й.
— Чувствуешь, княже? — тихо спросил Ратибор, не поворачивая головы. — Духи говорят, что запахло жареным. Они ждут нас.
Я посмотрел на свое войско. Да, мы прошли тяжелый путь. Да, мы притащили сюда осадные машины. Но впереди — неизвестность.
Внезапно перед глазами вспыхнул интерфейс Вежи. Не привычное уведомление о выполненном квесте или начислении очков. Это было что-то другое. Я мысленно отдал команду открыть системное окно.
Сообщения сыпались одно за другим, интерфейс мигал красным, предупреждая о наличии рядом носителей системы. Мозг лихорадочно пытался обработать эту информацию. Кто они? Почему здесь? Почему так много? Это древляне? Но откуда у них столько носителей? Или это кто-то еще? Византия? Поляки? Или совершенно новая, неизвестная сила?
Что происходит⁈
Я резко остановил коня, вглядываясь в сумрачную лесную чащу перед собой. Мы шли мстить древлянам. Но, кажется, угодили в ловушку гораздо страшнее.
Глава 4
Да, мы шли мстить дикарям, а угодили, кажется, в ловушку гораздо страшнее, подстроенную кем-то, кто обладал теми же возможностями, что и я.
В тот же миг лес взорвался. Диким, многоголосым ревом и тучей стрел. Из-за деревьев, из густого подлеска, из оврагов, о существовании которых мы и не подозревали, хлынула серо-зеленая волна. Косматые, бородатые, древляне в звериных шкурах и грубых кожаных доспехах, вооруженные топорами, копьями и луками. Их было очень много — тысячи. Они неслись на нас с ненавистью ко всему чужому.
Наша колонна, растянувшаяся по узкой лесной дороге, еще не успевшая толком перестроиться из походного порядка в боевой, оказалась в самом невыгодном положении. Авангард Такшоня, шедший впереди, принял на себя первый, самый мощный удар. Там сразу закипела свалка — лязг железа, крики боли, предсмертные хрипы. Основная часть войска, где находился я, Степан с арбалетчиками и драгоценные катапульты, оказалась зажата. С фронта напирал враг, отрезая нас от авангарда, с флангов из леса тоже летели стрелы и выскакивали все новые и новые группы нападающих. Хвост колонны, где брели муромцы и вятичи, смешался, началась сувматоха — новобранцы, не нюхавшие еще настоящего боя, дрогнули под таким напором.
— Строй держать! Щиты к бою! — заорал Ратибор где-то справа, пытаясь собрать северян и дружинников в подобие оборонительной линии. — Стена щитов! Не дать прорваться!
Но древляне перли как одержимые. Их было слишком много, они лезли отовсюду, игнорируя потери. И вели их…
Я прищурился, вглядываясь сквозь хаос боя в первые ряды атакующих. Там, среди косматых воинов, двигались фигуры, резко отличавшиеся от остальных. Высокие, облаченные не в шкуры, а в длинные темные одежды, расшитые непонятными символами. На головах — капюшоны, скрывающие лица, которые я уже видел раньше. У Сфендослава. Местные жрецы, колдуны, как их тут называли.
Вежа подтвердила мою догадку, осыпая их фигуры красными маркерами носителей. Десятки носителей! Они шли в первых рядах, не прячась, и не только руководили атакой жестами и гортанными криками, но и сами активно участвовали в бою. В руках у них были мощные луки, из которых они стреляли с невероятной скоростью и точностью. Каждая их стрела находила цель, выбивая моих воинов одного за другим. И древляне смотрели на этих волхвов со смесью страха и благоговения, подчинялись им беспрекословно, бросались в самые опасные места по одному их слову.
Вот оно что. Вот откуда такая координация, такая ярость. Кто-то — не знаю кто, Вежа или какая-то другая сила — сделал ставку на местных жрецов, дал им Систему, превратив их в боевых магов этого мира, в харизматичных лидеров, способных повести за собой дикие племена. Они не просто поддерживали древлян — они были их мозгом и главной ударной силой. И они ждали нас здесь, знали, что мы придем мстить за Киев. Это была тщательно спланированная засада, рассчитанная на то, чтобы уничтожить мою армию еще на подходе к Искоростеню.
Мысли проносились в голове с бешеной скоростью. Паника новобранцев в арьергарде. Свалка в авангарде. Зажатый центр с самыми ценными подразделениями и осадными машинами. Десятки вражеских носителей, ведущих за собой тысячи фанатичных воинов. Ситуация была отчаянной. Нужно было перехватывать инициативу.
— Степан! — рявкнул я так, что перекрыл шум боя вокруг. Наместник Переяславца, уже командовавший своими арбалетчиками, пытавшимися занять позицию за импровизированным укрытием из телег, обернулся. В его глазах читалась тревога. — Все арбалеты! Залпом! По наступающим! Не жалеть болтов!
Степан понял все без лишних слов. Семь сотен тяжелых арбалетов — это страшная сила на короткой дистанции. Нужно было сбить первую, самую яростную волну атаки, выиграть хоть немного времени, чтобы наши успели построиться.
— Веслава! — крикнул я, высматривая в толчее боя гибкую фигуру своей главной лазутчицы. Она была рядом, уже прикрывая меня и штандарт вместе с несколькими своими лучшими бойцами. Ее серые глаза встретились с моими. — Видишь волхвов?
Она коротко кивнула. Конечно, видела.
— Всех свободных твоих людей! Всех, кто умеет работать тихо! Задача — волхвы! Уничтожить их! Скрытно, в суматохе боя! Вырезать по одному! Это приказ! Без них древляне — просто стадо! Иди!
Веслава снова кивнула, без слов. Это была почти самоубийственная задача — пробраться сквозь кипящую свалку к лидерам врага, которые сами были носителями Системы и наверняка обладали какими-то защитными навыками. Но если кто и мог это сделать, то только она и ее отряд лазутчиков. Она тут же отдала тихие команды своим людям, и они, словно растворившись в хаосе боя, исчезли, направившись к переднему краю, где сражались вражеские носители.
Теперь оставалось надеяться, что залп Степы и действия Веславы дадут нам шанс выстоять в этой мясорубке, перестроиться и дать врагу бой. Я выхватил свои топоры. Время отдавать приказы кончилось. Настало время проливать чужую кровь, много чужой крови.
Команда Степана прозвучала как удар хлыста:
— Арбалеты! Цельсь!
Семь сотен тяжелых арбалетов, оружие, предназначенное для пробивания щитов и доспехов на расстоянии, разом вскинулись. Щелкнули натягиваемые воротами механизмы, тяжелые болты со стальными наконечниками легли в ложа. Миг напряженной тишины, нарушаемый только ревом наступающих древлян и лязгом стали в авангарде, где люди Такшоня уже захлебывались в собственной крови.
— Пли!
Грохот сотен одновременно сработавших спусковых механизмов слился в один оглушительный треск, похожий на раскат грома. Воздух прорезали сотни коротких, толстых стрел. На такой дистанции — каких-то тридцать-сорок шагов до первых рядов врага — промахнуться было невозможно.
Эффект был чудовищным. Первая волна древлян, бежавшая плотной массой, буквально споткнулась и рухнула. Короткие, тяжелые болты проламывали грубые кожаные доспехи, дробили кости, рвали плоть. Люди падали десятками, сотнями, сбивая с ног тех, кто бежал следом. Крики ярости сменились воплями боли и предсмертными хрипами. Образовалась жуткая брешь, заваленная телами, через которую пытались прорваться задние ряды нападавших.
Но арбалетчики Степана были хорошо обучены. Еще не осела пыль от первого залпа, как они уже лихорадочно работали воротами, натягивая тетивы для следующего выстрела. Это занимало драгоценное время, пока враг перегруппировывался и снова устремлялся вперед, перепрыгивая через трупы своих товарищей.
— Заряжай! Быстрее, псы! — рычал Степан, бегая вдоль рядов своих стрелков.
Волхвы в первых рядах древлян, казалось, не обратили на опустошительный залп особого внимания. Некоторые из них упали, пораженные болтами, но большинство продолжало идти вперед, и их луки не умолкали ни на секунду. Они стреляли не так, как обычные лучники. Непривычно быстро, с какой-то пугающей методичностью. Стрелы летели не тучей, а точно, выцеливая конкретных людей в наших рядах.
Наконец, арбалеты были снова готовы.
— Цельсь! Пли!
Второй залп ударил по уже поредевшим рядам древлян. Снова десятки убитых и раненых. Перед нашим строем образовалась настоящая гора трупов. По самым скромным прикидкам, два этих залпа выкосили не меньше восьмисот-девятисот человек из нападавших. Почти тысяча врагов была уничтожена за какие-то полминуты, даже не добравшись до наших щитов. Любая другая армия дрогнула бы, отступила после таких потерь. Но не эти. Ведомые своими светящимися волхвами-носителями, древляне с прежней яростью лезли вперед, их глаза горели фанатичным огнем.
И тут я понял, почему они не дрогнули. Потому что главную опасность для них представляли не мои пехотинцы со щитами, а именно арбалетчики Степана. И именно на них теперь сосредоточился огонь волхвов.
Их стрельба была чем-то невероятным. Я сам плохо стрелял из лука, но я видел хороших лучников. Но это было за гранью человеческих возможностей. Пока мой тренированный арбалетчик, матерый воин, успевал с помощью ворота натянуть тугую тетиву своего мощного оружия и выпустить второй болт, каждый из этих волхвов в темных балахонах успевал выпустить семь, а то и восемь стрел! Восемь! Длинных, оперенных стрел, которые летели с убийственной точностью.
Они не стреляли по общей массе моих воинов. Их целями были арбалетчики Степана и расчеты катапульт, которые мы с таким трудом тащили через леса. Стрелы волхвов находили щели между щитами, пробивали кожаные куртки, впивались в горло, в глаза. Мои драгоценные стрелки, моя главная надежда на подавление врага со стен Искоростеня, начали падать. Один, другой, третий…
На задворках сознания закралась мысль о том, что странность есть — а чего в меня не целятся? Боятся? Или только арбалетчиков хотят смести?
Люди хватались за раны, кричали, оседали на землю. Рядом с катапультами тоже появились первые убитые и раненые — волхвы явно понимали ценность этих машин и старались вывести из строя тех, кто мог ими управлять.
Я видел, как побледнел Степан. Его губы сжались в тонкую линию. Он понимал, что происходит. Его арбалетчики, столь эффективные против обычной пехоты, оказались слишком медленными и уязвимыми перед сверхъестественной скорострельностью носителей-волхвов. Продолжать вести залповый огонь означало подставлять их под прицельные выстрелы врага, терять бесценных специалистов.