Пришлось пожаловаться тетушке.
Грубэ пристально вгляделась в покрасневшие глаза Русалочки и тотчас же научила простому чуду.
Жест руки – и на светелку опустилась плотная душная тишина. Русалочка оказалась точно в коконе.
...К воротам беззвучно летела кавалькада запоздавших водяных кикимор. Последней скакала гигантская морская лошадь. Плащ с капюшоном скрывал лицо седока. Ворота проглотили последнего гостя и ухнули вниз. Лошадь испугалась, встала на дыбы и заржала. Всадник едва осадил морского жеребца.
Русалочка скользнула по винтовой лестнице во двор. Замок онемел и оглох, но на странного всадника и его лошадь колдовство не действовало. Русалочка слышала, как лошадь хлещет себя хвостом по бокам, а хозяин уговаривает ее тоненьким голосом:
– Слушай, Гром, у тебя совесть есть? – жеребец вырывал поводья и не давал себя привязать. – Хочешь, чтобы нас разоблачили?!
Лошадь вздернула верхнюю губу. Русалочке показалось, что Гром смеется.
– Ты уже проговорилась. Кто же из ведьминых гостей знает слово «совесть»?
Всадник с досадой тряхнул головой. Капюшон упал. И точно таинственная дверца приоткрылась в воспоминаниях Майи.
– Крестная! Фея!
– Майя! Русалочка! – ив следующую секунду Русалочка оказалась в объятиях феи.
Конь деликатно отвернул морду. А еще спустя минуту фея усаживала Русалочку в седло.
– Погоди, – опомнилась Майя, – а ты как же?
– О, как-нибудь, – беззаботно махнула рукой фея.
Они не заметили, как студенистый осьминог выглянул из дворца и потопал к ведьме с доносом.
А когда беглянки оглянулись, было поздно. На них неслась свора монстров. Впереди, потягивая когти, плыла ведьма.
Фея хлестнула лошадь. Гром взвился. Фея выхватила шкатулку с нюхательным табаком и швырнула в пасть ведьмы. Грубэ чихнула и не успела схватить за хвост морского коня, когда он был в каком-то дюйме от нее.
– Прощай, Русалочка! – еще услыхала Майя голос феи, но повернуть лошадь не сумела: Гром мчался без дороги и не слушался поводьев. Внизу, протягивая корявые сучья, стонал черный лес. Змеи выскакивали из кустов, вставали на хвост и бессильно опадали. Акулы клацали челюстями у самого брюха коня, но Гром не свернул и не дрогнул, пока чаща не расступилась. Лишь тогда он спустился на ил, поросший редкой и чахлой травой.
– Тут мы простимся, Русалочка! Я – дикая лошадь, и мне нет пути в царство Нептуна.
Русалочка прижалась к морде коня, потрепала по холке. Гром вильнул плавниками.
– А фея? – вспомнила Майя.
– Ступай! – толкнул Русалочку Гром. – С феей все будет в порядке.
Майя поверила. Морской жеребец дождался, пока Русалочка не пересечет границу царства Нептуна. Он знал, но не хотел рассказывать, что фее лучше погибнуть. Много лет фея, подарившая краба-предателя, разыскивала пути во владения Грубэ. И в старинном фолианте прочла, что лишь колдунья сможет пройти через черную чащу. И фея стала колдуньей. Вначале изменения были едва заметными: частые вспышки гнева да желчное ехидство по отношению к сестрам. Потом изменился цвет глаз. Зрачки в темноте светились расплавленным золотом. А когда отросли железные когти, фея оседлала морского коня и бросилась через лес. Это было самое страшное путешествие в ее жизни. Иногда она забывала, зачем так спешит в Черный замок, но Гром упрямо несся через чащу.
Последним усилием фея посадила Русалочку в седло. И сразу же превратилась в настоящую ведьму. Даже Грубэ и ее свора попятились и отступили. У бывшей феи стали быстро расти когти, она превращалась в волчицу с человеческими руками.
– Прощай, Русалочка! – и выплеснув всю свою оставшуюся в нем любовь и нежность, сердце феи не выдержало и разорвалось.
Колдуны и колдуньи окружили распростертое на черных камнях тело. Плоть, наполовину обезображенная, еще сохраняла черты феи Голубого замка.
Гром почувствовал гибель хозяйки и, запрокинув морду, тоскливо заржал. На его голос жеребца коротко отозвалась кобылица.
Ржание морских лошадей напомнило Крабсу, что скоро рассвет. Крабс еще немного поползал вокруг принца и убрался восвояси.
Колдунья гадала и на Крабса не обратила внимания. Он меланхолично разгуливал по Черному дворцу, потом забегал быстрее. Наконец, испугавшись, ворвался к ведьме.
– Майя пропала!
– Знаю! – огрызнулась Грубэ. – Девчонка сбежала. Ей уже сказали, что она дочь Нептуна, а вовсе не моя племянница! – и прикрикнула на краба. – Убирайся!
Снова повернулась к чану, в котором отражалось царство Нептуна. Прошипела:
– Ну, ничего, я еще успею ее поймать. Слишком долго я мучилась, чтобы так легко упустить добычу.
Крабс подумал: если Майя удрала, он будет жить, как прежде. Крохи совести можно стряхнуть в мусорную корзинку для бумаг.
Краб уполз из покоев колдуньи, добрался до половины Майи и запер все двери, припрятав ключи в жилетный карман.
– На случай, если Майя вернется, все будет цело, – краб прихлопнул карман и застегнул пуговку.
А Майя была далеко от чертогов колдуньи. По янтарному сиянию и шпилям дворцов узнала столицу царства Нептуна. Русалочка медленно плыла по морскому городу, дивясь, сколько вокруг народа. В замке ведьмы они обитали втроем, и порой Майе казалось, что на всем белом свете есть только Грубэ, она и краб в камзоле.
Столичные жители стайками проплывали мимо Русалочки, о чем-то переговариваясь. Подскочил галантный карась:
– Вас проводить?
Майя улыбнулась:
– Нет, спасибо. Я ведь сама не знаю, куда иду!
И карась уплыл, пожав плечами.
Майя плыла по улицам столицы, останавливаясь на площадях. Русалочка не торопилась и не расспрашивала. Ей нравилось подплывать к открытым окнам и заглядывать в комнаты. Она пожалела, что у нее не было крошек для плывущего за ней любопытного малька.
Русалочка вздохнула и улыбнулась. Никогда она еще не была так счастлива!
Там, где проплывала Русалочка, сами собой падали шторы. Ленточки траура трепетали и меняли цвет на зеленый, красный и желтый. И чем дольше блуждала Русалочка по городу, тем все меньше и меньше оставалось печальных улиц и запертых наглухо слепых домов.
Внезапно улица разлилась площадью. Майя невольно пригладила волосы. Перед ней, медово сияя, стоял янтарный дворец. С треском распахивали створки раковины-ставни. Двери хлопали. Плеск множества плавников наполнял дворец правителя.
Нептун поднял голову, сощурившись от внезапного света. Гневный окрик застрял в горле – на пороге стояла Майя.
– Майя! Русалочка! – Нептун подхватил дочку на руки и закружился по покоям с драгоценным грузом.
Весть быстрее ветра разнеслась по столице, захватив предместья. Под балконом собиралась толпа.
– Майя! Майя!
– Идем? – Нептун кивнул на открытый балкон и, взяв дочь за руку, выплыл первым.
Поздно вечером Нептун и Майя сидели у аквариума. До залы доносились отголоски праздника – столица гуляла. Грохнули литавры спешно собранного феями оркестра. Простолюдины, хмельные от вина и радости за правителя, поднимали чаши за здоровье Русалочки.
Ведьма нависла над чаном и скрипела зубами от ярости: столько лет – и все впустую?
Вокруг владений ведьмы гарцевали вооруженные всадники. День и ночь над черным лесом, сторожа колдунью, висели осьминоги. Во владения Грубэ не проскочить было морскому мышонку. Колдуны и колдуньи разбежались из Атлантики, спасаясь от гнева Нептуна. Горько было для колдуньи видеть тех двоих, отраженных в волшебном чане.
Ведьма в бессильной ярости ударила кулаком по воде. Изображение пошло рябью, потеряло очертания и пропало.
Напуганный Крабс зашился в щель под притолокой, поглядывая сверху на словно бы окаменевшую ведьму. Грубэ шевельнулась. Рука колдуньи, отделившись от тела, всплыла к потолку. Зашарила.
– Чур, не меня, – зажмурившись, бормотал краб.
Но напрасно: пальцы схватили краба за шиворот и швырнули в чан.
Майя подняла голову. Нептун сжал трезубец. Им почудился всплеск.
Крабс скорчился на дне аквариума, шипя на окруживших его рыбок:
– Кыш! Кыш отсюда!
– Показалось, – с облегчением сказал Нептун, обыскав углы.
Краб, подобрав лапки, притворился зеленым обомшелым камнем. С одной стороны, в аквариуме было тепло, а вокруг плавало еды предостаточно. С другой, Крабса поразила способность ведьмы проникать в царство Нептуна.
«В чан ей не залезть, – размышлял краб. – Но как знать, старушка трудолюбива и совершенствуется в колдовстве с каждым веком!»
Служба у ведьмы давно стояла Крабсу поперек горла. Почему ведьма предоставила ему возможность улизнуть? Крабс чуял подвох, но никак не мог понять, в чем он состоит.
Нептун и Русалочка уплыли. Крабс выжидал. Дрожа, вылез из аквариума. Сполз на пол и заковылял, выискивая норку на ночь.
Эгей, дружок! Теперь и тебе придется сидеть в тесной и темной норке краба и терпеливо ждать, что надумает краб. Впрочем, теперь и у тебя есть время подумать. Замерзнешь, загляни в Главу 5b. Или можешь вернуться к концу Главы 4а. А можешь привязать краба к веревочке и идти за ним следом.
Решил остаться? Тогда привет! Но учти, крабы, если их рассердить, больно щиплются.
Глава 4d
Сделал свой выбор – смотри, что получилось.
Алан родился и рос у моря. В раннем детстве шум прибоя был его колыбельной, а приливы лизали стены королевского замка. Замок возвышался на ровном каменистом плато, уступом выходившем в море. В верхней башне по ночам зажигали маяк – и немало рыбацких и торговых судов возносили хвалу богу и принцу, указавших путь среди рифов.
Ходить и плавать Алан научился одновременно. Нырять мог в любую погоду, даже тогда, когда волны накидывались сверху, норовя утащить на глубину. Алан обожал дразнить море в бурю. Выждать обозлившуюся волну, разевающую страшную пасть, и поднырнуть под нее, пока громада не успела тебя опрокинуть.
Алан мог бы поклясться, что море умеет слушать, понимать и чувствовать. Часами принц мог прислушиваться к неведомой жизни, отделенной границей воздуха и воды от людских взоров.