– Ну, пора! Чего тянуть, верно? – и колдун, сунув два пальца в рот, свистнул.
Тотчас горница потемнела. Змея в клетке испуганно зашипела, извиваясь и пытаясь свернуться. Коптилка полыхнула пламенем вверх, осветив потолок и погасла. В темноте слышались взвизгивания, торопливый топот десятка бегущих ног, кошачье мяуканье. Иоханн оказался в капкане звуков, шорохов и криков. В горнице вспыхивали и чертили зигзаги зеленые с синим болотные огни.
Изба раскачивалась. Изо всех углов полезла лесная нечисть. Мохнатые лешие, обросшие клочьями мха, тащили за волосы речных кикимор.
Злыдни-домовые, оставшиеся без избы и хозяев, щелкали мелкими острыми зубками. Вурдалаки, скинув медвежьи шкуры, скалили клыки.
Гнилостный запах болота наполнил горницу. Голос колдуна в неразберихе звучал вкрадчиво, почти ласково:
– Ну, не дорога ли цена за девушку?
Поминутно чихая, Иоханн выкрикнул:
– Нет! Доводи начатое до конца!
И тотчас нечисть утихла, сгинула. Восточный ковер оказался домотканой дорожкой. В лукошке капризно мяукали котята. Никакой клетки с гадюкой не было и в помине.
«Обморочил, старый!» – подумалось Иоханну.
Пережитый страх выступил потом. Рубаха на спине намокла, а зуб на зуб не попадал.
– Хорошо же, – многообещающе процедил колдун.
Теперь стало страшно по-настоящему. Если бы ноги не приросли к половицам, Иоханн бы бежал. Колдун скинул длиннополый кожух, который не снимал и у жарко натопленной печи.
И сразу стал меньше ростом, макушкой едва доставал юноше до груди. Горб на спине прижимал голову колдуна так, что он мог глядеть лишь исподлобья. Пальцы удлинились, потеряв грубость. Длинные, с белой нежной кожей, эти руки пугали больше всего. Глаза колдуна светились красным светом. Зубы поредели и теперь походили на острые зубы хорька.
Даже голос изменился: грубый и низкий перешел в тонкий, почти женский.
– Душа твоя станет моей, – пищал колдун, потирая розовые лапки, – и я спасусь! А душу девушки я оставлю в теле колдуна! Сотни лет я был принужден мучиться в ненавистном теле: и не было мне покоя, потому что не было у меня души! Но с твоей помощью я обману судьбу! Дай же руку!
В кулаке колдуна сверкнул кинжал. Как во сне, Иоханн протянул руку. Подпрыгнув и зависнув на секунду в воздухе, колдун кинжалом распорол грудь Иоханна. Разломав ребра, по локоть залез в грудь юноши. Точно ледяные когти переворачивали внутренности Иоханна. Крови не пролилось ни капли – душа парня съежилась и похолодела от страха. Она затаилась в самом темном уголке, но длинные пальцы колдуна шарили совсем рядом.
Когда Иоханн опомнился, колдун жадно сжимал что-то в кулаке. Рана на груди затянулась сама собой.
– Одна есть! – шипел колдун. – Теперь идем– я заберу душу Майи.
И только тут Иоханн заметил лежащую на скамье девушку, связанную по рукам и ногам. Повязка на лице туго сжимала рот, и Майя могла только мычать.
– Смотри! Он отдал за тебя душу! – колдун взвесил на раскрытой ладони что-то невидимое. – Неужели такое благородство не найдет у тебя отклика? Соглашайся, девушка! Вы с Иоханном проживете немало земных лет. А какое тебе дело, куда денется твоя душа после смерти? Соглашайся, – нашептывал горбатый карлик.
Руки колдуна дрожали от нетерпения. Обманом он заманил девушку-звезду в свою избушку, но никакое колдовство не может забрать душу насильно. И колдун шептал-нашептывал, обещая блаженство и богатство.
– И всего-то за пустячок.
Иоханн равнодушно прислушивался к уговорам. Жизнь показалась ему пресной. Девушка на скамье – лишь одной из многих. Обещанные дары колдуна – вещь стоящая. Но зачем ждать, пока подадут?
Оставленный колдуном кинжал лежал на краю стола. Иоханн поднял, подошел к колдуну и равнодушно погрузил клинок в спину карлика.
Колдун захрипел и хотел повернуться. Но ноги подкосились, он упал на колени.
Тем же кинжалом Иоханн разрезал путы Майи, брезгливо оттолкнув умирающего колдуна.
– Уговор! – прохрипел колдун.
Розовая пена пузырилась на губах.
– Молчи, падаль! – пнул Иоханн колдуна.
У колдуна никогда не было души, и он не знал, что это такое. А душа человека – это и есть он сам. Его совесть, любовь, слово чести.
Колдун не знал, что, забрав душу Иоханна, он получит удар в спину: с душой он забрал его совесть.
Под телом колдуна расплывалось кровавое пятно. Дыхание становилось все реже. Колдун дернулся в агонии и застыл. Душа Иоханна освободилась из его мертвых пальцев, покружила над горницей и взмыла в небо.
Иоханн почти ничего не почувствовал, лишь легкий укол, словно вытащили из сердца ледяную иглу.
Майя выпуталась из обрывков веревки, но удержать тело юноши не успела. Прислонилась к его груди. Сердце Иоханна перестало биться в тот миг, когда душа коснулась вершины ели у избы.
Майя бросилась за подмогой. Но стоило ей ступить за калитку, диковинное громадное пламя охватило избу колдуна.
От села бежали соседи, но изба сгорела в одночасье. Не удалось даже растащить головешки. Изба сгорела порохом, не оставив и пыли.
А Майя по-прежнему жила в избе вдовы Ханы. Вначале нянчила Акселя. Потом его детей. Потом внуков. И хоть постарела, все еще бодро ходит по избе и, мешая молодым хозяйкам, перехватывает любую работу.
Прожить долгую жизнь: хоть не принцессой и не звездой, – тоже неплохо. Славная сказка, согласен, приятель?
Глава 9d
Помнишь, дружок, в Главе 8с, мы оставили Крабса вдвоем с Русалочкой на палубе каравеллы? А сейчас мы узнаем, смог ли маленький краб в камзоле пригодиться морской принцессе.
– Ну это вы слишком легко отделаться решили! – шипел Крабс, карабкаясь по перилам.
Ухватиться было не за что, и краб, скользнув по отполированному дереву, грохнулся на пол, чуть не въехав в дверь каюты принца.
Русалочка была на воде, недалеко от каравеллы. Ее все дальше и дальше сносило волной. Майя отплывала от судна так осторожно, точно боялась разбудить спящих. Хоровод нестройных мыслей проносился в ее голове. Майя улыбнулась, припомнив, с какой убежденностью Крабс совал ей в руку волшебный кинжал. Шипел:
– Прирежь его, пока он спит. Раз – и готово! – и неловко взмахивал оружием, которое еле-еле мог удерживать в клешнях.
Майя вздохнула. Смешной маленький краб, ее добрый приятель, который так хотел ей помочь.
Океан изменился. Светлело. Солнце еще не встало, но его лучи уже тянулись к земле, подкрашивая облака на востоке.
– Крабс! Как красиво!
Призрачный предрассветный мир походил на заколдованное царство.
– Это хорошо, что я умираю в такое чудесное утро. Мне кажется, в непогоду мне было бы чересчур грустно погибать, не увидав в последний раз солнце, – Русалочка огляделась, хлопая руками по воде, краб не отзывался.
Она точно помнила, что, когда она нырнула с борта каравеллы, чтобы никто не видел, как она станет пеной, краб сидел на ее плече, не выпуская из лапок кинжал.
– Ведьмино имущество, – объяснил он, – да и вещь полезная.
Краб содрогнулся, припомнив, как чуть не зажарился в клетке с пляшущими угольками.
– Крабс! Да Крабс же! – Майя встревожилась.
Каравелла отплыла на расстояние громкого крика. Крабс слыхал, как его звала Майя. Пробурчал:
– Кричи себе, сколько влезет, а у меня своих забот по горло!
Каюта принца была заперта, но окошко выходило в коридор. Крабс, точно альпинист, взобрался к круглому оконцу. Надрезал и выдавил стекло, осколки упали на ковер, не звякнув. Крабс примерился и шлепнулся вниз.
Принц и герцогиня спали в подвешенном к потолку гамаке. Мерная качка убаюкивала. Краб зевнул, но скорее от ужаса, чем от дремоты. Только теперь ему пришло в голову, что всех его силенок не хватит, так глубоко вогнать кинжал, чтобы он коснулся сердца принца. О баночке для свежей крови Грубэ позаботилась: не больше наперстка с прочной пробкой, баночка была спрятана в кармане камзола.
– Вот досада! Вот незадача! – забегал по каюте Крабс, время от времени бросая на принца плотоядные взгляды.
И не зря – он заметил, что всякий раз, когда гамак раскачивался, принц оказывался под прибитой к стене полкой.
– Теперь ты мой! – краб, перебирая лапками, пополз по стене...
Майя разбивала гребками воду. Сердце разрывалось. Несколько раз Русалочка теряла дыхание и уходила под воду. Внезапно рядом с ней воду разрезал черный акулий плавник.
Она вцепилась в плавник акулы. Хищница рванула, как комета, чуть не врезавшись в каравеллу тупой мордой.
– Спасибо! – крикнула Майя, и акула ушла на глубину.
Стараясь не шуметь, Майя шепотом окликала краба, заглядывая под перевернутые шлюпки на палубе и приподнимая мотки канатов.
Крабс полз вдоль полки. На середине замер, изготовившись. В следующий раз, когда гамак качнется, принц окажется точно под крабом. Крабс зажал кинжал клешней и приготовился прыгнуть.
Майя рванула дверь в тот момент, когда краб, зажмурившись, прыгнул с полки. Майя увидела вспыхнувший на свету кинжал.
– Нет! Крабс, нет! – кинжал ударил подставленную руку. Лезвие разрезало плоть, пробило кость и вышло острием с другой стороны.
Крабс шлепнулся прямо на грудь принца.
Герцогиня завизжала, увидев мерзость в камзоле.
– Найденыш, ты? – удивился принц. – Да ты в крови!
И тут увидел кинжал.
– Найденыш! – принц протянул руку к Майе.
Герцогиня куталась в покрывало. Принц вышвырнул краба из постели, поддержал слабеющую Майю. Вытащив кинжал из раны, осмотрел руку. Крови почти не было. Лишь тоненькая струйка еще сочилась, но и та бледнела, становилась розовой. Белела и становилась бесплотной и Майя.
– Поцелуй меня, – попросила Майя.
Принц угадал шепот и, украдкой покосившись на герцогиню, коснулся виска Русалочки губами.
Крабс, забытый всеми, рыдал в углу, утираясь краем ковра.
– Вот и все, – Русалочка неотрывно смотрела в иллюминатор.
Солнечный луч коснулся ее. И тотчас тело девушки стало совсем прозрачным.