лев Вячеславович снова взялся за дело. Собрал справки, написал запросы, составил исковое заявление, и в суд. Сам отслеживал движение дела по канцеляриям, поскольку на Максима и его оргспособности больших надежд не было. Лев Вячеславович, конечно, мог дать поручение Марии ходить на почту и проверять, не пришла ли повестка из суда, но обременять ее лишний раз не хотелось, ей и так досталось в последний год. И вот день судебного разбирательства по реабилитации Максима Губахина был назначен.
Максим явился в сопровождении какого-то хмыря вполне бандитской наружности.
— Другалёк мой, Костян, вместе на предвариловке парились, ща бизнес затеваем, — пояснил Максим.
Льву Вячеславовичу не хотелось связываться с идиотом из-за ерунды, в конце концов, он все это проделывал не для него. И даже не для Мадонны с младенцем, просто так надо было, Лев Вячеславович это твердо знал.