Русь в IX–X веках. От призвания варягов до выбора веры — страница 57 из 99

Далее в «Повести временных лет» сказано: «И сѢде Олегъ, княжа въ КиевѢ, и рече Олегъ: «Се буди мати градомъ русьскимъ». И бѢша у него варязи и словѢни и прочи прозвашася русью» (ПВЛ. С. 14). Русь принесла свое имя на землю, называвшуюся «польской» в соответствии с племенной традицией. Летописец специально указывает на то, что это название распространяется на всю дружину Олега, включавшую уже не только варягов, но и словен (и прочих).

После этого говорится о том, что Олег стал строить города (традиционное занятие князей в понимании летописца) и «устави дани словѢномъ, кривичемъ и мери, и устави варягомъ дань даяти от Новагорода… мира дѢля» (ПВЛ. С. 14). Таким образом, Олег подтверждает своим уставом договор (ряд) с северными племенами. Но сам князь обосновывается на юге, в Киеве, и его усилия направлены на покорение южных племен. Первым делом он подчиняет независимых древлян в правобережье Днепра, а затем обращается против левобережья, входящего в сферу влияния Хазарского каганата. Олег возлагает «легкую дань» на северян, заповедав им не давать дани хазарам: «Азъ имъ противенъ, а вамъ не чему» (ПВЛ. С. 14).

Два обстоятельства существенны в этом кратком летописном тексте: во-первых, Олег вступает в переговоры о дани со славянскими племенами — заключает с племенами Среднего Поднепровья такой же ряд, как и с племенами севера; во-вторых, здесь впервые говорится о конфликте руси и хазар. Олег присваивает северянскую и радимичскую дань: таким образом русский князь овладевает хазарской податной территорией в Среднем Поднепровье, которая и получает в летописи название «Русская земля» (в узком смысле) — становится княжеским доменом, «части» которого требуют себе все русские князья, претендующие на старшинство в роде со второй половины XI в. Этих сведений о присвоении хазарской дани нет в Новгородской первой летописи, где самостоятельным деянием Олега изображен лишь поход на греков (под 922 г.), и это обстоятельство свидетельствует о том, что составитель «Повести временных лет» руководствовался не только домыслами при описании деяний Олега.

О реакции хазар летопись молчит. Это, видимо, связано с источниками русской летописи: она опиралась, прежде всего, на русские предания и византийский хронограф. Кроме того, как показал А. П. Новосельцев (1990. С. 210–211), Хазария в эти годы была занята борьбой с более близким противником — печенегами (чем, видимо, воспользовался Олег). Удача сопутствовала Олегу и благодаря тому, что венгры с присоединившимся к ним хазарским объединением каваров ушли в 882 г. в поход на Запад (до Вены), освободив подступы к Киеву. Однако данные нумизматики указывают на то, что реакция со стороны хазар все же не заставила себя ждать.

Как уже говорилось, в 60-е гг. IX в. наблюдается определенная активизация восточной торговли — усиливается приток восточного серебра в Восточную Европу и Скандинавию, что В. М. Потин (1970. С. 69) связывал с установлением более прочных отношений между варягами и славянами — призванием варягов. Американский нумизмат Т. Нунан (1985. С. 41–50) показал, что в последней четверти IX в. приток монет в Восточную Европу резко сокращается, наступает первый кризис в поступлении восточного серебра; при этом кризис не связан с сокращением эмиссии в Халифате — доступ серебра в Восточную Европу был искусственно приостановлен. Нунан предположил, что кризис в поступлении серебра возник из-за вторжения печенегов. Но приток монет возобновляется в начале Х в., когда серебро идет через Волжско-Камскую Болгарию из державы Саманидов в обход Хазарского каганата. Не менее показательно, что тогда же — не ранее первой четверти Х в. — первые клады дирхемов появляются в самом Киеве: в IX в. Среднее Поднепровье оказывалось вне сферы русской восточной торговли (Каргер 1958. С. 123–124). Хазария блокирует эту торговлю, монета практически не достигает Среднего Поднепровья.

Тем временем Олег активизирует византийскую политику и заключает (после похода) выгодный торговый договор 911 г. Возможно, легендарный поход Олега на Царьград (907 г.) способствовал улучшению русско-хазарских отношений. Во всяком случае, именно после 907 г. (между 909 и 914 гг.) хазары пропустили русь в грабительский поход на Каспий, против своих мусульманских противников. Исследователи (А. Е. Пресняков, М. И. Артамонов, А. П. Новосельцев, Г. С. Лебедев и др.) давно обратили внимание на взаимосвязь восточных и византийских походов руси — к Х в. Русское государство включается в геополитическую систему Евразии. При этом положение руси «меж двух огней» и, одновременно, объектов экспансии — Хазарии и Византии, естественно, не могло быть стабильным: после (инспирированного Хазарией?) похода на Каспий возвращающаяся русь была перебита мусульманской гвардией кагана.

Так или иначе, традиционный путь, которым направлялся в Восточную Европу поток восточного серебра, — через Кавказ и Хазарию — не был восстановлен. Поворот политики Олега к Византии был естествен. На этом повороте князь не мог обойтись без славян.

§ 4. «Не даны суть словѢном npѢ паволочиты»

Под 882 г. летописец описал войско Олега, которое явилось из Новгорода в Киев — оно прозвалось русью и состояло из варягов, словен (новгородских) и прочих (новгородских федератов: чуди, мери, кривичей). Это войско, умноженное за счет других славянских племен, одержало победу под стенами Царьграда. Олег и его мужи (представители старшей дружины) должны были приносить клятву при заключении выгодного мирного договора с греками. Они клялись, по словам летописи, «по Рускому закону, Перуном, богомъ своим […] и Волосомъ, скотьемъ богомъ, и утвердиша миръ» (ПВЛ. С. 17). Далее следует пассаж, смысл которого в контексте Олеговой победы остается неясным: Олег велел сшить «парусы паволочиты руси, а словеномъ кропиньныя». Словенские паруса разорвал ветер, и словене сетовали, что им не даны паруса из драгоценных тканей[177]. Паволоки — драгоценные ткани — вместе с греческим золотом Олег привез в Киев. Далее, после упоминания небесного знамения — кометы (911 г.) — следует текст договора руси с греками.

Очевидно, что мотив парусов связан с противопоставлением княжеской дружины-руси словенам-федератам: предполагается, что и два бога — Перун (упомянутый как «свой бог» руси) и Волос — скотий бог отражали этот дуализм. Скотий бог — бог богатства, но словене, которым «соответствует» Волос в структуре исторической «преамбулы» к договору, получают «бедные» паруса. Вспомним, что ранее летопись утверждала единство варягов и словен, прозвавшихся в Киеве русью.

Зачем понадобилось это архаическое, восходящее к временам призвания варяжских князей противопоставление словен и руси? И. Н. Данилевский предположил даже, что это противопоставление носит «вторичный характер» (Данилевский 2004. С. 153), сводя суть мотива к «центонному парафразу» — пророчеству Иезекииля о падении Тира. Представляется, что суть именно во введении противопоставления руси и словен, которое позволяло снизить последующее противопоставление руси христианам-грекам.

Описание осады русью Царьграда под 907 г. — особая источниковедческая проблема. Поход 907 г. неизвестен византийским источникам, в отличие от последующего похода 941 г., совершенного преемником Олега Игорем. Он описан в Хронике Амартола — это описание использовано в ПВЛ[178]. Но то же «этикетное» описание было использовано и для характеристики похода Олега: Олег «разбиша многы полаты и пожгоша церкви», пленных «овѢхъ посекаху, другиа же мучаху, иныя же растреляху, а другыя в море вметаху, и ина многа зла творяху русь грекомъ» (ПВЛ. С. 16). Но и здесь летописец находит слова для оправдания злодеяний: «елико же ратнии творять», — завершает он свой рассказ.

Не обошлось при описании войны и без традиционного стереотипа в отношении греков: убоявшись Олега, греки пообещали дань и вынесли ему «брашно и вино», но тот не притронулся к нему, подозревая, что пища отравлена. Греки испугались еще больше: «НѢсть се Олегъ, но святый Дмитрей, посланъ на ны от Бога». Греки «льстивы до сего дни», утверждал летописец уже в связи с более поздним походом другого русского князя (Святослава).

Цель приводимой интеллектуальной «игры с отскоком» (бриколаж) очевидна: поставив Русь в центр своего повествования, летописец стремился смикшировать негативные коннотации в отношении даже к дохристианской дружинной Руси[179].

Легендарный поход Олега на Царьград традиционно считается вполне «историческим», но даже русские источники — единственные свидетельства этого похода — полны видимых противоречий. Его описание помещено в ПВЛ под 907 г., в НПЛ — под 922 г. В новгородской версии в войске Олега названы варяги, поляне, словене и кривичи; в ПВЛ — все племена, подвластные Олегу или даже упомянутые ранее, хотя возглавляют список те же варяги и словене. Нет в обоих списках только руси, хотя значение именно этой дружины и даже самого дружинного имени явственно в обоих текстах. Сначала в обеих летописях говорится, что Олег заповедал побежденным грекам «дань даяти» на «2000 корабль», по 12 гривен на человека. «Повесть временных лет» конкретизирует далее, что дань дается «на ключ» — уключину, то есть на каждого гребца-русина. Упоминание собственно руси появляется в характерном тексте, опять-таки связанном с походом на морских судах — возвращением руси от стен побежденного Царьграда под парусами из паволок.

Но что же такое русь в «сказании»? В описаниях походов на Царьград русь — это войско: в описании Олегова похода (в НПЛ — Игорева) в ПВЛ говорится, что «много зла творяху русь грекомъ, елико же ратнии творять». Показательно, что описания походов на греков Олега и Игоря в обеих летописях стилистически зависят от описания похода 941 г. в хронике Амар-тола, но «оправдательная» фраза, списывающая злодеяния руси на военное время — «елико же ратнии творять» — принадлежит русскому летописцу (и переводчику Амартола? — ср.: Шахматов 1940. С. 56). Здесь в понятие русь включены все участники похода, в том числе словене. Русь же, снабженная драгоценными парусами и противопоставленная словенам, — это княжеская дружина: так противопоставляли русь и славян-данников Константин Багрянородный в середине Х в. и восточные авторы.