Чисто, профессионально, без лишних сентиментов.
Пора валить отсюда. Мавр сделал свое дело…
Конец интерлюдии.
968 г., весна.
с. Березовка.
— Добрыня! — зычно крикнул я, увидев, что неподалеку, на лугу, дружина отрабатывает приемы и не видит из-за пригорка надвигающуюся волну воинов. — Сюда, быстро!
Добрыня же, с видом оскорбленного достоинства, подошел неспешно, будто делая мне одолжение.
— Что случилось, староста? — спросил Степан, с тревогой оглядываясь по сторонам.
— Войско идет, — коротко бросил я. — Много. Нужно казну перевезти в село. Быстро.
Я внимательно смотрел на Добрыню. Вот сейчас и узнаем, на чьей ты стороне.
Но я был удивлен. Добрыня нахмурился, сжался в пружину, будто готовый напасть на любого, кто сейчас выкажет агрессию. Он углядел вдалеке армию, кивнул мне и бросился к дружинникам, что-то крикнув им. Те, в мгновение ока, оказались рядом с нами.
Даже так? Ни тени сомнения? Даже не удивился про «казну»? Но я тоже хорош. Ведь ожидал враждебных действий, но про золото и серебро в гривнах забыл. Вернее не так — не забыл, а инстинктивно прятал ближе к себе. Странно это, наверное было — живу вне села, казна ее тоже — вне ее. Но так уж сложилось. Зато все думали, что казна у старейшин.
— Добрыня, бери пару мешков, — скомандовал я, — и за мной.
Добрыня, хоть и без особого энтузиазма, но подчинился. Взвалил на плечи два тяжеленных мешка с золотыми кругляшами и пошел следом. Серебряные гривны подхватили остальные дружинники и мы спустились с пригорка.
Казну успели отнести в дом старейшин. Добрыню оставил на охране. Надеюсь не зря. Я очень рисковал. Подсознательно ждал от сына Радомысла подлянки. Вот и проверял его золотом. А как еще узнать?
Я с сожалением думал о мельнице. Столько сил и времени потратили на обустройство, а теперь придется бросать все на произвол судьбы. Почему я раньше не подумал об этом? Ведь ясно же было, что в случае осады мельница окажется первой мишенью для врагов. А я понадеялся, что успеем все барахло с мельницы перевезти в село, когда придет время. Вот и дождался, называется.
Когда я вышел из дома старешин, как раз появился Степа.
— Степан, бери пару человек, — распорядился я, — и охраняйте золото. И предупредите всех — пусть готовятся к обороне. Я скоро буду.
Степан кивнул и помчался в к Добрыне.
Когда я, добрался до ворот, то увидел, что все уже готовы к обороне. Мужики, вооружившись кто чем — топорами, вилами, косами — стояли на стенах. Ополчение. Это обговаривалось со старейшинами. Один раз в неделю ополченцы тренировались с дружинниками. Кстати, Добрыня и Степа руководили каждый по тридцать дружинников — набрали из бывших «рабов». Микола тоже хотел, но я убедил его взять шефство над артелью рабочих.
Женщины и дети укрылись в домах. Дружина Степки охраняла ворота.
Взобравшись на стену — а это уже было не просто двойной частокол, а самая настоящая крепостная стена, с башнями и бойницами — я огляделся. Вдалеке, на дороге, все еще клубилась пыль. Но теперь уже можно было различить не только силуэты всадников, но и пеших воинов, и даже телеги с каким-то скарбом.
— Много их, — присвистнул стоявший рядом со мной Микола, который стал мне верным помощником.
— Много, — согласился я. — Но и нас немало. Выстоим.
Я старался говорить уверенно, но на душе скребли кошки. Одно дело — отбиваться от разбойников, и совсем другое — противостоять настоящему войску. Степа с Добрыней скооперировались и оставили у казны несколько дружинников. Они стояли возле меня. Старейшины тоже забрались на стену. Стояли обособленно, переговаривались.
Прошел, наверное, час, прежде чем передовые отряды врага приблизились к селу. Я стоял на стене, вглядываясь в приближающуюся армаду, и пытался разглядеть, кто же ведет их на нас.
И вот, наконец, увидел. Впереди войска, на вороном коне, ехал Душан. Рядом с ним, на серой кобыле, гарцевал Ярополк. А позади них, на небольшой гнедой лошадке, трясся какой-то старик, закутанный в выцветший плащ.
— Староста, смотри! — окликнул меня Степан, указывая рукой вперед. — Это же Прохор, староста Совиного! Вот уж не ожидал его тут увидеть.
— Выходит, все-таки сговорились, — процедил я сквозь зубы. — Все вместе собрались.
Теперь все встало на свои места. Душан, жаждущий вернуть себе власть над Березовкой. Ярополк, мечтающий о наших торговых путях и золоте. И Прохор, этот старый лис, которому, видимо, тоже пообещали кусок пирога. Вот и объединились, чтобы растерзать нас.
— Ну что ж, — сказал я, обращаясь к стоявшим рядом дружинникам. — Похоже, нас ждет серьезная битва. Ров большой, стены крепкие. Мы выстоим против врага.
Дружный гул дружинников, поддерживающих своего старосту, взбодрил некоторых слабых духом. Это хорошо.
Я оглядел своих людей. Лица у всех были серьезные. Ни страха, ни сомнения. Только готовность сражаться за свой дом.
— Смотри, староста, — толкнул меня в бок Микола, — они останавливаются.
И точно. Войско, не доходя до села, начало останавливаться. Всадники спешивались, пешие воины строились в ряды, обозники разбивали лагерь. Видно было, что они не собираются штурмовать нас с ходу. Решили взять измором.
Но всадники? Это как? Конный воин — это очень дорого. Неужели враги смогли собрать столько денег? Или они на мое золото пасть раззявили?
— Осада, значит, — протянул я. — Ну что ж, к этому мы тоже готовы.
Я еще раз оглядел Березовку. Да, мы хорошо подготовились. Ров, стены, башни — все это должно было стать серьезным препятствием для врагов. Запасы продовольствия у нас тоже были, на первое время хватит.
Но главное — это дух наших людей.
— Ну что, братцы, — сказал я, обращаясь к дружине. — Будем ждать. И пусть только попробуют сунуться — мы им покажем, где раки зимуют.
И снова гул. Хорошо, пусть сбросят напряжение.
Войско, остановившись на некотором отдалении от Березовки и замерло. Я стоял на стене, вглядываясь в стан врага, и ждал. Чего именно — и сам толком не знал. Но нутром чуял, что одними угрозами дело не ограничится.
И точно. Не прошло и получаса, как от вражеского лагеря отделилась небольшая группа всадников и направилась в сторону села. Переговоры? Похоже на то.
Открыть ворота? Ага, счаз!
Трое парламентеров, подскакав к воротам, остановились. Двое — крепкие, бородатые мужики, явно дружинники Душана, а вот третий… Пожилой, щуплый, с хитрым прищуром и редкой бородёнкой.
— Чего надо? — спросил я, с легкой ленцой.
— Старосту нам! — зычно ответил один из дружинников. — Велено с ним говорить от боярина Душана, от старосты Прохора из Совиного и от купца Ярополка.
— Я староста, — говорю я. — Извините, други, гостей не ждали. Иначе ворота открыли бы, да хлебом с солью угостили.
Немудренная шутка понравилась моим дружинникам. Хохот, больше сбрасывающий напряжение, чем отображающий реакцию на юмор, раскатился по крепостной стене.
— Значит, так, — начал дружинник, — коли ты староста, слушай. Велено тебе передать, чтоб выдал ты сдался. Сказывают, ты обманом власть в селе захватил, да еще и добро селян, золото, что в реке нашли, себе присвоил. Сдайся сам вместе со всем золотом, и никто из селян не пострадает. А ежели не послушаетесь — пеняйте на себя. Быть войне.
Я сжал кулаки, чтобы сдержать пару «ласковых» слов. Мало того, что эти гады пришли на мою землю с войной, так еще и пытаются обмануть, стравить селян друг с другом. Думают, что они поверят, будто я украл у них золото. Или поверят?
— Что ж, ответ мой таков, — громко сказал я. — Я не собираюсь никому сдаваться. Если кто-то готов со мной бороться один на один — я всегда готов. Да вот только Душан ни разу не осмелился. Знает, что я сильнее. Это первое. А второе… золото наше — и не вам о нем заботиться. Березовка сама разберется, что с ним делать.
— Смотри, староста, — подал голос щуплый с редкой бороденкой, — ослушаешься — худо будет. Боярин шутить не любит. Да и Ярополк с Прохором тоже.
— А ты кто таков, убогий? — нахмурился я.
— Не твое дело, староста, — огрызнулся старик. — А ты лучше о себе подумай. Не жилец ты, коли не послушаешь доброго совета.
— Не тебе меня жизни учить, — отрезал я. — Убирайтесь прочь, пока целы. И передайте своему боярину, что Березовка не сдастся.
— Ну, как знаешь, — хмыкнул дружинник и, развернув коня, поскакал прочь. Двое его дружков — за ним.
Я смотрел им вслед. Злость так и клокотала у меня в груди.
— Сволочи, — прошипел я сквозь зубы.
— Что будем делать, староста? — спросил Степа.
— Готовиться к обороне, — ответил я. — Мирно решить этот вопрос не получится.
Я созвал на площадь всех жителей Березовки. Нужно было объяснить им ситуацию, рассказать о требованиях врагов и о том, что нас ждет.
— Братья и сестры! — обратился я к людям, стоя на крепостной стене. — Как вы знаете, к Березовке подошло войско. Боярин Душан, вместе с Ярополком, купцом из Совиного, и Прохором, старостой Совиного, требуют, чтобы вы выдали им меня и отдали все золото, которое, якобы, я у вас украл.
В толпе послышался ропот.
— Это ложь! — громко сказал я. — Вы знаете, что казна Березовки — все это принадлежит Березовке. И никому другому. Оглянитесь и посмотрите вокруг, — люди начали озираться не понимая к чему я клоню, — вспомните, было ли это все у вас до того, как я стал старостой? Эти стены, ров, башни, просторные избы и целый торг, на котором мы проводим ярмарки. И посмотрите на меня, — я развел в руки в стороны, — я до сих пор хожу в том, в чем пришел в Березовку. А живу я у Степы на мельнице, не имея своего угла в селе. Разве так ведет себя тот, кто забирает у вас золото?
— Так оно и есть! — крикнул кто-то из толпы. — Не слушайте врагов, люди!
— Правильно, — поддержал я. — Не слушайте. Они хотят нас обмануть, стравить друг с другом. Хотят, чтобы мы сами открыли им ворота и отдали все, что имеем.
— Не бывать этому! — раздался голос Миколы. — Мы за тебя, староста! Не отдадим Березовку!