Учитывая неблагоприятный прошлый опыт, я решила наглеть сразу.
— Здрасьте, — гаркнула, не дожидаясь, пока тщедушного вида гостья раскроет рот. — А вы кто?
Ее губы задрожали.
— Как видно, теперь уже никто, — трагически произнесла она и попятилась к выходу. — Я думала, Максим вам все рассказал…
— Максим? — озадачилась я. — Ах, Максим! Ну да, ну да. Он сейчас отдыхает. Проходите, третьей будете.
Она ужаснулась, что-то пискнула, выпорхнула из квартиры и захлопнула дверь.
Я пожала плечами и пошла исследовать холодильник — жрать хотелось. Да и терпельцу требовалось дать что-то пожевать.
— Мда, Максим Морозович, не везет тебе с бабами, — заключила я, оглядев полки холодильника. — Сплошные консервы. А ведь через два часа Новый год. Где еда-то? — крикнула риторически в направлении спальни.
Ответом мне послужил громкий топот и бульканье в туалете.
— Понятно, — вздохнула я и подтянула лоток с картошкой.
— При похмелье лучше всего кислый суп, — размахивая ножом, поясняла я минуты три спустя зеленому Максиму, притулившемуся с кружкой крепкого чая в углу кухни. — А простоквашу — кто бы что ни говорил! — не пейте.
Он судорожно вздохнул, но сдержал позыв, заглотил чаю.
— Подлить кипяточку? — вежливо поинтересовалась я. Он покивал головой.
Я сварила фирменный похмельный бальзамчик: жиденький овощной бульон, оливки, помидорки, корень сельдерея и много зелени. Разлила в чашки и подняла свою:
— Ну, за старый год! — и мы чокнулись супницами.
Лицо хозяина после супчика приобрело человеческое выражение, он даже осмысленно спросил:
— А вы кто?
— Третий раз за сегодня слышу этот вопрос, — вздохнула я. — Зовите меня Снегурочкой, все равно имени моего не запомните. Вот немного подсохнет платье, и уйду.
— Нет-нет! — с ужасом запротестовал Максим. Может, подумал, что нужно меня выпроводить прямо сейчас, но мне не улыбалось сидеть в подъезде в новогоднюю ночь.
— Вы уж извините, посижу пока, все равно идти некуда. Вот оклемаетесь маленько, и двину. А пока — простите за вторжение. Я тут и ваших женщин порасшугала… Но мы тут вроде как с подругой условились встретиться. Не с вашей ли женой она дружит? — спохватилась я. — Дом тридцать два, квартира тридцать?
Он кивнул недоуменно.
Я вспомнила:
— Бля! Простите мой французский! Наоборот, дом тридцать. Квартира тридцать два!
Тут раздался звонок в дверь.
— О, кто-то вернулся! — обрадовалась я и пошла открывать.
Но это были не знакомые мне дамы, а двое молодых ребят.
— Здрасьте! — весело приветствовали меня они. — А вы, наверное, Ирина? А где папа?
Я не успела ничего сказать, а они уже ввалились в квартиру, с пакетами, тортом, шампанским, шариками, хлопушками — в общем, полный бедлам.
Максим выполз в прихожую и притворился трезвым и здоровым.
— Саша! — радостно поздоровался он с парнем. — Как я рад, что ты вырвался, чертенок! Вот это сюрприз!
— И я рад! — ответил Саша. — Давно хотел познакомиться с Ириной, вот, теперь не спрячешь ее от нас. Мы, кстати, уже познакомились.
Я только открыла рот, чтоб сказать, что я — не я, как Максим подтянул меня поближе и незаметно для ребят ущипнул за ляжку.
— Да, это моя Ирина. Ну что же, проходите в комнату?
Потом, улучив момент, прошептал на ухо:
— Подыграйте, пожалуйста!
Ну ладно, мне не жалко.
Максим дал мне свой спортивный костюм, так что Новый год мы встречали весьма прилично — я и стол собрала по-быстрому вполне презентабельный, благо, всяких полуфабрикатов в доме нашлось достаточно.
Саша — это сын Максима оказался, и его девушка Марина — желали нам счастья, долгих лет совместной жизни, а я старательно отводила глаза и переводила тему, предлагая попробовать то одно, то другое.
Под битье курантов мы все чокнулись бокалами — у Максима в нем плескалась вода, незаметно мною подменившая алкогольный напиток, — и я вдруг ощутила большое счастье, смешанное с грустью.
После ребята быстро засобирались дальше — как объяснили, их еще ждали друзья. Мы проводили их и уселись молча за стол.
— Нехорошо обманывать, — сказала я, наконец. — Некрасиво.
— Простите, — глухо ответил он. — Сын так хотел, чтоб я устроил свою жизнь, а мне что-то не везет с бабами. С его матерью развелись — она нашла себе побогаче. Потом вот эта Ирина, — он махнул рукой. — На двадцать лет моложе. Истеричка. То со мной, то с бывшим…
Он замолчал.
— А вторая?.. — осторожно спросила я.
— Да так, с работы, — вздохнул он. — Договорились, что встретим вместе праздник, а тут эта дура — бывшая приперлась, не поверила, что с кем-то встречаюсь. В общем, вы прямо меня спасли, — он криво усмехнулся.
— Ну хорошо, если так, — улыбнулась я. — Обращайтесь, если что.
Потом я рассказала ему о своих приключениях с Танькой и вспомнила, что надо бы позвонить ей.
Через пятнадцать минут мы все сидели за столом — бледно-зеленый Максим, грустная я и развеселая шумная красномордая Танька в тулупе Деда Мороза. И рассказывала так, что соседи по батареям стучали — заглушала салюты и концерт по Первому каналу.
— Ха-ха-ха, короче, приезжаю — тебя нету. Ну, я вспомнила, что мы договорились к Ирке из тридцатой пойти. Поднимаюсь. Стучу, открывает мужик. Я, конечно, охуела, думаю: ну, Ирка, пизда старая, такого себе красотулю отхватила, а сама уже пою песенку, ну ты знаешь… — И, не дожидаясь ответа, затянула на манер частушек:
— А ето кто тут к нам приперся!
А с бородой и в кушаке!
А кого вы тут не ждали!
А с красной сумкой на плече!
— А этот мужик, — смачно хрустнув огурцом, продолжила она, — на меня смотрит и говорит: «Вы — женщина?» Ну а ты ж меня знаешь, — она швырнула валенком в батарею, соседи стихли, — я, если петь начну, меня хер остановишь. Ну, я и продолжила, — и запела снова громогласно:
— А я женщина, я баба!
А что делать тут, друзья!
Кто же будет Дед Морозом!
А мужиков нет ни хуя!
— Вот, — она налила водки и выпила, закусила помидором, — а этот хрен мне говорит: «Я поклялся, что женюсь на первой встречной женщине. Вы — первая встречная. Будьте моей женой!»
От ее хохота содрогнулись стены, и Максим еще больше позеленел.
— Оказалось, прикинь, — она стукнула Максима по плечу, он скривился и убежал в туалет, — что он со своей кралей поругался и ей пообещал, что женится. А тут я! Квартиры перепутала!
— Ахренеть! — восхитилась я и налила себе водки. Чего там скромняшиться, когда такие события! Подсела ближе и наплевала на Максима — пусть себе блюет в одиночестве, тут у Таньки личная жизнь налаживается!
— Ну и вот, я, конечно, говорю: то да се, мне надо подумать, а он ведет меня в спальню и говорит: давай закрепим наши отношения пока я еще в эффекте. А, нет, в аффекте, — она икнула и сосредоточилась на огурцах.
— И ты пошла? — чуть не взвизгнула я.
— Я что, дура, что ли? — она посмотрела на меня мутным глазом. — Канеш пошла. Когда еще такой шанс появится?
— И как? — я перешла на ультразвук.
— За-е-би-ся! — хрюкнула она и упала носом в тарелку. Спустя несколько секунд по квартире уже разносился ее раскатистый храп.
Я, всхлипывая, отправилась в санузел. Там и нашла Максима. Он сидел на краю ванной и умывался холодной водой.
— Надежда, что с вами? — переполошился, увидев меня.
— Нет, ничего, — махнула я рукой и тоже умылась. Села рядом с ним и разревелась окончательно. — Что ж мы такие несчастные-е-е?! Что ж нам так мало в жизни счастья надо, и того нет?!
Он меня утешал, неумело — видно, сам растерялся.
А я уже в подпитии, конечно, башню снесло, говорю:
— А поцелуйте меня, пожалуйста?
Он прибалдел, но потянулся, поцеловал. И мне так приятно стало — сто лет ведь с мужчинами не целовалась. И я вспомнила, как умела так языком по губам облизывать, пока целуемся — а Максиму, видно, понравилось, он меня обнял, к тебе притянул. И мы с ним так целоваться стали — ну как двадцатилетние прямо! Даже не заметили, как дверь открылась.
— Вот тебе и здрасьте, — злобно пропела взбешенная Ирина, которая первая из Максимовых дур. — Это как же понимать?! Что она еще тут делает?
А меня что-то такое зло взяло. Думаю: один раз повезло, с мужиком поцеловаться, как следует, и тут — бац, кого не ждали. Говорю:
— А понимайте, как хотите. Любовь у нас!
Она глазами так хлоп-хлоп, а я Максима обняла, держу крепко, думаю: хрен тебе, золотая рыбка. Леплю ей дальше так уверенно:
— Хорошими мужиками, дорогуша, не разбрасываются. Ты его бросила, а я подобрала. Так что иди-ка ты отсюда, пока не получила!
Она аж красными пятнами пошла.
— Ах ты, сука, хабалка, проститутка! — и в меня вцепилась.
Ну я как заору:
— Танька-а-а!
В общем, соседи вызвали милицию. Нас с Танькой забрали, потому что Максим ничего сказать не мог — ему под горячую руку тоже досталось, а дамочке этой Танюха два передних зуба выбила и глаз подфиолетила. При виде ее окровавленной и распухшей синей морды менты без разговоров нас скрутили и повели. Привезли в отделение, а там все тоже пьяные, оформлять не стали — до утра отложили, а пока в обезьянник заперли.
И вот сидим мы с Танькой и ревем. Обеим тошно. Вот и выдался Новый Год, ага, а как его встретишь, так и проведешь, так что — прощай, жизнь свободная, здравствуй, небо в клеточку.
— Теперь меня с работы точно выгонят, — всхлипываю я. — Нам что впаяют, как думаешь?
— Разбойное, что же, — мрачно простонала Танька. — Еще и групповое. Лет пять дадут.
— У-у-у, — снова взвыла я.
Танька полезла в лифчик за платком носовым — она там его всегда носит — и нашла телефон. Она, когда пьяная, все в лифчик прячет — инстинкт у нее.
— Давай позвоним, что ль, кому?
— Кому? — всхлипнула я. — Только не дочке! — и зарыдала еще больше.
— Мне тоже некому, — хлюпнула она. — Щас, разве что…
Она нашла номер, набрала и отодвинулась в сторонку — разговаривать. Говорила необычно тихо и мягко, потому я почти ничего не разобрала, только «Руслан» — услышала.