Наконец, тяжелые двери салона выплюнули новую меня, на прощанье пожелав скорой встречи. Прозвучало, как угроза.
И крыть нечем, вздохнула я. Ногти отрастут, волосы тоже, и не далее как через месяц идти на заклание. Хотя, обиднее всего, что с неудачной стрижкой и маникюром волосы и ногти не растут. Совсем. Может, возжелать всем сердцем снова стать мохнатой и неухоженной? Чтобы закон подлости успешно оттягивал момент встречи с феями красоты.
В магазине нижнего белья захотелось стать Кисой и проорать: «Хамы!»
Но и этот пик был успешно преодолен. Лучшая версия меня, полностью экипированная, отправилась на подработку.
По пути наскоро побеседовала с воображаемым психологом и он презрительно высказал мне, как я неправильно поступаю, сокрушаясь о тратах на себя.
⁃ Надо меняться, милочка, жизнь дается лишь раз, а вы большую часть своего дееспособного возраста растрачиваете на экономию!
⁃ Не экономию, а заботу о дочери! — парировала я.
⁃ Не заботу, а баловство! Разнузданность и эгоизм!
Что есть, то есть — вздохнула я. Будет ли в старости пресловутый стакан воды — весьма сомнительно. Все, хватит сокрушаться! Дал Бог зайку — даст и лужайку!
В смысле, нужда денежку родит.
Если не я, то кто? Если не мне, то кому?
Надо научиться тратить с удовольствием. Тем более на себя.
Однако вспомнив ленты липкого воска, передернулась. То еще удовольствие.
Однако, на самобичевание времени не осталось, я приехала к своему эскулапу.
То, что я себе воображала до того, как оно все предстало в реальности, было совсем не тем. Скорее, оно было сьемками порно, и я в них была примой. Ну или как там называют ту, которую все… кхм… ну вы поняли.
⁃ Откуда, простите, у вас знания о том, как снимаются эти самые порны, позвольте спросить? — спросите вы.
И будете правы. Не смотрела и не снималась, разумеется. Даже в любительском, домашнем. Даже зарисована не была.
В бытность мужниной женой все сексуальное общение сводилось к его игривому: «Ну что, пойдем динь-динь?»
Да простит меня известная фея (тогда еще не прославившаяся на весь мир), динь-динем сами-знаете-какое-действо называлось так, наверное, по каким-то ассоциациям из детства. Даже думать не хочу, каким. В силу своей сексуальной непросвещенности и дремучей закомплексованности я и не вдавалась никогда, почему оно у него так называется. В кино это было «заняться любовью», «предаться утехам», ну на крайняк, «трахнуться», я все же в девяностые взрослела, уже секс был в СССР. А у нас был динь-динь. Кстати, прелюдии часто и сводились к ритуальному танцу, призванному продемонстрировать этот пресловутый звон колокольчиков, специальные вращательные движения тазом, в семейных трусах. Очевидно, это был какой-то специальный мужской ритуал, и мой экс-муж искренне верил, что этот брачный танец должен был разжечь во мне огонь страсти.
А я все время думала, что проблема во мне, и другая бы на моем месте воспылала бы.
Впрочем, другая и воспылала, как потом выяснилось.
Хотя, я забыла уточнить, исполнялся ли танец «динь-динь» перед нею или это был мой эксклюзивный номер?
Теперь же, явившись на сьемки, где я была, как вы помните, моделью, я предстала перед Ильей и оператором — долговязым парнем с нечесанными патлами — в игривом кружевном белье, только что купленном за пол-крыла от боинга.
Их физиономии скисли, у обоих одновременно. И на них появилось такое выражение, как будто я сейчас начну просить отыметь меня из жалости, в виде милостыньки, а они ну никак на это не рассчитывали.
⁃ Простите, а другого ничего у вас нет? — с надеждой спросил Илья.
Я, вздохнув, достала свое родное, домашнее. Черное, безо всяких кружев и воланов. Топик и спортивные плавки.
⁃ Отлично! То, что нужно! — обрадовался Илья, и я поплелась переодеваться. Зачем только тратилась? Хотя… может, все-таки где-то в других сьемках пригодится?
Дальнейшие два часа были опять-таки наполнены болью. Меня снова и снова массировали, мяли, хрустели, складывали пополам и конвертиком, сворачивали в рулет, и при этом мне нельзя было ни пищать, ни умирать, ни хотя бы упасть в обморок.
Я поняла разницу между «быть пациентом» и «быть моделью». Пациент имеет право ныть, хватать массажиста за руки, грозиться взаимно что-нибудь сломать или на худой конец заявить в полицию. У пациента все болит, и это нормально. Модели бесчувственные и нечувствительные. У них нигде не болит и ничего не ломается. У них все прекрасно гнется во все стороны, даже само по себе. Шея поворачивается на сто восемьдесят градусов, суставы — на все триста шестьдесят. При этом, для массажиста модель — просто тренажер.
Я все прокляла триста тридцать три раза. И останавливал от выкрика «стоп» меня только вечный стыд, тот самый заклятый друг, что мешает крикнуть водителю об остановке, кассирше, что хочешь отложить какой-то товар, парикмахеру — что тебе не такая длина стрижки нужна, и так далее.
Даже в свои сорок лет я панически боялась заявить о чем-либо. И если бы я курила, то до сих пор бы ныкалась по кустам, чтоб меня никто не увидел. Хоть все те, кто могли меня поставить в угол, давно покинули этот мир.
Когда сьемка была закончена, Илья меня похвалил. Я, глотая слезы от жалости к себе, натянуто улыбнулась, заверила, что моя спина в его полном распоряжении, получила пять тысяч хрустящей бумажкой и поплелась домой.
В целом, все было неплохо, если не считать того, что болело все тело, зудели с непривычки продепилированные места, очень хотелось есть, пить кофе, любящего мужа с лицом и телом Серкана Болата, в фартучке на голое тело, ждущего меня дома с пирожками или бутербродами хотя бы. Взять бы так, уткнуться в его мужественную грудь, расплакаться и, причитая, рассказывать ему, что я пережила. Вытирая слезы и сопли заботливо поданными им деньгами…
Глава 10 Что выросло, то выросло
Сосед исчез.
Нет, ну возможно, он исчез именно для меня, а для всех остальных он где-то был, живой и здоровый. Но мне он не попадался на глаза никакой.
Я уже перебрала все возможные варианты его исчезновения, в каждом, разумеется была виновна я — ха-ха. Кто же еще.
⁃ Если бы не мои пьяные приставания, то человек жил бы своей нормальной жизнью, — жаловалась я своему психологу. — Он ведь только ремонт сделал, перевез все свои вещи, и тут я его так напугала, буквально подвергла жестокому стрессу, и теперь весь дом потерял хорошего жильца.
Психолог кивнул и осуждающе посмотрел на меня поверх очков.
⁃ А ведь он мог отремонтировать подъезд. И дверь. Мы могли подружиться и иногда он мог свозить меня на своем «Титанике» за продуктами на рынок. Хотя, кому и зачем я вру? Нахрена мне столько продуктов, что их нужно везти на машине? Во-первых, незачем, во-вторых, не на что.
Моя модельная карьера закончилась, принеся бонус в виде зимних сапог мне и дочке, а также непривычного ощущения здоровья и легкости спины. Теперь, чтобы не растратить такое нужное везение, я каждый день делала зарядку. Чтобы все не закостенело снова.
Жизнь, в общем-то, текла размеренно. Лидочка ушла в декрет, и я ощутила себя владычицей морской. Никто не раздражал, не щебетал под ухом, начальница приходила к обеду и уходила после обеда, а я неспешно делала свои отчеты. Вполне справлялась, кстати. Как будто Лида вообще и не уходила.
Не хватало только ясности. Почему исчез сосед, куда, на сколько, а главное — из-за меня ли?
Подружки мои тоже жили в своем репертуаре. Машка искала себя, тратя деньги Толика на курсы всяких гуру и коучей. Так называемые «Марафоны желаний» (я как подопытный кролик, прошла их нахаляву, Машка покупала, а творили мы обе. И с одинаковым результатом — никаким). Я ржала над всеми этими дурочками, посылающими запросы во Вселенную, Машка бесилась, но опровергнуть мои доводы не явился ни один сатурнянин. Потом Толик закатил скандал, в очередной раз уйдя от Машки, и она поклялась не покупать новых марафонов. Однако деньги ему нужно было возмещать, она стала печатать какие-то карточки в интернете, а я облегченно вздохнула и получила свободу. На время.
Танька чуть не вышла замуж за таксиста. Но познакомилась с его женой, подружилась с ней, и вскоре они уже вместе перемывали ему косточки. Он страдал, звал ее под венец, но она объяснила ему насчет женской солидарности. Объясняла она доходчиво, рука у нее была тяжелая, все обычно быстро понимали. И он понял. Но бесплатно возить ее не перестал. Извечное Танькино везение на мужиков снова сослужило ей верную службу.
От нечего делать я изучала теть Валину книгу рецептов, скармливая приготовленное Мальке и ее друзьям. Вечно голодные студенты пели дифирамбы, я наслаждалась их обществом, мыла после них горы посуды, в общем, все было хорошо.
Беда пришла откуда не ждали.
⁃ Мам, я уезжаю, — выдала мне дочь, догрызая самсу.
— Куда?! — чуть не поперхнулась я.
— Да по обмену, — махнула она рукой. — Мы в СтудСоюзе замутили программу обмена студентами, ну, знаешь, как с Америкой, только внутри России. Хорошая возможность повидать мир, побывать в других городах. Познакомлюсь с новыми людьми, поучусь там, опять же. Понравится — переведусь.
— А где ты там будешь жить? На что? — слова путались, застревали в горле.
— Семейное проживание. Там семья студента принимает, а здесь кто-то поживет у тебя. А деньги я заработала, представь себе. Листовки раздавала в магазине, так, подрабатывала понемногу.
«Слава Богу, что не закладки раскладывала», — мелькнуло у меня в голове.
Но как?! Как я не заметила, что она еще подрабатывает, планирует уехать?
«С этими всеми своими приключениями я совсем упустила ее из виду», горько подумалось мне.
— И надолго?
— На месяц.
Я почувствовала головокружение и тошноту. Пол закачался под табуреткой.
То-то я и чувствовала в последнее время какой-то холод с ее стороны. Списывала на усталость, занятость, на пресловутую сепарацию и взросление. А ведь мы почти не общались. Уже больше недели.