Русалочка в черном — страница 19 из 23

— Но я ничего не знаю, не понимаю, и вообще…

Но Палмер уже целовал ее и, обвивая руками его шею, Памела подумала, что кое-что ей все же известно…



— Пора вставать, девочка…

Открыв глаза, Памела увидела Палмера. В знакомых выцветших джинсах и синей рубашке-поло он стоял у окна, сквозь которое лились лучи солнца, и с улыбкой смотрел на Памелу. Увидев его сейчас, при ярком свете, Памела залюбовалась им — в который уже раз! — и, мучительно застыдившись чего-то, отвернулась.

— Я бы помог тебе одеться, но боюсь, тогда мы всюду опоздаем. — Палмер присел на краешек постели и ласково погладил ее по обнаженному плечу. — Поторопись, ладно?

— Ладно. — Памела собрала в кулак всю волю, натянула простыню до подбородка и взглянула на него холодно и отчужденно. — Но кое-что ты должен твердо себе уяснить…

— О, да ты кремень! — изумленно поднял брови Палмер. — Не продолжай, я уже понял: тебе ничего от меня не нужно, ты поддалась порыву, и все такое прочее, так?

Как проницателен этот человек — и как циничен! А ты чего ожидала, детка?

— В общих чертах — да, — мрачно кивнула Памела. — И все-таки кое-что упустил из виду. Нынче ночью ты даже не поинтересовался…

— Ах, вот ты о чем! Согласен, я дал маху. — Палмер невесело усмехнулся. — Но есть масса способов решить эту проблему, если она вообще…

— Черта с два! — сквозь зубы процедила Памела, не сводя с него глаз. — Я никогда, слышишь, никогда не сделаю того, о чем ты думаешь! Но тебе не о чем беспокоиться, что бы ни случилось, я…

Палмер кончиком пальца коснулся ее носа, при этом он улыбался как ни в чем не бывало.

— Не забивай себе голову всякой всячиной — нынче у нас ответственный день. — Он нежно привлек ее к себе и чмокнул в макушку. — Ведь наше шоу продолжается, правда?

Памела отстранилась от него, простыня скользнула вниз, обнажив грудь. Но не на грудь смотрел сейчас Палмер. Взгляд серьезных глаз был устремлен на него с бесстрашной нежностью — именно это странное словосочетание пришло ему на ум.

— Да, шоу продолжается, — медленно проговорила она. — Я сделаю все, о чем ты попросишь. Потому что я… люблю тебя.

Молчи! — приказал себе Палмер, нежно касаясь ее щеки. Кажется, ему удалось обуздать свой отчаянный порыв. И он невозмутимо произнес:

— Ты помнишь, о чем я просил тебя? Ну, если вдруг Ким…

— Да. Скажу, что все знаю.

Чувствуя себя последним подонком, Палмер тихо произнес:

— Обещаю, что все объясню тебе. Но… позже. Ты веришь мне?

— Да, — кивнула она. — Но и ты обещай мне кое-что. Так, безделицу…

«Видит Бог, я готов пообещать тебе хоть луну с неба!» — хотелось воскликнуть Палмеру, но он лишь молча склонил голову.

— Я хочу выйти на подиум в черном, — прозвучал тихий голос. — Только в черном. Это возможно?

Сердце Палмера дрогнуло и сжалось — он, как никто другой, понял, почему Памела избрала этот цвет. Цвет скорби…

— Я умоляю тебя… — Голос ее дрогнул. — Я…

— Все будет так, как ты скажешь. — Палмер с трудом сдерживался — больше всего на свете ему хотелось стиснуть ее в объятиях и никогда не выпускать. Но вместо этого он произнес: — Одевайся, малышка. Не буду мешать.

Выйдя из спальни, он рухнул в кресло и закрыл глаза. Что он делает? Чем все это кончится?

Чем-нибудь да кончится! Пеняй теперь на себя. Ведь ты чувствуешь, что в ответе теперь за эту девочку, что бы ни случилось. И конкурс тут ни при чем. К черту конкурс! Дело совсем в другом, ведь…

— Эй…

Нежная ладонь легла на его плечо, и Палмер вздрогнул. Тонкая, словно тростинка, в своем черном платье, Памела показалась ему сейчас школьницей, и даже седая прядь в волосах не могла сделать ее старше.

— Мне нужно заглянуть в мой номер на полчаса — привести себя в порядок, переодеться. Ты проводишь меня?

Голос ее, тихий и низкий, был полон такой тоски, что сердце Палмера сжалось вновь.

— Пойдем, маленькая. Я подожду тебя в гостиной.

На это у него были причины, притом самые что ни на есть веские — Палмер не без основания полагал, что Кимберли может позвонить Памеле, и тогда…

— Ладно. Мне и самой не хочется, чтоб ты оставлял меня.

В лифте Памела, подняв на него глаза, спросила вдруг:

— Можно, я тебя поцелую?

В ответ Палмер, остановив кабину между этажами, склонился к Памеле, взял в ладони запрокинутое лицо и коснулся губами ее губ. Поцелуй был необычайно нежен и долог — он вовсе не походил на порождение необузданной животной страсти, которая порой толкает в объятия друг друга совершенно чужих людей. Они целовались сейчас словно двое влюбленных после помолвки, или как молодожены на ступенях алтаря, на глазах у родственников и гостей, приглашенных на свадьбу…

Так прошло не менее десяти минут. Первым опомнился Палмер.

— Нам пора, — сказал он.

Памела едва заметно кивнула, щеки окрасил бледный румянец. И Палмер в который раз изумился ее красоте, невольно подумав, что она и впрямь может с легкостью получить титул «Лицо года». В душе его шевельнулась вдруг жгучая ревность. Выставлять на всеобщее обозрение то, что так тебе дорого, не каждому по силам. Ты идиот, приятель!..

В номере Памела тотчас направилась в ванную, а Палмер, усевшись на диван, принялся листать какой-то дамский журнал. Когда зазвонил телефон, он без колебаний снял трубку. Однако это оказалась вовсе не Ким. Звонил Джанни, уже пронюхавший о потрясающей новости.

— Ее участие в конкурсе — ваша идея? — хмуро поинтересовался журналист.

— Вообще-то на вопросы прессы я имею полное право не отвечать, — ледяным тоном отозвался Палмер.

— Благодарите Бога, что пресса не интересуется, как вы очутились с утра у нее в номере! — заорал итальянец. — Плевать мне на то, кто вы такой! Учтите, я вполне могу съездить по зубам и папе Бобби, если вдруг…

Кладя трубку на рычаг, Палмер испытывал почти симпатию к темпераментному журналисту. Как рьяно защищает очаровательную коллегу от грязных посягательств похотливого старого козла! Телефон тотчас зазвонил вновь — на сей раз его собственный, мобильный.

— Послушайте… — начал было Палмер, но тотчас умолк. Это был вовсе не Джанни, и даже не Ким.

— Папочка! — От звонкого детского голоса ему едва не сделалось дурно. — Папа! Ты, правда, соскучился?

— Малышка, погоди…

Однако девочка перебила его:

— А мы с миссис Вуд уже здесь, представляешь? Быстро, правда? Ты и не ждал нас так скоро…

— Милая, что ты говоришь? Где вы? Я вас вообще не ждал…

— Па-а-па… — В голосе Ариэль зазвенели слезы. — Но ведь тетя нам звонила, и она сказала…

Все ясно. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять: это дело рук Кимберли.

— Вы в аэропорту?

Но трубку взяла уже миссис Вуд. Выяснилось, что вчера им действительно звонили из Рима, якобы по его личному поручению, и просили как можно скорее вылететь. Палмер, поставленный перед фактом, потерянно молчал. Затем трубкой вновь завладела девочка.

— Ведь ты давно обещал взять меня на конкурс, — хныкала она. — Я буду очень-очень хорошо себя вести, правда!

В отчаянии Палмер покосился на дверь ванной. Будь что будет, решил он…

— Хорошо, детка. Я скоро приеду за вами.

Вышедшая из ванной Памела застала его в тот момент, когда он вызывал такси.

— Что-то опять стряслось? — упавшим голосом спросила она. — Что на сей раз?

Нельзя говорить ей о приезде Ариэль, подумал он. И видеться они не должны. Пока не должны. Черт бы побрал эту безумную Кимберли!

— Послушай, маленькая, — Палмер сгреб ее в охапку и усадил себе на колени, — у тебя две минуты на одевание — почти как в армии. Потом я везу тебя на последнюю репетицию, а сам мчусь по неотложным делам. Помнишь, что ты мне обещала?

— Я все помню, — кивнула Памела. — И все сделаю так, как ты просил. Не сомневайся.

Как хотелось Палмеру обнять ее, ощутить вновь вкус нежных губ, шелковистость кожи, но…

— Ступай, моя хорошая. Возможно, мы целый день не увидимся, а вечером я найду тебя сам.

— Не волнуйся, я ведь уже стреляный воробышек… — Памеле вдруг вспомнилась лихая Беверли, и она гордо вскинула подбородок, подражая мулатке. — Все будет хай класс, папа Бобби!

И, стремительно вскочив с его колен, убежала в спальню. Выйдя оттуда минуты две спустя в черных брючках и белой тенниске, она объявила:

— К бою готова! Вперед, к победе!

В лифте Палмер с трудом удержался от того, чтобы поцеловать Памелу, — лишь нежно прижал ее темноволосую голову к своей груди. Слушая глухие удары его сердца, Памела ощутила предательскую слабость в ногах. Но обнаруживать это было никак нельзя…

В такси они почти не разговаривали, но Палмер всю дорогу не выпускал ее руки. Высадив Памелу из машины у ступенек концертной студии, он спросил:

— Не боишься?

— Боюсь… Но вовсе не того, о чем ты думаешь. — Памела печально улыбнулась: — Может, так даже лучше.

— Что — лучше? — растерялся Палмер.

— Ну, если чего-то боишься и в это время делаешь другое дело, то на него страха уже не хватает… — И она стремительно понеслась вверх по лестнице.

Глядя ей вслед, Палмер схватился за голову и глухо застонал.

Глава десятаяРусалочка в черном

— Да ты нынче просто сногсшибательна! — заявила, увидев Памелу, мулатка. — Ну-ка, покажись! Что ты сделала с лицом? Хотя… на тебе ведь нет косметики?

— Ты светишься… — Беловолосая Кирсти и сама сияла. — Настоящий, живой русалка! Только без хвоста…

— Ей только хвоста недоставало, — грозно сверкнула глазами на шведку Беверли. — Марш одеваться, цыпленок!

Репетиция прошла на удивление гладко. Памела не уставала изумляться необыкновенной легкости во всем теле, а во время дефиле ее не покидало ощущение полета, полузабытое, но необычайно приятное. Такое бывало с нею давным-давно, когда она занималась балетом. Ее все время словно приподнимало на носочки, ей хотелось раскинуть руки и взлететь…

Дело портила лишь Мадо — Памела то и дело ловила на себе холодный взгляд зеленых глаз француженки. В перерыве Памела наконец не выдержала.