А что выйдет из сделки, ты узнаешь в Главе 9а.
Глава 8c
Ты решил довериться Крабсу? Тогда вперед!
Русалочки шарахнулись от ведьмы раньше, чем она успела договорить.
– Я так и думал! – краб смотрел вслед уплывавшим сестрам Майи.
Ни одна из них не захотела пожертвовать для сестры и крупицей своей молодости и красоты.
– Вот она, сестринская привязанность! – шипела ведьма вслед морским принцессам. – Я всю жизнь обходилась без привязанностей и любви. И выходит, что я права.
Русалочки в панике выплывали из дворца колдуньи. Морские гады насмешливо шипели им вслед. Черная чаща хватала сучьями и царапала их нежную кожу. Даже полипы отворачивались от предавших сестру русалок.
– Ну что, довольна? – сумрачный краб разыскал ведьму, как обычно колдовавшую над волшебным чаном.
В его глади отражался берег и кусочек моря. От пристани отплывала каравелла. И Крабс даже различал фигурки людей, крошечные, но отчетливые. Волшебный чан не пропускал голоса из верхнего мира, но люди казались такими счастливыми в этот тихий вечер! Радость освещала лица герцогини и принца.
– Я всего-навсего ведьма, – огрызнулась Грубэ. – Что я могу поделать, если я обязана служить злу?
– Вот как, – протянул краб.
Что-то в тоне ведьмы его удивило. Краб не мог поверить своим глазам, но Грубэ плакала.
– Слушай, старушка, тут и так слишком солоно, – утешал ее краб, вползая на плечо.
– Жалко маленькую глупую русалку, – всхлипнула ведьма, и ее ядовитая слеза, упав, прожгла стенку чана.
Крабс оторопел. С ведьмой творилось неладное. Он еще ни разу не слышал, чтобы колдунья кого- то жалела. А Грубэ рыдала все горше.
– Знаешь, – вдруг решилась она, – что-то в этом мире не в порядке, если сестры не пожертвовали для Майи и пустяком.
– Хорош пустяк, из-за которого ты готова губить морской народец налево и направо, – по привычке заперечил краб, но он и сам понимал, что сестры поступили недостойно.
– Да, – согласилась ведьма, – красота казалась мне счастьем. Казалось, стань я прекрасней – и всем буду нужна, все станут меня жалеть и любить.
«Жалеть ведьму? – краб чуть не выскочил из панциря. – Любить колдунью?»
– Но, оказывается, – продолжала Грубэ, – что и красота не делает мир добрее!
Вода в чане быстро темнела – в верхнем мире зашло солнце. Ведьма оттолкнула чан и встала, придерживая на плече краба.
Крабс сопел, поглядывая вниз: если упадешь с такой высоты, переломаешь все лапы.
Ведьма по узкому коридору протиснулась к двери, ведущей в подвалы Черного замка. Подвалы, всегда запертые и запечатанные заклятием, были той частью замка, которую даже сама ведьма не знала толком.
Вращающиеся стены грозили прижать и задавить неосторожного. Лестницы обрывались пустотами без дна. Но Грубэ, отпирая замок за замком, как-то умудрялась ориентироваться в тенетах лабиринта.
Лестница упиралась в железную, раскаленную докрасна решетку. От прутьев веяло жаром. У Крабса жар и огонь всегда ассоциировались с котелком и похлебкой из крабов.
Ведьма дотронулась до прутьев и тут же отдернула руку. Запахло паленой кожей. Ведьма стряхнула краба, и он тотчас же начал отползать подальше.
– Куда? – ведьма схватила его за край камзола. – Лучше слушай, что мне от тебя нужно!
Крабс всегда был готов на мелкие услуги. Но сейчас, пожалуй, ведьма зарывалась: она потребовала, чтобы краб лез через раскаленное железо!
– Пусти! – пищал Крабс, отчаянно отбиваясь. – Не имеешь права жарить живьем!
Но ведьма держала краба крепко, протягивая его на вытянутой руке к решетке.
Прикинув, что краб, хоть и похудевший от страха, все-таки панцирем к прутьям приложится, отпустила:
– Видит морской бог, хотела сделать хоть одно доброе дело за всю жизнь. Но, видимо, не судьба.
Краб слегка отодвинулся, спросил несмело:
– Да скажи толком, для чего мне лезть через эту решетку?
– А вон видишь – ларец?
Крабс присмотрелся: в самом центре, где жар был ярче всего, золотом светился небольшой ларчик. Окруженный кольцом огня, ларец, тем не менее, был покрыт густым слоем снега и инея. Днище ларца даже заледенело и отражало пылающие камни вокруг.
– Удивительно, конечно, – признался краб. – Но обледеневший Сундук в центре костра – еще не причина, чтобы меня жарить!
– В этом ларце средство спасти Русалочке жизнь, – неохотно сказала ведьма. – Но что уж теперь – до ларца не добраться.
И ведьма опустилась на пол рядом с решеткой.
Крабс размышлял. Ползал кругами, зачем-то похлопывая себя по камзолу.
– Не мельтеши! – прикрикнула ведьма. – И без тебя тошно.
– Да пропади оно все пропадом! – в сердцах прошипел Крабс, расстегивая камзол и протягивая одежду ведьме. – Ну-ка, посторожи!
– Очумел? – удивилась Грубэ.
Крабс не отзывался. Под красным камзолом оказался жилет. Под жилетом рубаха, стянутая веревкой. Ведьма уже набрала целую горсть одежек, а краб на глазах худел, точно кочан капусты, если с него снимать листья. И из-под каждой одежки сыпались бисер, жемчуг, изумруды, рубины, золотые монеты и платиновые цепочки.
– Жулик! – потрясенная ведьма смотрела на маленького и худенького краба, не узнавая собственного шпиона.
Голый краб буркнул:
– Жить всем надо!
Ведьма восхищенно повторила:
– Нет, ты просто фантастический жулик! – и добавила. – Как же ты это таскал на себе столько дребедени? Шкура не чесалась?
– Язык у тебя чешется, – краб с тоской глянул на сокровища и решительно двинулся к прутьям, стараясь не дышать.
Пролез, лишь чуть подпалив панцирь. В каморке играли бегущие огоньки, от которых шло приятное тепло. Крабсу вдруг показалось, что огоньки немного придвинулись. Сделал шаг, глядя в упор на один из красных угольков – тот безмятежно горел. Но боковым зрением краб заметил движение за спиной.
Ведьма поторапливала:
– Да шевелись ты, маленький негодяй! Не тяни душу, а то как бы я не передумала!
Крабс сглотнул – в глотке мгновенно пересохло. Теперь не оставалось сомнений: горящие куски каменного угля, разбросанные по полу каморки, двигались, незаметно окружая Крабса. Они следили за ним красными, рыжими, фиолетовыми глазами. Их было море – сотни, тысячи. Краб замер – угольки остановились. Ближайшему оставалось до краба совсем немного. Угольки плевались искрами, угрожающе шипели.
«Тут и смерть моя» – обреченно подумал краб, стараясь убедить себя в том, что камни, пусть и горящие, не бегают.
Отвел глаза от следящих глаз – ведьма за решеткой стучала по лбу и ругалась, как обычно. От привычного зрелища краб немного успокоился. Но не шевелился. В каморке повисла настороженная тишина, нарушаемая лишь потрескиванием горящих угольев.
– А чего вы тут делаете?
Крабс вздрогнул от неожиданности. Уголек почти подкатился к задней лапе. В долю секунды краб сжался и подскочил – огонек промахнулся, тут же прикинувшись неподвижным.
Осьминог Осип непонимающе смотрел на дико-винный танец приятеля.
Ведьма толкнула своего сторожа:
– Только тебя тут и не хватало! – ведьма видела, как оживают камни, видела, что крабу к ларцу не подобраться, и всю злость обрушила на Осипа. – Зачем притащился? Зачем ворота бросил? На консервы пущу!
Осип очумело шевелил щупальцами. Краб издали любовался, как извивается приятель. Краб потом не мог вспомнить, как ему в голову пришла гениальная мысль. Он попятился к решетке. Уголья шипели, но не двигались. Видно, они сторожили ларец и презрительно зашипели вслед трусу-крабу:
– Ушшел! Ушшел! Зажжарить!
Краб пятился, не отрывая от угольев глаз, пока в панцирь не ударила волна жара. Изловчившись, выскочил.
Ведьма оставила осьминога в покое. Но краб подполз прямо к Осипу, подманивая, точно лошадь:
– Кось-кось-кось! – и прыгнул, вцепившись в щупальце осьминога.
– Чего щиплешься? – возмутился Осип, пытаясь стряхнуть краба.
Щупальце, точно живое, извивалось, то утолщаясь, то становясь совсем тонким.
– Порядок! – воспрянул духом краб. – Это, так сказать, проверка перед стартом.
Почудилось, что угольки тревожно зашептались, зашевелились. Смотрели своими разноцветными глазами.
Крабс придвинулся к Осипу вплотную и зашептал, поглядывая на голодные огоньки.
– Отчего ж, – почесался Осип.
Приноровившись, ухватил краба поперек туловища. Размахнулся – и Крабс взлетел вверх. Щупальце разжалось. Краб спикировал прямо на снеговую шапку.
Огоньки ринулись на похитителя. И тут же от ледяного холода, идущего от ларца, гасли и остывали, чернея.
Это было началом конца.
За решеткой, завопив от восторга, ведьма пустилась в пляс.
А уголья упорно лезли и лезли в ледовую ловушку. Краб в сугробе стучал челюстями и пританцовывал, чтобы не замерзнуть.
– Из огня да в полымя – про меня поговорка!
Чем больше мертвых камней громоздилось вокруг ларца, тем холоднее становилось. Крабс в который раз пожалел о снятых одежках.
Снег на ларце подтаивал. Каморка наполнилась дымом и паром. Крабс чихал от едкого дыма, вытирая слезящиеся глаза.
Внезапно туман рассеялся. Вокруг чернели головешки. Ледовый панцирь на ларце растаял, и лишь лужица осталась от сугроба на крышке.
Прутья оказались воротами. Они распахнулись, пропуская ведьму и увязавшегося следом Осипа. Ворота поскрипывали несмазанными петлями. Краб скакал между головешками.
– Ты хотел меня зажарить, да? И ты? – и краб яростно пинал ногами остывшие угольки.
– Будет тебе, – снисходительно хмыкнула ведьма, поднимая ларец.
Краб тут же вполз на плечо колдуньи, умирая от любопытства.
Ведьма подняла резную крышку.
– Это и есть жизнь для Майи? – краб свалился бы, если бы Осип не успел подхватить его.
В ларце, сияя красноватым светом, лежал остро отточенный кинжал.
Троица не могла оторвать взгляда от чарующего холодного блеска. Кинжал был символом смерти – и он давал жизнь?