— Иди, — ответил я. — Тихо. И никому не верь.
Она вышла, ее шаг стих в дверях. Добрыня смотрел на меня, в ожидании приказа.
— Готовь людей, — сказал я. — Но жди. Узнаем сначала.
Он кивнул и поднялся. Такшонь и Ратибор молчали.
Совет закончился, тяжелая тишина осталась в тереме. Добрыня ушел готовить людей, Такшонь похромал следом, Ратибор за ним.
Я стоял один. Мысли крутились.
Вечерело. Я направился к берегу озера, надо закончить с эти обрядом.
Закат опускался на Новгород. Низкое солнце цеплялось за темный край леса, длинные тени падали на сырую траву. Темная ладья Святослава стояла у берега. Плотная толпа теснилась вдоль кромки.
Готовые дрова лежали на ладье, темный дым от костра вился к небу тонкими струями. И плащ колыхался на моих плечах, я стоял чуть в стороне.
Ждал и народ, смотрел на меня. Великий князь Руси — теперь я, Антон, и каждый мой шаг решал их судьбу. Но мысли грызли голову — Лев Скилица, его слова, его улыбка. Ночь он дал мне на раздумья, но сделки не будет. Хотела Византия Русь на коленях, а я не склоню головы. Только как их переиграть? Текло уже их золото в город, я чуял это, как чуют пожар по дыму. Шептались кто-то в тенях, продавались. Ждал я Веславу — ее глаза найдут правду.
Я повернулся к ладье. Ждали купцы, держали факелы грубые руки. Гудел народ, придвинулся ближе. Пора была начинать. Заслужил Святослав уход, а я — время для мыслей.
— Жгите, — сказал я коротко.
Разнесся мой голос над берегом. Шагнули купцы вперед, темные фигуры двинулись к ладье. Вспыхнули факелы ярче, лизнул огонь смолистое дерево. Трещал он в тишине, жадное и злое пламя бежало по дровам. Горела ладья быстро, густой и темный дым клубами поднимался к небу. Заголосил народ — кричали одни славу Святославу, другие Антону. Стоял я молча, смотрел, как пожирает огонь дерево. Отражалось пламя в темной воде, падал красный свет на лица людей. Но тепла я не чувствовал. Сильнее был холод внутри.
Легкая и темная фигура Веславы вынырнула из толпы. Ее напряженное и бледное лицо блестело, серые глаза сверкали. Она остановилась рядом.
— Беда, — сказала она тихо. — Шевелится город. Бегают гонцы от византийцев. К старейшинам, к купцам, сюда. Затеяли что-то.
Быстро он корни пускать начал. Не ждет Лев утра, плетет сеть прямо сейчас. Темная ладья маячила перед глазами — не только прощание со Святославом, но и знак ухода старого. Русь стояла на краю и я один был между ней и пропастью.
— Что еще? — спросил я.
— Пока не знаю, — ответила она. — Ходят тихо. Скрытно. Узнаю больше ночью.
Веслава знала свое дело. Быстрая и легкая, как тень, она пройдет там, где другие сломают ноги. Махнул я рукой — иди. Растворилась она в толпе, темный плащ ее мелькнул и пропал.
Шум за спиной заставил обернуться. Темные фигуры вновь показались. Я прищурился. Колыхалось красное полотнище с золотым орлом на ветру, блестели длинные копья в свете заката. Лев Скилица шел впереди. Следом — отряд, не меньше тридцати. Наемники, не дружинники. Темные плащи, крепкие руки, оружие наготове. Замер народ, отступила назад плотная толпа. Трещала ладья в огне, но смотрели все на холм.
— Добрыня! — крикнул я.
Вышла тяжелая фигура его из толпы, висел широкий меч на боку. Следом — мои люди, крепкие парни с копьями и щитами. Сомкнули они строй, закрыли меня темные щиты. Шагнул я вперед, легли холодные топоры в ладони. Лев остановился в двадцати шагах, поднял руку — без оружия. Наемники за его спиной стояли спокойно.
— Мир тебе, князь Антон, — сказал он мягко. — Провожаешь своего. Достойно, вижу.
Я молчал. Он хотел показать силу?
— Думал ты, князь, — начал он. — Не кончилась ночь, но я пришел. Ждет император ответа. Велик титул твой, но тяжел. Откажись от него. Дай Руси мир. Или станет она пеплом.
Замер я. Прямая угроза, открытая. Откажись или сгори.
— Нет, — сказал я твердо. — Моя Русь. Мой титул. Ты свободен, посланник.
Он улыбнулся шире, сузилил глаза.
— Жаль, князь, — ответил он тихо. — Это твой выбор. Но легок пепел. Унесет его ветер.
Шум в толпе заставил меня обернуться. Вперед вышла темная фигура, седые волосы блестели в свете огня. Это купец, клявшийся в верности на вече. Его хмурое лицо напряглось. Он шагнул ко Льву и остановился рядом.
— Наш путь — Византия, Антон, — сказал он громко. — Мир с ними. Я выбираю их.
Предатель. А как же мой титул «Собирателя»? Или тут сработало золото? Толпа всколыхнулась, плотная масса людей разделилась. Вперед вышли несколько купцов. Они встали за седым, отдавая свои голоса в поддержку провизантийцев. Со мной остались немногие купцы, но большинство народа.
А Лев стоял напротив с мерзкой улыбкой победителя.
Он знал, что начался раскол.
В этот миг рядом пошатнулся Такшонь. Дрогнуло его крепкое тело, выпало копье из рук. Я повернулся. Темная струя лилась из-под ребер Такшоня, в боку торчал кинжал. Он упал на траву, из горла вырвался хрип. Я потянулся к нему. Убийца растворился в толпе, мелькнула темная тень и пропала.
Толпа обезумела, начался гвалт.
— Такшонь! — крикнул Добрыня.
Как же так? Византия объявила войну? Или это Лев все на свой страх и риск действует? Не мог же император знать обо мне столько всего. Да он физически не успел бы получить информацию. Значит у Льва широкие полномочия. И должность, наверное. Война с Византией?
Наемники за его спиной напряглись, шевельнулись длинные копья.
Боковым зрением я увидел, как из леса выходили новые фигуры. Темные плащи, оружие в руках.
Народ разбегался, суматоха вошла в решающую стадию.
Возле меня появилась Вежа с обеспокоенным лицом.
— Это «носители», — сказала она, хмуро кивая на отряд византийцев из леса. — За тобой пришли.
Глава 8
Густой дым поднимался от ладьи Святослава к небу, трещал огонь, пожирая дерево. Кто-то решил напоследок довершить обряд и поджег ладью. Народ вокруг в ужасе бежал под стены города. Красный свет падал на лица, но праздник ухода великого воина рушился прямо на глазах. Я стоял у берега, сжимал холодные топоры в ладонях, смотрел на Льва Скилицу. Его худое тело двигалось спокойно, пурпурный плащ колыхался на ветру, а за спиной — наемники, крепкие фигуры с длинными копьями. Седой купец и его шайка стояли с византийцами. Это тот случай, когда нужно было принять за факт: предатели не меняются. Предавший единожды, таким и умрет. Да, они предали Сфендослава, помогли мне, но от этого они не стали меньше предателями.
Такшонь лежал на траве. Из раны под ребрами, где торчал кинжал, текла темная кровь, глаза стекленели.
Гудящий шум толпы сменился криками. Плотная масса людей разорвалась, словно ткань под ножом. Бежали те, кто славил меня, мелькали в панике темные плащи, кричали женщины, терялись в хаосе воины. На берегу остались лишь две стороны: византийцы с предателями и я со своими людьми. И с леса бежала подмога к византийцам. Моя охрана ощетинилась, прикрывая меня.
Резкий рывок слева заставил обернуться. Ратибор схватил Веславу, сжав ее плечо крепкими пальцами. Ее легкое тело напряглось, серые глаза вспыхнули, но он оказался быстрее. Нн прорычал низким, злым голосом:
— Беги в Новгород, поднимай дружину, быстро!
Веслава сжала зубы, лицо ее побелело. Рванувшись, она вывернулась из его хватки и легким бегом устремилась прочь. Тенью мелькнув в толпе, она исчезла, уносясь к городу. Я знал — добежит. Быстрая и ловкая, она поднимет людей. Но время уходило, а враг был уже здесь.
Передо мной встала тяжелая фигура Добрыни, широкий меч он сжимал своими лапищами. Шагнув вперед, он закрыл меня собой. Его голос прогремел:
— Держись, княже. Не пройдут.
Ратибор прикрывал тыл, сжимая в длинных руках кинжалы. Рядом с ним бло несколько арбалетчиков. Два десятка дружинников сомкнули строй, образовав стену из темных щитов. Крепкие парни с копьями напряглись, вросши ногами в землю. Мы стояли у горящей ладьи, красный свет которой падал на оружие, а византийцы приближались.
Лев, остановившись в пятнадцати шагах, растянул тонкие губы в широкой улыбке. За ним, не меньше сорока, стояли наемники в темных плащах, опустив вперед длинные копья. Сбоку гудели купцы-предатели, подбадривая чужаков грубыми голосами
Я сжал топоры, холодная сталь грела ладони. Бой будет тяжелым. Не числом они возьмут, а хитростью. Лев смотрел на меня, ища взглядом слабину. Но не найдет. Русь моя, и я ее не отдам.
— Добрыня, держи строй, — рыкнул я. — Ратибор, бей их стрелков.
Добрыня кивнул, положив тяжелую руку на меч. Ратибор бросил кинжал и острый свист разрезал воздух. Один из наемников упал с пробитой грудью. Византийцы зарычали, ускоряя шаг. Купцы-предатели учуяв первые потери, рванули к городу, сверкая пятками. Предатели, что с них взять.
Византийцы с разгона влетели в нас, но дружинники встретили их щитами. Раздался глухой стук, щиты дрогнули, но устояли. Наши копья ударили в ответ, пробив одного из нападавших — темная кровь брызнула на траву.
Наемники пошли плотнее, ударяя копьями в щиты. Зазвенела сталь, послышались крики. Упал один дружинник с пробитым горлом. Арбалетчики выстрелили, короткие болты просвистели в воздухе. Двое наемников упали, но остальные продолжали идти, шаг за шагом.
Тяжелый удар справа заставил меня обернуться. Толстый вражеский наемник замахнулся кривым мечом, целясь в Добрыню. Тот увернулся, и его меч взлетел в ответ. Хрустнула кость, враг свалился, заливая траву темной кровью.
Добрыня проревел, разрывая воздух голосом:
— За Великого князя! За Русь!
Крик дружинников подхватили, сомкнув щиты теснее. Ратибор, не переставая, пускал метательные ножи и каждая находила цель. Еще один наемник, завалившись назад, упал. Но врагов было больше. Они шли волной, ударяя копьями в строй. Упал еще один дружинник, из-под шлема потекла темная кровь. Стоявший рядом арбалетчик пошатнулся — его болт улетел в небо, плечо было пробито.