Я мысленно уже видел, как моя объединенная армия — дружина, ополчение, печенежская конница — сметает киевские войска, как Игорь в страхе бежит из своей столицы, как я вступаю в Киев победителем…
Мечты, мечты… Но почему бы и нет? Все возможно. Особенно теперь, когда у меня есть такой козырь, как печенеги.
Конечно, кочевники — союзники ненадежные. Вероломные, коварные, жадные до золота и власти. Но я знал, как с ними обращаться. Веслава знала. Мы предложили им то, чего они хотели: добычу, земли, привилегии.
Я уверен, что Веслава справилась на отлично. Она умная, хитрая, изворотливая. Она умеет убеждать и добиваться своего.
Я поднялся по стене возле восточных ворот. Пыль, поднятая копытами тысяч лошадей, уже была видна невооруженным глазом. Зрелище было завораживающее и немного пугающее.
Все-таки кочевники — это стихия. Неуправляемая, дикая, опасная.
Солнце уже почти коснулось горизонта. Пыль, поднятая копытами приближающегося войска, стала еще гуще, заслоняя собой последние лучи уходящего дня.
Нужно было встречать союзников. И встречать достойно.
Внизу городских ворот меня уже ждали Добрыня и Ратибор.
— Ну что, Добрыня, — обратился я к воеводе, спустившись вниз, — готовы встречать гостей?
— Готовы, княже, — отрапортовал Добрыня. — Стража на стенах, дружина в полной готовности.
— Хорошо, — кивнул я. — А ты, Ратибор? Что скажешь?
Ратибор медленно посмотрел на меня. Взгляд его был странным. Немного отсутствующим, Будто он видел не меня, а что-то иное. Опять со своими духами общается.
— Я… — начал он, но запнулся. — Я чувствую силу.
— Еще бы, — усмехнулся я. — Такая орда идет! Тут и без твоих «духов» понятно, что силы у них немало.
Ратибор покачал головой.
— Нет, княже. Не то. Другая сила.
— Какая еще другая?
— Не знаю, — честно признался Ратибор.
Я нахмурился.
— Ладно, — сказал я. — Потом разберемся с твоими «чужими силами». Сейчас главное — встретить союзников-печенегов.
Я махнул рукой, и створки городских ворот медленно, со скрипом, начали открываться.
Мы вышли за ворота. Я, Добрыня и Ратибор. За нами — несколько десятков дружинников, на всякий случай. Хотя, какая от них польза против целой орды? Так, для вида.
Мы остановились в нескольких десятках метров от ворот, ожидая приближения кочевников. Вообще это считалось величайшим уважением. Встретить союзника у ворот города — это знак максимальной лояльности. Не припомню в истории таких случаев.
Пыль уже почти осела, и можно было разглядеть первые ряды всадников.
— Ну, Добрыня, — сказал я, обращаясь к воеводе, — как думаешь, сколько их?
Добрыня, прищурившись, вглядывался вдаль.
— Тысячи две, не меньше, — сказал он. — А то и три.
Три тысячи! Три тысячи всадников! Это же целая армия!
Я не мог сдержать радостной улыбки. С такой силой можно горя свернуть!
Это победа. Это наша победа.
— С такой подмогой нам никто не страшен, — Заметил Добрыня.
— А ты, Ратибор? — спросил я, обращаясь к нему. — Что скажешь? Твои «духи» молчат?
Ратибор молчал. Он по-прежнему смотрел на приближающихся кочевников.
— Ратибор?
— Духи… — пробормотал он. — Духи говорят…
— Что говорят?
— Духи говорят… берегись, — закончил он.
Я усмехнулся.
— Это — да! Нашим врагам надо беречься.
Ратибор покачал головой.
Я снова посмотрел на приближающихся кочевников.
— Добрыня, — прошептал я, — ты видишь Веславу?
Добрыня, прищурившись, вглядывался в лица всадников.
— Нет, княже, — ответил он. — Не вижу. И Алеши тоже нет.
— Что-то не так, — сказал я.
Ратибор, стоявший рядом, вдруг дернулся, словно его ударили.
— Княже! — воскликнул он. — Бежим! Бежим скорее!
— Куда? — удивился я. — Зачем?
— Духи! — крикнул Ратибор. — Духи говорят, что это враги!
— Враги? Почему?
Я не понимал, что происходит. Ратибор схватил меня за плечо и с силой потащил к воротам. Добрыня сначала удивленно посмотрел на товарища, потом на кочевников и подбежал к нам, помогая Ратибору.
Они схватили меня за руки и потащил к воротам.
Земля дрожала под копытами тысяч лошадей. Крик Ратибора «Бежим!» врезался в сознание, перекрывая шум приближающейся орды. Я, как в замедленной съемке, видел, лица кочевников искажаются в хищном оскале, как натягиваются тетивы луков, как сверкают на солнце кривые сабли.
— Враги! — хриплый крик Добрыни вырвал меня из оцепенения. — Княже, назад!
Инстинкт самосохранения, заглушенный былой эйфорией, вспыхнул с неистовой силой. Мы бросились к спасительным воротам Переяславца.
Свист стрел. Первый, второй, третий… Одна из них впилась в землю у самых моих ног. Я пригнулся, инстинктивно прикрывая голову рукой, хотя прекрасно понимал, что от стрелы это не спасет.
— Быстрее, княже! — Добрыня, бежавший рядом, подтолкнул меня в спину.
Ратибор, не переставая бормотать что-то про духов и проклятья, мчался рядом.
Мы влетели в ворота, едва не сбив с ног стражников, которые уже готовились закрыть тяжелые створы.
— Закрывайте! — закричал Добрыня. — Быстрее!
Ворота со скрежетом начали смыкаться, отрезая нас от преследователей. В последний момент я успел увидеть, как кочевники, понимая что не успевают, остановились и пустили залп стрел. ЗА воротами послышался дробный стук наконечников о дерево.
Ворота закрылись. Я, тяжело дыша, привалился спиной к стене. Сердце бешено колотилось, в ушах шумело, перед глазами все плыло.
— Что это было? — прохрипел я, с трудом переводя дыхание.
— Предательство, княже, — мрачно ответил Добрыня. — Нас предали.
Но как? Я не мог поверить в происходящее. А Веслава и Алеша?
Тем временем за стенами Переяславля раздавался шум. Крики, ржание лошадей, лязг оружия. Кочевники, не сумев заскочить в город на наших плечах, осадили его.
— Княже, — Добрыня тронул меня за плечо.
Я поднял голову.
— Добрыня. Собери дружину, ополчение. Подготовь город к обороне.
— Слушаюсь, княже, — ответил Добрыня и поспешил выполнять приказ.
Я остался один с Ратибором. Нужно было обдумать ситуацию.
— Княже! — раздался крик со стены. — Идут!
Кто? Парламентеры? От кочевников?
Я поднялся на стену.
У ворот, на небольшом расстоянии, стояли несколько всадников. В руках у одного из них был белый флаг.
Их было трое. Все — печенеги. И них в руках были мешки. Большие и тяжелые.
Парламентеры стояли на расстоянии полета стрелы. Один из них вышел вперед.
— Мы пришли от хана Кури, — прокричал он. Говорил он на удивление чисто, хоть и с сильным акцентом. — Он передает тебе подарок.
С этими словами он махнул рукой и они развязали мешоки. Их содержимое вывалили на землю.
Из мешка выкатились головы. Отрубленные человеческие головы.
Я замер. Я не мог поверить своим глазам. Это были головы моих дружинников. Тех, кого я отправил с Веславой и Алешей. Лучшие дружинники города.
Я прикрыл глаза. В глубине души я боялся увидеть среди этих голов головы Веславы и Алеши.
Глава 14
Кровь стыла в жилах. Перед глазами, будто наяву, вновь и вновь возникали эти жуткие трофеи — отрубленные головы моих дружинников, лучших воинов. Тех, кого я отправил на, казалось бы, верное дело, сулившее нам победу и процветание. И вот…
Я заставил себя еще раз, медленно, внимательно осмотреть каждую голову. Мертвое, обезображенное лицо… Оскаленные в предсмертной гримасе зубы… Застывший в глазах ужас… Нет. Ни Веславы, ни Алеши. Слава богам, хоть это. Значит, живы. Значит, есть надежда. Но где они? В плену? У Кури, этого вероломного пса? Или у кого-то другого из печенежских ханов?
Я сжал кулаки так, что побелели костяшки. Ярость, бессильная, жгучая, разрывала меня изнутри. Хотелось крушить, убивать, мстить. Но я — князь. Я не имею права на эмоции. Я должен думать. Холодно, расчетливо, взвешенно. Как шахматист, просчитывающий ходы на много шагов вперед. Вот только шахматная доска моя — это не поле с черно-белыми клетками, а карта Руси, испещренная реками, лесами и врагами.
Переяславец. Мой город. Моя крепость. Моя ловушка? Пока — нет. Стены крепки, дружина готова к бою, ополчение, хоть и уступает в выучке профессиональным воинам, но духом не падает. Запасов продовольствия хватит надолго. Мы выдержим осаду. Но что дальше?
Осада — это медленная смерть. Это удушение экономики. Торговля замерла, ремесла в упадке, крестьяне не могут обрабатывать поля. Золото Березовки. Оно по-прежнему потечет в мои закрома по реке, но какой в нем толк, если я не могу его использовать? Если я не могу закупить железо, оружие, продовольствие?
А что, если печенеги, поняв, что Переяславец им не взять с наскока, снимутся с места и пойдут грабить окрестные села? Березовку? Совиное? Они ведь как саранча — опустошают все на своем пути. И остановить их будет некому. Дружина заперта в городе, ополчение разрозненно и слабо.
Нет, так дело не пойдет.
Я прошелся по крепостной стене, вглядываясь в раскинувшийся перед городом печенежский стан. Костры, шатры, ржание лошадей, крики. Целый город вырос за пару часов. Город врагов.
Переяславец — город, стоящий на реке. Широкая, полноводная река, делящая город на две части — восточную и западную. И соединяет эти части огромный мост, который, я уверен, был построен не без помощи системы «Вежа». Еще во времена Святослава. Мост этот — настоящее чудо. Широкий, каменный, способный выдержать не только пешую, но и конную рать. Местная достопримечательность. И, как мне сейчас кажется, ключ к решению проблемы.
Печенеги расположились на восточном берегу. С запада, насколько мне известно, все чисто. Я послал несколько разъездов, чтобы проверить. Они вернулись, доложив, что врага не обнаружили. Это хорошо. Это дает нам пространство для маневра? Возможно.
Но что делать с печенегами? Как их одолеть? В открытом бою? Нереально. Их слишком много. Даже если моя дружина и ополчение объединятся, нас сомнут. Осада? Я уже говорил, что это — медленная смерть.