Никого.
Сфендослав ускользнул.
— Назад, — выдохнул я, — погоня окончена.
Ратибор кивнул, на его лице читалось разочарование. Мы развернулись и побрели обратно к терему.
Когда мы выбрались из лаза и дошли до дома Болеслава, Драган еще был жив, но дышал тяжко. Я присел рядом, глядя в его мутные глаза.
— Ты сделал, что мог, — сказал я тихо. — Отдыхай.
Он слабо улыбнулся. Я бросил на него последний взгляд, полный смешанных чувств: этот человек был на стороне врага, но сегодня указал путь к Сфендославу.
— Ратибор, отведи его к лекарю, — сказал я, вытирая пот с лица. — И возвращайся. Нам пора.
Он кивнул, подзывая одного из лазутчиков, чтобы тот помог перенести Драгана. Я же направился к выходу из терема. Киев встретил меня гомоном голосов. Улицы затихали — пожар догорал, оставляя после себя черные остовы домов и запах гари. Люди, выжившие в этом аду, бродили среди развалин, некоторые рыдали, другие молча смотрели в пустоту. Я шел через площадь. Моя армия неспешно входила в город — только дружинники Добрыни. Час назад я отправил Веславу к нему, чтобы он с войском осторожно занимал ключевые позиции в городе.
Впереди, у обугленного амбара, стоял Болеслав. Этот хитроглазый купец с густой бородой стоял в окружении нескольких мужчин в богатых кафтанах. Увидев меня, он шагнул вперед, раскинув руки, будто встречал старого друга.
— Антон, князь Березовки, Переяславца и теперь, похоже, Киева! — громко воскликнул он, явно рисуясь на толпу. — Сфендослав бежал, а ты победил. Мы, купцы киевские, видим в тебе силу. Прими нашу верность!
Я остановился, глядя на него. Болеслав был скользким. Если купцы за меня, город не пропадет.
— Хорошо, — сказал я громко, несмотря на усталость. — Но верность доказывается делом. Помогите восстановить Киев и я не забуду этого.
Он кивнул, а за ним поклонились и остальные — кто искренне, кто с явной неохотой. Один из них, худощавый старик с острым взглядом, шепнул что-то соседу. Нужно будет следить за такими. Но пока я повернулся к толпе, подняв руку.
— Слушайте! — крикнул я. — Сфендослав, которого выбрало вече, ушел, но я здесь. По праву сильного. Не я начал эту войну. Это к моим стенам пришли войска недругов, которых я гнал из своего дома. Киев будет жить, и мы его поднимем из пепла. Кто со мной?
Толпа зашумела. Кто-то крикнул: «С тобой, князь!», кто-то просто смотрел, но я видел, что люди начинают верить. И тут, среди лиц, мелькнула знакомая фигура — Искра. Она стояла в тени, закутанная в плащ. Как она оказалась здесь? Я напрягся, ожидая удара, но она лишь скользнула в сторону и исчезла.
Что ей нужно? Месть? Или что-то другое? Я стиснул кулак, но решил не гнаться за ней. Пока.
Ко мне подошел Ярополк, его светлая борода была в саже. Он выглядел измотанным. С чего бы это? Я хлопнул его по плечу.
— Ярополк! Пусть ты перестал быть из рода Рюрикова, — сказал я громко, чтобы услышали все, — но в тебе течет его кровь, как и кровь великого Святослава. Ты теперь наместник Киева, Держи город, пока я разберусь с остальным.
— Наместник… — прошептал он, словно пробуя слово на вкус. — Народ меня не жалует, Антон. — тихо заметил Ярополк, — слишком много слухов. Огнеяр, печенеги… Они думают, я продал Святослава.
— Докажи, что это не так, — также тихо, но резко ответил я. — Тушите пожары, раздавайте помощь. Действуй, а не говори.
Он кивнул, хотя я видел, как тяжело ему это дается. Киевляне и правда косились на него — кто с недоверием, кто с открытой злобой. Ярополк пошел к группе дружинников, отдавая приказы. Одна женщина плюнула в его сторону, а мужик рядом что-то пробормотал, явно нелестное. Я вздохнул. Ему придется нелегко, но это его битва. Пусть набирает опыт.
Я стоял на площади Киева, наблюдая, как последние языки пламени гаснут под струями воды, которую таскали дружинники и горожане. Вечер опускался на город, окрашивая небо багрянцем, и дым медленно рассеивался, открывая вид на черные остовы домов. Запах хлеба, который мы начали раздавать из найденного склада, смешивался с гарью, и это странным образом успокаивало. Люди, смотревшие на меня с опаской, теперь тянули руки за краюхами, а некоторые даже улыбались, шепча слова благодарности.
Добрыня подошел ко мне, вытирая пот со лба. Его бронька была покрыта сажей, он держался бодро.
— Склады проверили, — сказал он. — Зерна хватит на неделю, если не растягивать. Есть еще немного меда и сушеной рыбы. Но снарядов для катапульт почти не осталось.
— Значит, будем искать, — ответил я, глядя на толпу. — И кузнецов с гончарами из Переяславца надо будет сюда притянуть. Пусть работают день и ночь.
Он кивнул и отошел. Я повернулся к Ярополку, который стоял чуть поодаль, раздавая указания дружинникам. Его лицо было мрачным. Я подошел ближе, заметив, как одна женщина в толпе отвернулась, когда он протянул ей хлеб. Ярополк стиснул челюсти, но продолжал делать свое дело.
— Они не верят мне, — сказал он тихо, когда я оказался рядом. — Думают, я продал Святослава печенегам.
— Слухи — как ветер, — ответил я. — Их не остановишь словами. Покажи, что ты с ними, а не против. И держи спину прямо, даже если плюют в нее.
Он кивнул, но ему это тяжело дается. Я хлопнул его по плечу и отошел, ему придется самому пробивать эту стену. Я же должен был думать о большем — о Новгороде и Сфендославе. К счастью, рядом с Ярополком был Илья, он поможет ему.
Я направился к терему, где мы устроили временную ставку. За мной увязался Добрыня. Широкая фигура богатыря маячила в полумраке. Он выглядел так, будто не спал несколько дней.
— Народ начинает шептаться, — сказал он, когда я подошел к терему, подальше от толпы. — Хлеб их подкупил, но бояре… Они смотрят на тебя, как волки на добычу.
Я вспомнил седого старика с острым взглядом, которого видел среди купцов Болеслава.
— Да. Говорят мало, но я чую, они что-то затевают. И про Рюриковичей упоминают, мол, кровь их еще жива.
Я нахмурился. Рюриковичи. Ярополк был одним из них, сын Святослава, но его прошлое делало его уязвимым. А если есть другие, кто-то, кого бояре могут поставить против меня? Нужно держать ухо востро. Я кивнул Добрыне.
— Следи за ним, отправь Веславу и ее лазутчиков за особо рьяными смутьянами. И к остальными тоже пригляд поставь. Если что-то — сразу ко мне.
— Сделаю, княже, — ответил он и отошел, а я вошел в терем.
Внутри было тепло от очага, но воздух все еще вонял дымом. Я сел у огня, вытянув ноги, и закрыл глаза на миг, пытаясь собраться с мыслями. Рана на плече ныла, но я не обращал внимания — было не до того.
Ночь опустилась на город. Так я и уснул. Проснулся утром от нежных прикосновений. В полудреме я глянул на женские руки, которые промывали мне рану на руке. Это не могла быть Милава, она осталась в Переяславце. Эта мысль крутилась на краю сознания. Девушка дала мне попить что-то. Запах трав, такой мне давала Искра, когда был ранен после нападения разбойников. Искра? Я резко открыл глаза и посмотрел на девушку.
— Искра!
В голове помутилось. Организм склонило в сон.
Наутро я с трудом вспомнил, что видел искру. Если бы не тугая повязка на руке, то и забыл бы, как сон. Я рассказал Веславе о том, что видел Искру. Она была в гневе и умчалась перетряхивать город в поисках дочерь Огнеяра.
После завтрака я созвал совет. В терем вошли Ярополк, Ратибор, Добрыня, Алеша и Илья. Веслава с лазутчиками шерстили Киев в поисках Искры.
У дверей стояли несколько дружинников, которых я считал надежными. Болеслав тоже явился, принеся с собой кувшин меда. Мы расселись у стола. Я заговорил первым.
— Киев наш, — сказал я, глядя на них. — Сфендослав наверняка направился в свою вотчину, в Новгород. Он не сдастся, пока жив. Нам нужно укрепить Киев, собрать войско и идти на север. Но сначала — порядок здесь.
— Порядок — это хорошо, — кивнул Болеслав, разливая мед по чашам. — Народ тебя любит за хлеб, Антон. Продолжай в том же духе, и они за тобой пойдут.
— В Киеве моим голосом будет Ярополк. Мой наместник. Хорошо, что ты сам начал говорить про любовь бояр. А про бояр что скажешь?
Он замялся, но быстро взял себя в руки.
— Бояре… Они привыкли к старым порядкам. Им нужно время. Или повод тебя уважать.
— Или повод меня убрать, — добавил я, и в комнате повисла тишина.
— Мы соберемся на вече и я потолкую с ними, — вздохнул Болеслав.
— Вот и замечательно. Я услышал, то что хотел услышать.
Я поднял свою чашу.
— За Киев, — сказал я. — И за тех, кто с нами.
Они выпили. Совет потихоньку превратился в небольшой пир.
Я сидел у очага в тереме, глядя, как языки пламени лижут поленья. Пир закончился, люди разошлись. Рана на плече чесалась, напоминая о погоне за Сфендославом.
А он скоро будет в Новгороде, соберет войско, назовет себя киевским князем. Я должен был что-то делать, но броситься за ним сейчас — значит оставить Киев на растерзание боярам. Остаться — дать Сфендославу время укрепиться.
У двери послышались шаги. Я покосился — это был Ярополк. Он выглядел еще более измотанным, чем на совете. Наместник остановился у стола, держа в руках пустую чашу и долго молчал, прежде чем заговорить.
— Антон, — начал он тихо, будто подбирая слова. — Как мне заставить их поверить? Киевляне смотрят на меня, как на врага. Я пытаюсь, но…
Он замолчал, опустив взгляд.
Я встал, подошел к окну и выглянул наружу. Ночь укрыла Киев черным покрывалом, но тут и там еще тлели очаги пожаров, как напоминание о том, что мы едва удержали город. Я повернулся к нему.
— Докажи делом, — сказал я, повторяя свои же слова с площади. — Слова ничего не значат, если за ними пустота. Туши пожары, корми людей, стой с ними плечом к плечу. Они поверят, когда увидят, что ты их.
Он кивнул. Но видно было, что сомнения его грызут. Ярополк был сыном Святослава, носителем крови Рюриковичей, но его прошлое — слухи о печенегах — висело над ним.
— Ты наместник, — добавил я. — Держи Киев, пока я разберусь со Сфендославом. И не давай боярам повод сомневаться в тебе.