— Тут происходит подтасовка. Я уже говорил, что речь идет не о евреях вообще, а об определенном течении в еврействе. Но это полностью игнорируется. И нам говорят: смотрите, этот человек уверяет, что евреи — это то-то и то-то… И на этой базе происходят все дискуссии. Я представляю себе свою психологию — русского патриота. Есть в истории России, как и в истории каждого народа, эпизоды, которые мне неприятны. Я предпочел бы, чтобы этих эпизодов не было. Но, во-первых, я признаю право каждого человека писать об этом. Например, поляков — о том, что Суворов брал Варшаву. А во-вторых, если бы появился какой-то писатель, который сказал: «Плохое относится не ко всем русским, у них было некоторое течение, им чуждое», — я бы как русский патриот за это ухватился. И здесь люди, если бы они были еврейскими патриотами, тоже должны были подчеркивать эту сторону. А они ее всячески замазывают. На Западе фактически известна не «Русофобия», а статьи о ней, в которых дается фальшивое ее изображение. Они трактуют дело так, как это должен был бы трактовать человек, враждебный евреям, а вовсе не такой, который исходит из соображений еврейского патриотизма.
— В России чуть ли не сразу после революции действовал закон об антисемитизме. Вы знаете его точную формулировку?
— Он опубликован в официальных изданиях. Там есть потрясающая мысль: ведущих антисемитскую агитацию надо ставить вне закона. Вдумайтесь: закон, который предлагает ставить вне закона… Это первый и в каком-то смысле главный закон ленинского правового мышления.
— Тут, наверно, не Ленин, а Троцкий, скорее всего, постарался.
— Троцкий в своих воспоминаниях пишет, что еще накануне октябрьского переворота подготовил закон против «погромщиков». Когда переворот произошел, он показал его Ленину. Владимир Ильич подумал и сказал: правильно. Творчество было совместное. Так что мы учили в школе про первые декреты советского правительства — «О мире», «О земле»… Доказывается, был еще более ранний, «минус первый» — «Против погромщиков».
— А никому не приходило в голову поспособствовать закону о русофобии?
— Собирались. Сейчас закона об антисемитизме нет. Есть статья о разжигании расовой ненависти. Вот заклание России в виде свиньи под это определение не подходит, а высказывания на еврейскую тему — часто несимпатичные мне по своей примитивности и грубости, — они, оказывается, подходят. Да вот еще пример. Идет по кинотеатрам фильм. Называется «Бакенбарды». Что же это за бакенбарды? А это пушкинские бакенбарды. В маленький городок приходит компания молодых людей, отрастивших бакенбарды, одевшихся по-пушкински. Они устанавливают там что-то вроде фашистского строя, все время декламируя стихи Пушкина. Стихи Пушкина — как признак русского фашизма! Как опознать русского фашиста? Это тот, кто любит стихи Пушкина. Фильм этот показывали и по телевидению. Может, и у вас в Омске он шел.
— В Омске сейчас идет в основном американская пошлятина. Но объясните мне, как это возможно: люди, выросшие на нашей земле, вскормленные молоком и хлебом, способны на подобное кощунство?
— Я бы не относил это так уж целиком к евреям. Сколько чисто русских людей стоит на такой же точке зрения. Это вот как раз тот слой людей, о котором я и писал. Достоевский приводит диалог с одним западником. По какому-то поводу было сказано: народ этого не допустит. «Так устранить народ», — сказал западник спокойно и величаво. Спустя пятьдесят лет это примерно и произошло. Народ не хотел отказываться от своих традиций, его и устраняли.
— Но все-таки у русских не поднялась рука на Царя?
— Тут есть объяснение. Моего отца во время гражданской войны водил расстреливать китаец. Отец передавал свои впечатления. Очень страшно было, потому что этого человека ничем не проймешь. Начнешь ему говорить: отпусти меня, у меня семья, родители — он тебя не поймет! Для него это какое-то бессмысленное лепетание. Чем человек ближе к стране, тем ему труднее поднять на нее руку. И наоборот. Чем дальше, изолированнее, тем легче. Поэтому среди евреев легче было вербовать этих людей. Хотя и в убийстве Царя участвовали русские. Подобная ситуация происходит в любой стране. Во время английской революции очень большую роль играли сектанты, которые понаехали из Голландии. Во Франции необыкновенно большую роль играли протестанты. Всегда такие изолированные меньшинства легче участвуют в разрушительных акциях. Хотя вот у Синявского поднялась на Россию рука, а он русский, никаких сомнений нет.
— И чем же вы это объясните?
— Вся моя «Русофобия» — об этом. В истории много раз наблюдалось явление, когда то в одной стране, то в другой появляется слой, который этому народу противоположен. Но он хочет властвовать над этим народом, он хочет кроить его историю, как сам захочет. Поэтому ему нужно индивидуальность этого народа отрицать, подавлять любыми способами, рассматривать народ как просто материал, как бетон, например. И вдруг бетон начинает говорить: а у меня есть тысячелетние традиции, былины…
— Не могу этого понять. Была же у Синявского русская мать и русская деревня или город, где он родился…
— И у Бухарина русская мать была. Но он с детства начал мечтать о том, что, может, он — антихрист. Прочитал, что антихрист должен родиться от блудницы. Спрашивал мать: может, она блудница? И очень был огорчен, когда его разочаровали.
— А как родился миф о рабской душе русского человека?
— Это такой агитационный штамп, который мы сейчас часто видим: «красно-коричневые», «имперское сознание» и т. д. Он всегда отталкивается от чего-то реального. Его и используют как оружие против русских.
— То есть нашу доброту, отзывчивость, терпимость, перевернув вверх тормашками, умудряются поставить нам в вину?
— Есть социологические исследования, которые по пословицам пытаются выяснить, какие черты у нас чаще всего положительно характеризуются. На первом месте стоит спасение, на втором — терпение. А в некоторых пословицах терпение дает спасение. Это действительно необыкновенная особенность русского народа. Стремление решить проблему не за счет кого-то, а за счет своих внутренних сил. Любящий человек увидит это. Но с точки зрения врага из этого легко сделать облик раба. Вот представьте себе: русские — рабы. А попробовали у нас изменить способ креститься — и произошел страшный раскол: тысячи людей сожглись ради этого. Такова была реакция «рабов». А в Англии король Генрих VIII решил сменить религию. И что же? Я лично знаю про три восстания, потому что специально интересовался. Были они очень мелкие и не привели ни к каким результатам. Позже его наследники вносили одни догматы, другие, так что через 50–70 лет в Англии никто точно не знал, во что он должен верить. В Германии, когда кончилась 30-летняя война, был подписан мир, в котором пришли к такому решению; чья власть, того и религия. Если какой-нибудь князек — протестант, то подданные все должны быть протестантами. А если в соседнем княжестве — католик, все — католики. Так манипулировать религиозными чувствами в России было абсолютно немыслимо.
— Нужно иметь в высшей степени непогрешимую репутацию, чтобы направо и налево бросать обвинения в рабской психологии. А что, если под таким углом зрения посмотреть на создателей этих штампов?
— Всю мою молодость я помню гвалт отвратительной, совершенно фальшивой пропаганды. Для меня было важно не то, согласен ли я с диктатурой пролетариата, уничтожением частной собственности и т. д., а то, что я чувствовал: пропаганда эта лживая, люди, которые пишут, сами в это не верят. Но ведь главными лицами в этой пропаганде были евреи. Заславский, теперь забытый Кольцов — настоящая фамилия у него какая-то другая. И тот же Гроссман, который где-то подпольно писал свои обличительные романы, во время войны писал о героизме народа, его «аввакумовском духе». Судя по всему, он не верил в то, что писал, не любил народ, про который позже писал, что это «народ рабов». Не может же в одной груди два сердца биться. Значит, он писал — на заказ. Разве это не рабская душа? Он подписал Сталину письмо с требованием самой суровой казни для «врачей-убийц», то есть своих же собратьев по крови. Чему он верил? Чему не верил?
— Это не рабство, это, скорее, лицемерие.
— Человек, который готов по заказу лицемерить и делать это еще своей профессией, — что же может быть более рабским поведением?
— Почему такое ожесточенное сопротивление встречают любые попытки возрождения русского национального самосознания?
— Россия оказалась жертвой эксперимента. Когда произошла революция, сторонники коммунизма говорили — и это звучало как величайший комплимент, — что в России проводится блистательный эксперимент. Академик Павлов, великий ученый, жуткие слова сказал в виде тоста на каком-то банкете: «Я сам экспериментатор, ценю смелые эксперименты и поздравляю наших руководителей с одним из самых смелых экспериментов, которые делались в истории». (Может быть, это была ирония?)
Мне всегда казалось, что гнусностью являются эксперименты Павлова над собакой. А он приветствовал эксперименты над русским народом. Это происходит до сих пор. И сейчас над нами ставят эксперимент. Можно привести слова Гайдара, Бурбулиса, многих других, когда они говорят: то, что, мы делаем, — это смелый и решительный эксперимент. Как же можно проводить эксперимент над живым существом, которое имеет свои твердые взгляды, традиции? Оно не дастся. Чтобы провести эксперимент, нужно ввести наркотик, вшить какие-нибудь электроды. Чтобы он был покорным в этом эксперименте. Превращение России в такую покорную жертву эксперимента — это и есть уничтожение русского национального самосознания.
— С «Россией-рабой» в качестве наркотика?
— Достоевский больше ста лет тому назад говорил: они хотят заставить русского забыть о своей истории, а что было, того заставить всю жизнь стыдиться. Вот это и есть наркотик. И все продолжается до наших дней. Недавно вышла книжка «Ледокол», где автор с большим хвастовством говорит: я — палач. Я хочу уничтожить единственную еще до сих пор не оплеванную святыню, которая есть у русского народа, — его роль в Великой Отечественной войне. По-моему, это чисто рыночная реклама: вот я ещ