Короткий, хлесткий удар левой, здоровой ногой пришелся ему точно по раненому бедру, чуть ниже того места, где я достал его топором. Лоу-кик, как сказали бы в моем времени. Сфендослав взвыл снова. Он явно не ожидал такой подлости. Он ждал честной рубки, пусть и кулачной, а получил удар по больному месту. Но выбора у меня не было. Играть по его правилам — значит проиграть.
Он снова бросился вперед, игнорируя боль. Теперь он действовал осторожнее, не раскрываясь так сильно. Серия коротких, тяжелых ударов накатилась на меня. Я отступал, блокируя левой рукой, уклоняясь корпусом. Каждый блок отдавался болью в поврежденном плече. Нужно было вымотать его, заставить ошибиться. Я кружил вокруг него, постоянно атакуя его больную ногу короткими, быстрыми ударами. С каждым попаданием он все больше терял равновесие, а при этом его атаки становились все яростнее.
Он понял мою тактику. Понял, что на дистанции ему меня не достать — я был быстрее, маневреннее, несмотря на хромоту. И он решил сменить тактику. Резкий рывок — и он сократил дистанцию, входя в клинч. Его мощные руки обхватили меня, пытаясь прижать, лишить пространства для маневра. Я почувствовал его тяжелое, хриплое дыхание у самого уха, запах пота и крови ударил в нос. Его вес давил, выбивая воздух из легких.
Началась вязкая, грязная борьба на ближней дистанции. Удары локтями, короткие тычки в корпус, попытки подсечь друг друга. Он пытался работать коленями, целясь в бедро и живот. Я отвечал тем же, пытаясь дотянуться до его лица левой рукой, блокируя его захваты. Мы топтались на месте, сплетясь в клубок из мышц, пота и крови. Его сила была огромной. Настоящий богатырь. Боль в запястье стала невыносимой, нога подгибалась.
Он почувствовал мою слабость. Его захват стал еще крепче. Одна рука сдавила мое горло, перекрывая доступ воздуха. Пальцы впились в шею, перед глазами поплыли темные круги. Другой рукой он пытался заломить мою левую, единственную боеспособную руку.
А это очень плохо. Он сейчас либо задушит меня, либо сломает шею.
И снова инстинкт. Отчаяние придало сил. Я перестал думать о боли, правилах, о чести. Была только одна цель — выжить.
Освободить горло. Вдохнуть.
Моя левая рука, которую он еще не успел полностью заблокировать, метнулась вверх. Пальцы — большой и указательный — ткнулись вперед. Прямо в его глаза. Я не целился, просто ударил туда, где почувствовал его лицо.
Раздался нечеловеческий вой. Захват на моем горле мгновенно ослаб. Сфендослав отшатнулся, зажимая лицо руками. Из-под его пальцев потекла кровь. Я видел белый блеск его глаз сквозь щели между пальцами — он был ослеплен болью.
Я отскочил назад, жадно хватая ртом воздух. Легкие горели. Горло саднило. Перед глазами все еще плясали темные пятна. Я смотрел на Сфендослава, который стоял, согнувшись, раскачиваясь из стороны в сторону и воя от боли. Он был дезориентирован, беспомощен на несколько мгновений.
Мы оба были на пределе. Пот ручьями стекал по телу. Одежда промокла и прилипла. Каждый вдох давался с трудом. Я посмотрел на свои руки — левая была в его крови, правая безвольно висела, запястье распухло и приобрело синюшный оттенок. Ноги дрожали от усталости и боли. Я понимал, что долго так не продержусь. Еще одна такая схватка — и я просто упаду без сил. Нужно было заканчивать пока он не пришел в себя и пока у меня еще оставались хоть какие-то силы.
Он выл. Не кричал, а именно выл — протяжно, страшно, задрав окровавленное лицо к дымному небу. Руки его так и остались у глаз, но теперь он размазывал ими кровь, пытаясь проморгаться, вернуть себе зрение. Ярость, не знающая боли и страха, исказила его черты до неузнаваемости. Он перестал быть человеком — он стал зверем, загнанным в угол, ослепленным, оттого еще более опасным.
Я видел, как подрагивают его плечи. Слышал его рваное, хриплое дыхание. Он поворачивал голову из стороны в сторону, пытаясь определить, где я. Я замер, стараясь не шуметь, дать себе хотя бы несколько секунд передышки, собрать остатки сил. Но он услышал. Услышал мое дыхание, или шорох ноги по земле, или просто почувствовал мое присутствие.
— Где ты, тварь⁈ — взревел он, опуская руки от лица. Глаза его были залиты кровью, один казался мутным, поврежденным. Он почти ничего не видел, но ненависть, кипевшая в нем, указывала ему направление. — Я чую тебя! Я вырву твое гнилое сердце!
И он бросился. Не разбирая дороги, спотыкаясь на неровной земле, он рванул вперед, в ту сторону, где, как ему казалось, находился я. Он бежал, выставив вперед свою единственную здоровую руку, растопырив пальцы, словно пытаясь схватить воздух, схватить меня. Это была атака отчаяния, слепая, безрассудная, но несущая в себе всю мощь его неукротимой ярости. Он несся на меня, как таран.
И в этот момент, глядя на его слепой, неудержимый бег, я увидел возможность. Это был рискованный маневр, требующий всех оставшихся сил, но шанс закончить это здесь и сейчас. Противостоять этому напору в лоб я не мог — он бы просто смял меня. Но если использовать его собственную силу, его собственную инерцию…
Решение пришло мгновенно. Боль в ноге, в запястье — все отошло на второй план. Я сделал короткий шаг ему навстречу, а затем резко ушел влево, пропуская его основной напор мимо себя. Одновременно я присел ниже, сгибая левую, здоровую ногу в колене. Моя левая рука — единственная, на которую я мог положиться — метнулась вперед, цепляясь не за одежду, которая могла порваться, а за его правую, атакующую руку, чуть выше локтя. Захват получился крепким, почти судорожным.
Он пролетел мимо, его рука оказалась в моей. Я почувствовал мощь его движения, инерцию, которая тянула меня за собой. Но я не сопротивлялся ей. Я использовал ее.
Резкий разворот корпуса влево. Мое левое бедро стало осью, точкой опоры. Я вложил в это движение все, что у меня оставалось: силу ног, спины, плеч. Боль в правой ноге вспыхнула с новой силой, когда я перенес на нее часть веса, но я проигнорировал ее. Левой рукой я дернул его руку на себя и вниз, помогая его же инерции.
Бросок через бедро. Но выполнять его одной рукой, с поврежденной ногой, против такого гиганта — это было чистое безумие. Однако его слепой напор и мои отчаянные усилия сделали свое дело.
Я почувствовал, как его огромное тело отрывается от земли. На мгновение оно показалось невесомым. Затем вся его масса хлынула вниз, перелетая через мое бедро. Я слышал его удивленный, захлебывающийся хрип, когда он понял, что происходит, но было уже поздно.
Мир на мгновение накренился. Я едва устоял на ногах, мышцы свело судорогой от нечеловеческого напряжения. Руку, державшую его, обожгло, как огнем. Я отпустил захват в последний момент, позволяя ему лететь дальше по инерции.
Глухой, тяжелый удар сотряс землю. Звук был странным, не просто как от падения тела. Что-то еще хрустнуло, влажно, отвратительно.
Я согнулся пополам, уперев руки в колени, пытаясь отдышаться. Легкие горели, перед глазами снова плыли круги. Адская боль пронзала все тело — запястье, ногу, плечо, горло. Меня трясло от пережитого напряжения и шока. Я слышал только стук собственной крови в ушах и треск догорающего терема неподалеку. Вокруг наступила мертвая тишина. Все смотрели на нас. Или уже только на меня.
Я поднял голову, пытаясь сфокусировать взгляд. Сфендослав лежал на спине в нескольких шагах от меня, среди обломков дерева, камней и прочего мусора, которым был усеян двор. Он лежал неподвижно.
Тишина давила на уши после рева битвы и нашего яростного дыхания. Он лежал так тихо. Руки его были раскинуты в стороны, ладонями вверх, будто он пытался обнять это грязное, окровавленное небо. Ноги подогнуты под неестественным углом.
Что-то было не так.
Я сделал шаг вперед, потом еще один, через тупую боль во всем теле. Подошел ближе, вглядываясь в его неподвижное лицо. Глаза были широко открыты, но пусты. Они не видели ни меня, ни дыма, ни неба. Взгляд был стеклянным, устремленным в никуда. Изо рта тонкой струйкой текла кровь.
Он не дышал.
Мой взгляд скользнул ниже.
Прямо посередине его широкой груди, там, где под остатками кольчуги и толстой кожаной куртки билось его сердце, торчал обломок. Толстый, обугленный кусок бревна, заостренный огнем и ударами при разрушении терема. Он вошел глубоко, пробив защиту и плоть. Темная кровь уже пропитала дерево и одежду вокруг, образуя жуткое, расплывающееся пятно.
Он напоролся на него при падении. Мой бросок направил его прямо на этот острый осколок пожара. Судьба? Случайность? Или просто закономерный итог его пути, полного огня и разрушения?
Я смотрел на этот обломок, на мертвое лицо Сфендослава, и чувствовал, как внутри поднимается что-то тяжелое. Радости не было и в помине.
Было глубокое, всепоглощающее опустошение, смешанное с какой-то мрачной, холодной удовлетворенностью. Он получил то, что нес другим.
Я медленно выпрямился. Оглядел двор. Мои люди, выжившие в штурме, стояли молча, глядя то на меня, то на тело у моих ног. Варяги Сфендослава, те немногие, что еще держались на ногах, опустили оружие, их лица выражали растерянность. Их вождь лежал мертвым в грязи.
Я перевел взгляд обратно на врага.
— Собаке… собачья смерть, — прохрипел я.
Слова дались с трудом, горло пересохло и болело.
И в этот момент меня отпустило. Адреналин, державший меня на ногах, поддерживавший сквозь боль и ярость, иссяк мгновенно, будто кто-то перекрыл кран. Вся боль, которую я игнорировал последние минуты, проникла в каждую клеточку. Правое запястье взорвалось агонией. Нога подогнулась, не в силах больше держать вес тела. Голова закружилась, мир поплыл, теряя очертания. Дым, огонь, лица людей — все смешалось в один мутный, вращающийся водоворот.
Я услышал крики своих людей, кто-то бросился ко мне, но я уже не различал лиц и слов.
Перед глазами вспыхнуло.
Интерфейс.
Системные уведомления от Вежи хлынули потоком, перекрывая друг друга, заполняя все поле зрения каскадом символов, цифр и светящихся строк.