– У вашей жены есть еще какой-нибудь дополнительный заработок, кроме работы в санатории?
– Да, есть. Иногда она прирабатывает сиделкой в частных домах.
– Она работала сиделкой в доме княгини Махарадзе в Блаукирхене? – спросил инспектор.
– В доме покойной княгини Кето Махарадзе, – поправил его Шмидт. – Ее убили. Это ужасная история всполошила всю округу. Княгиню Кето Махарадзе знали все, как до этого знали ее знаменитого мужа, профессора-окулиста Вахтанга Махарадзе.
– А что это за история с убийством? – спросила Апраксина. – Расскажите, пожалуйста.
– Как, вы не знаете? Удивительно. Впрочем, этим, видимо, занималась местная полиция. Княгиню Кето Махарадзе, в доме которой работала иногда моя Ева, однажды утром нашли задушенной в собственной постели. И нашла ее моя жена. О, эти русские! Ева была буквально в шоке, она несколько дней не могла прийти в себя и поклялась больше никогда не соглашаться на работу в эмигрантских домах, хотя бы ей платили там золотом.
– Вы не помните, когда случилось это чудовищное преступление?
– Еще бы мне не помнить! Это было… Да, чуть больше недели тому назад, в пятницу. Утром моя жена отправилась к княгине, чтобы сделать ей массаж. Обычно она возвращалась к обеду, но в тот день вернулась через пару часов после ухода. Точно не помню, но я уже встал. Я немного лентяй, могу в этом признаться. Евиного будильника я не слышу, мы старики и спим в разных спальнях, простите за такую подробность, поэтому я позволяю себе поспать подольше, особенно с тех пор, как ликвидировал издательство. Словом, Ева вернулась, когда я уже встал, и лица на ней не было. Представьте, что было с моей бедной женой, когда она вошла в спальню княгини, чтобы помочь ей с утренним туалетом, и застала окоченевший труп! Ева говорит, что это было ужасное зрелище!
– Ваша жена не говорила вам, кого она подозревает в этом преступлении?
– Она об этом твердит постоянно, даже успела уже порядком мне надоесть.
– И кого же она подозревает?
– Слуг, служивших в доме княгини и уволенных ею. Она их попросту вышвырнула на улицу! Они все, как подозревает Ева, служили у нее без разрешения на работу. Кто-то капнул на нее, или ей самой что-то такое показалось, но она испугалась и всех уволила. Ну они ей и отомстили. Эмигранты!
– А на допросе в полиции Блаукирхена ваша жена сказала, что у нее ни на чей счет нет подозрений.
– А, так вы все-таки в курсе! – почти торжествуя, воскликнул Шмидт. – Я почему-то так и подумал, что не может быть, чтобы вы не знали о таком страшном преступлении. Нет-нет, я не в претензии, не подумайте! Я понимаю, у полиции свои методы.
– Как вы думаете, почему ваша жена ничего не сказала полиции о своих подозрениях относительно слуг?
– О, надо знать мою Еву! – улыбнулся Шмидт. – Моя жена большая формалистка, и поскольку у нее не было никаких конкретных доказательств, она не стала высказывать свое личное мнение, основанное лишь на женской интуиции и догадках. Но я могу вам сказать, господа, что моя Ева очень неплохой психолог: долгие годы работы с нервными больными в санатории развили в ней это качество.
– Редкое и ценное качество, – заметил инспектор. – Нам придется еще раз допросить вашу жену, господин Шмидт. Как вы думаете, она сейчас дома?
– Я мог бы позвонить домой и выяснить это.
– Вот телефон, пожалуйста.
– Я могу предупредить Еву, что ее хотят посетить господа из полиции по поводу смерти княгини Махарадзе, так сказать, морально ее подготовить?
– Почему бы нет? – пожал плечами Миллер. – Мы ведь ни в чем не подозреваем вашу жену, а просто хотим уточнить ее свидетельские показания.
Господин Шмидт застал жену дома.
– Ева! Как хорошо, что ты никуда не ушла! Я звоню из мюнхенской криминальной полиции. Да, меня допрашивали, а теперь два сотрудника полиции хотели бы побеседовать с тобой относительно твоих подозрений по поводу слуг княгини. Да, конечно, это я им сказал! Ева, в полиции сами разберутся фантазии это, пустые подозрения или что-то более серьезное. Уж на этот счет ты можешь не волноваться, здесь люди опытные! Так что будь дома, никуда не отлучайся.
– Благодарю, господин Шмидт! – сказал Миллер. – Вы можете подождать нас в своей машине: мы соберем бумаги и двинемся в путь.
Хорст Шмидт поднялся и вышел из кабинета, по-прежнему спокойный и добродушный.
– Ну, и что вы скажете, графиня?
– Ничего не скажу. Пока что.
– А я скажу, что мы, кажется, окончательно запутались. Так этот Шмидт, оказывается, вовсе не был женат на нашей «русалке», и придется нам искать ее мужа где-то в другом месте. С другой стороны, он как-то уж очень близко с нею связан… Ужасно, что из Советского Союза приезжает теперь столько разношерстной публики, что с русской эмиграцией уже не так просто разобраться, как прежде, когда она шла на Запад редкими волнами: теперь это уже не волны, а прямо какое-то наводнение… А еще ужасней, что у нас нет никаких контактов с русской полицией!
– Милицией, инспектор, – поправила его Апраксина. – А вы подали мне интересую мысль! Собирайте бумаги, а я пока сделаю один звоночек! – Она полистала записную книжку и нашла нужный номер.
– Вы хотите звонить прямо в СССР, графиня?
– Нет. Это номер общежития для беженцев, телефон дежурного. Поговорите с ним вы, инспектор. Скажите, что нам срочно нужна Татьяна Беляева из четыреста восемнадцатого номера.
Инспектор так и сделал. Им пришлось ждать не менее десяти минут, пока дежурный доставил Татьяну к телефону. Услышав ее голос, инспектор передал трубку Апраксиной.
– Таня, это говорит Елизавета Николаевна. У меня срочный вопрос. Вы не знаете, каким образом выходила замуж ваша сестра? Процедура заключения брака проходила в немецком консульстве или…? В ЗАГСе? А что это за учреждение? Понятно… А вы присутствовали при этом? Нет? Жаль… Я понимаю, что это всего лишь официальная регистрация. Спасибо, Танечка, и пока до свиданья. Так вот, инспектор, брак был заключен в скромном советском учреждении типа мэрии. Доступа мы туда, конечно, не имеем… Ну что ж, не будем заставлять господина Шмидта слишком долго ждать. Пойдемте, инспектор!
Глава 18
Медсестра Ева Шмидт отнеслась к непрошеным гостям с почтительной неприязнью.
– Мне кажется, что я уже рассказала все, что могла рассказать сотрудникам местной полиции. А вы – из Мюнхена. Может быть, вам проще ознакомиться с моими показаниями в полиции Блаукирхена? Так будет менее хлопотно и для вас, и для меня.
– Ничего, ничего, госпожа Шмидт! Мы привыкли хлопотать, не жалея своего времени. Отрабатываем, так сказать, деньги налогоплательщиков. Особенно когда совершается такое злодеяние, как убийство. В данном случае зверское убийство вашей хозяйки княгини Кето Махарадзе.
– Она была не моей хозяйкой, а моей пациенткой, – поправила его Ева Шмидт.
– Пациенткой… Да, конечно! И вам ее тем более жаль, не правда ли?
– Да, разумеется. Но мне, знаете ли, жаль даже сбитую машиной птичку или раздавленную колесом лягушку, – вздохнула Ева Шмидт. – Я столько лет работаю в медицине, пора бы уже, кажется, привыкнуть к смертям, но я так и не сумела… Садитесь, господа! Могу я вам предложить кофе или чай?
– Нет-нет, не беспокойтесь! – сказал Миллер. – У нас к вам по существу один-единственный вопрос. Ваш муж сказал, что вы подозреваете в убийстве княгини Кето Махарадзе кого-то из уволенных ею слуг. Кого именно?
– Знаете, инспектор, мне бы не хотелось навязывать полиции свои подозрения на этот счет. Но если уж вас интересует мое, сугубо личное, мнение – я его выскажу.
– Я весь внимание!
– Я убеждена, что любой из живших в доме княгини слуг мог убить ее из мести. Причем это касается как мужчин, так и женщин.
– Но в доме не было слуг в момент убийства княгини, если не считать Авивы Коган!
– Вот именно.
– Простите?
– Я сказала, вот именно! – повторила Ева Шмидт.
– И все равно я не понял вашей мысли. Поясните, будьте добры.
– Вы сами сказали, что именно она находилась в доме в момент убийства несчастной княгини Кето.
– И что вы можете о ней сказать такого, что наводит на подозрения?
– Ровным счетом ничего! Ничего, за исключением того, что княгиня Кето собиралась устроить свою свекровь в какой-нибудь очень хороший дом престарелых.
– А вы откуда об этом знаете? От Авивы Коган?
– Нет, от самой княгини Кето: она просила меня навести справки о домах престарелых нашего округа и соседних округов.
– Так Авива Коган могла и не знать о намерениях княгини.
– Она о них знала.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
– Нам она ничего подобного не говорила! – вмешалась Апраксина.
– Вот и подумайте, почему она это скрыла от полиции? – Ева Шмидт поджала губы и отвернулась от графини.
– А почему вы думаете, что Авива Коган знала о намерениях княгини Кето поместить княгиню Нину в дом престрелых? – спросила Апраксина.
– Потому, что я сама ей об этом говорила, и не один раз! Я советовала ей заранее приискать себе новое место работы и даже обещала помощь в этом деле. Она хорошая сиделка, хотя и не очень опытная.
Апраксина замолчала, и Миллер перехватил разговор:
– Ну, а что вы скажете о других слугах, госпожа Шмидт?
– Они покинули дом княгини и тем самым будто бы обеспечили себе алиби. Но на самом деле это далеко не так, уважаемый господин инспектор, совсем не так! Всем слугам время от времени в руки попадали ключи от дома, и каждому ничего не стоило заранее сделать себе дубликат за какой-нибудь час в мастерской при ближайшем супермаркете. Так что любой из них мог в ту ночь проникнуть в дом и прикончить бедную княгиню за нанесенную обиду. А может, он проник в дом просто с целью ограбления, а княгиня проснулась, узнала его – вот ему и пришлось ее убить. А потом его кто-то спугнул, и он не успел ничего найти и унести с собой. Не забывайте, все они русские, а значит, люди необразованные и дикие! А еще добавьте, что все они жили в Германии на птичьих правах, и своим внезапным увольнением княгиня действительно сделала положение каждого из них поистине ужасным. Можно себе представить, как они все ее за это возненавидели! Я их понимаю, хотя сама на их месте поступила бы иначе.