Не менее существенным для киевских летописцев и князей было то, что словене при Олеге оставались данниками варягов: киевский князь «устави дани словѢномъ, кривичемъ и мери, и устави (повтор читается не во всех списках ПВЛ. — В. П.) варягомъ дань даяти от Новагорода гривенъ 300 на лето мира деля, еже до смерти Ярославле даяше варягомъ» ПСРЛ, т. 1, стб. 23–24). Шахматов считал конструкцию ПВЛ искусственной, свидетельствующей о выплате дани варягам за море, хотя сам Ярослав платил треть дани своей варяжской дружине в самом Новгороде, а две трети отсылал в Киев.
НПЛ (с. 107), напротив, констатировала: Игорь «дани устави СловѢномъ и Варягомъ даяти, и Кривичемъ и Мерямъ дань даяти Варягомъ, а от Новгорода 300 гривен на лѢто мира деля, еже не дають (курсив мой. — В. П.)». Повтор имени варягов, как и повтор имени словен в предыдущих фразах о войске, делает неясной летописную формулировку: то ли речь идет о дани кривичей и мери объединению словен и варягов, то ли слова «и Варягомъ даяти» являются вставкой (ср.: Шахматов 2002. С. 213, 228), и данниками были словене, кривичи и меря, призвавшие князей. Вероятно, новгородский летописец стремился подчеркнуть независимость словен от варяжской дани, идущей дружинникам киевского князя: дань варягам «мира деля» новгородцы больше не дают (НПЛ. С. 107; ср.: Шахматов 2002. С. 227 и сл.).
Это различие представляется принципиальным, отражающим позицию составителя НПЛ в XIII в. НПЛ была воспринята древняя традиция начальной летописи (Начального свода — первой редакции ПВЛ), но неприемлемым и непонятным было прямое отождествление призванных князей и их дружины с русью («всей русью» начальной летописи). Отсюда замена «всей руси» в тексте варяжской легенды НПЛ на «дружину многу и предивну» и стремление развести русь и варягов в начале новгородской истории[135].
Русь для составителя ПВЛ — один из варяжских народов. Так воспринимал летописный текст и А. А. Шахматов: фразу варяжской легенды о трех призванных князьях, которые «пояше по собѢ всю русь», текстолог интерпретировал «напрямую» — летописец знал, что среди варягов нет народа по имени русь и изобразил дело так, что этот народ целиком взяли с собой призванные князья. Авторитетный исследователь летописных сводов не обратил внимания на то, что договор Олега 911 г. был заключен князем от имени «всѢхъ иже суть под рукою его Руси» (ПВЛ. С. 18; ср. в § 3).
Неприемлема и конъектура, принятая издателями ПВЛ в отношении данников варягов: те «брали дань на чюди, на словенѢх, на мери а на всѢхъ, кривичѢхъ» (ПВЛ. С. 12). Запятая, разделяющая всѢхъ и кривичей, призвана ввести в список данников финское племя весь — ведь Белоозеро, ареал веси, оказалось во власти призванных князей. Речь же в летописи идет о «всех кривичах» — это племенное объединение жило разбросанно в верховьях Западной Двины, Днепра и Волги. Соответственно со словами призвания к варяжской руси в летописной легенде обращаются «чюдь, словБни, и кривичи и вси» (ПВЛ. С. 13): перед нами распространенная (см. выше о франках) архаичная традиция (известная славянам)[136], когда правовые решения принимались всей совокупностью субъектов права — «всем миром». В конце древнерусского периода, когда в 1207 г. князь Константин явился из Новгорода во Владимир к своему отцу Всеволоду (Большое Гнездо), его встречали «вся братья его… и вси мужи его, и горожане вси от мала и до велика» (ПСРЛ, т. 1, стб. 428–429).
Нелетописный текст, относящийся к циклу произведений о Борисе и Глебе, «Сказание о чудесах св. Романа и Давыда» описывает неурядицы в Киеве после смерти киевского князя Святополка Изяславича и призвание на стол Владимира Мономаха (1113): «съвъкупивъше ся вси людие, паче же больщии и нарочитии моужи, шедшее причьтъмъ всѢхъ людии и моляхоу Володимира, да въшедъ оуставитъ крамолоу соущюю в людъхъ» (Усп. сб.: 69). Мономах дает «устав», очередной раз реформируя русское право после неурядиц (ср.: Петрухин 2000. С. 195 и сл.).
Слова «вся русь», фрагмент договорной лексики — ряда с призванными князьями, был уже непонятен новгородскому летописцу (НПЛ неизвестны договоры руси с греками). «Русь», «Русская земля» для Новгорода — это, прежде всего, Среднее Поднепровье с Киевом, Черниговом и Переяславлем. Когда сформировалось это противопоставление Новгородских «верховских» земель и «киевской Руси» — во время «новгородской революции» 1136 г. (см. НПЛ. С. 208 и сл.), или с обоснованием Олега и Игоря в Киеве; когда Новгородская земля стала считаться «внешней Росией» — особая проблема[137].
Новгородская тенденция противопоставления варягов и руси (разделяемая А. А. Шахматовым) не могла быть проведена последовательно: в древнерусской официозной (княжеской и летописной) традиции укоренилось предание о варяжском происхождении имени русь, но можно было противопоставить этой традиции утверждение, что «суть новгородстии людие до днешняго дни от рода варяжьска», но не «от рода русского», и не дают дани дружинникам киевского (русского) князя.
Почему же призванная скандинавская дружина называла себя «вся русь»?
Глава VВикинги на Западе и варяги на ВостокеРечные дороги, восточное серебро и происхождение имени «русь»
Господи, спаси нас от неистовства норманнов!
§ 1. Русь: имя и начало истории
Русский летописец дал вполне однозначный ответ на вопрос, сформулированный им в начале «Повести временных лет»: «Откуду есть пошла Руская земля» — от призванных в 862 г. (лето 6370 от сотворения мира по летописной датировке) «варягъ прозвася Руская земля» (ПВЛ. С. 13). Это утверждение вошло во многие летописные своды и стало общим местом русской средневековой историографии. Почти та же фраза читается в Новгородской первой летописи младшего извода (НПЛ), составленной позднее — видимо, в XIII в.: «От тѢхъ варягъ, находник тѢхъ, прозвашася Русь, и от тѢхъ словет Руская земля» (НПЛ. С. 106). Казалось бы, летописи не дают серьезных оснований для споров, по крайней мере, о происхождении названия русь. Но именно разночтения между «Повестью временных лет» и Новгородской летописью привели к противоположным трактовкам начала руси.
Как уже говорилось (см. главу II), ПВЛ сразу в космографическом введении, где перечисляются народы мира, относит русь к варягам, а затем в начале легенды о призвании повторяет, что призывающие отправились за море «к варягам, к руси»; «сице бо ся зваху тьи варязи русь, яко се друзии зовутся свие (свеи — шведы. — В. П.), друзии же урмане (норманны — норвежцы. — В. П.), анъгляне, друзии — гъте (готы — жители Готланда. — В. П.), тако и си», — комментирует летописец (ПВЛ. С. 13). Новгородская летопись, однако, не имеет подобного космографического введения, хотя в цитированном вступлении Киев сопоставляется с Александрией и Римом, то есть вводится во всемирно-историческую ретроспективу.
Текст же самой легенды о призвании варягов в новгородской летописи не содержит отождествления их с русью. А. А. Шахматов, опираясь на сравнительно-текстологический анализ «Повести временных лет» и Новгородской Первой летописи, предположил, что та сохранила предшествующий «Повести» летописный свод, составленный в Киеве в конце ХI в. (1095 г.). Этот свод исследователь назвал Начальным. Там, по реконструкции Шахматова, русь не отождествлялась с варягами: это отождествление сделал составитель самой Новгородской летописи, учитывая известную ему ПВЛ (Шахматов 2002). В целом построение Шахматова, согласно которому Начальный свод предшествовал составлению «Повести временных лет» и Новгородской летописи, стало практически общепринятым в современной науке. Однако последовательное применение методики самого Шахматова показывает, что именно тексты о начале руси подверглись в Новгородской летописи определенной деформации, и целостной концепции происхождения руси эта летопись не дает.
Чтобы понять принципы работы летописцев, приходится сопоставить тексты по шахматовской методике, не занимаясь историческими событиями, описываемыми в них, но обратив внимание на их последовательность. После космографического введения, не содержащего дат, в ПВЛ говорится: «В лето 6360 (852 г.)… наченшу Михаилу царствовати, нача ся прозывати Руска земля. О семь бо увѢдахом, яко при семь цари приходиша Русь на Царьград, яко же пишется в лѢтописаньи гречьстѢм». Начальная дата правления Михаила III указана летописцем неверно, но она была чрезвычайно важна для него, ибо действительно указывала на начало русской истории — первое упоминание Руси на страницах византийской, а значит и всемирной, хроники. (Кроме того, в царствование того же Михаила была осуществлена и моравская миссия Кирилла и Мефодия, так же ставшая центральным событием начальной русской истории — см. главу VI.) Здесь Нестор приводит заимствованную из греческого хронографа (Хронограф по Великому изложению) хронологическую таблицу всемирной истории, перечисляя годы от Адама (сотворения мира) до главных событий ветхозаветной истории, правления Александра Македонского, Рождества Христова, воцарения Константина, Михаила, и дополняет ее датами правления киевских князей от Вещего Олега до смерти Святополка Изяславича. Его смертью и вокняжением Владимира Мономаха кончается «Повесть временных лет».
Далее в тексте летописи следуют сведения из «греческого летописанья» — хроники Амартола о походе Михаила на болгар и их крещении (под 858 г.), повествование о дани, которую брали «варяги из заморья» под 859 г. Под одним 862 г. даны сведения об изгнании варягов и легенда о призвании варягов, то есть о происхождении руси, походе двух варягов, бояр призванного князя Рюрика — Аскольда и Дира — в Киев. Поход руси на Царьград в изложении хроники Амартола приписан летописцем Аскольду и Диру и помещен под 866 г. (о принципах датирования см. в главе IV). Под 882 г. рассказывается о том, как Олег, родич Рюрика, с его малолетним сыном Игорем отправляются с войском из варягов и словен из Новгорода в Киев и там расправляются с провозгласившими себя князьями Аскольдом и Диром.