Не может ли быть верной точкой опоры во всех вопросах старый английский принцип: «right or wrong — my country» (хороша она или плоха — но это моя страна)? Ведь если существует хоть какой-то замысел Божий о России, то для исполнения его она должна существовать. Значит, первая задача — отстоять ее, а только потом имеет смысл гадать о том, в чем этот замысел состоит.
М.Н. С последним согласен. Но в самой Германии были разные силы, в том числе и не разделявшие антиславянскую политику Гитлера, — с ними и пытался сотрудничать Власов вместе с многими эмигрантами. Две его дивизии, как вы знаете, были созданы лишь в 1945 году и приняли скорее пропагандное участие в одном-двух боях на Одере, а потом освободили от немцев Прагу. Вы же под «власовцами» имеете в виду всех тех разрозненных советских «добровольцев», около миллиона, которые изначально воевали в немецких частях, — но они не имели отношения к Власову и его планам. Тут не о них речь. И вообще, по ту сторону фронта оказались не только военные, но миллионы гражданских русских людей. Были такие, кто стремился не к «союзу с немцами», а к созданию «третьей силы» на оккупированных территориях — «против Сталина и Гитлера». С этой целью в Россию направились и эмигранты (только из организации НТСв гитлеровских лагерях погибли десятки таких энтузиастов). Были эмигрантские юноши, бросавшие учебу и шедшие в Югославии в ряды Русского корпуса, готовые умереть за православную Россию — для них это было продолжением гражданской войны против Интернационала, так они были воспитаны отцами… Были священники, окормлявшие их и потом спасавшие от выдач на расправу СМЕРШу.
И разве не было среди них героев? Неужели можно их считать «изменниками Родине»? Ведь они советской (в их терминологии — «жидо-большевицкой») власти не присягали, а изначально боролись с ней как с оккупационной. Да и многие из советских граждан помнили свою присягу царской власти, считали болыиевицкий режим незаконным и антирусским, лишь тактически-обманно принявшим патриотическую личину (как и вы пишете)… Поэтому сравнение с пораженцем Лениным, боровшимся против законной русской власти, мне кажется неточным, тем более что цели у Ленина и у русских антикоммунистов относительно России были прямо противоположными. Русские эмигранты никогда не призывали к борьбе против «великорусской клерикально-черносотенной-культуры» и к «развалу своей державы». Крестьянские дореволюционные бунты тоже не оправдывают пораженчества революционеров, к тому же если учесть, сколько сил было приложено для обманной пропаганды среди крестьян («Грабь награбленное!» и т. п.)… Не следует ли исходить из того, что решающей в нравственной оценке тех или иных сил должна быть все-таки их цель?
Я не оспариваю, что у советских защитников родной земли была своя оправданная цель, своя несомненная правота, и уважаю их героизм. Но убежден, что эта сложная проблема требует все же комплексного и духовного (а не только политического) рассмотрения в более широком масштабе всех сил, действовавших в мире…
И.Ш. Как же это так: «русские эмигранты никогда не призывали к развалу своей державы»? Призывали кое к чему и похуже! Было течение в эмиграции, обвинявшее США в измене христианской цивилизации, за то, что те не начинают превентивную атомную войну против СССР. Их лозунг был — «Атомкой по Москве!» Вы забыли, что сами мне рассказывали о подобных высказываниях одного очень яркого эмигрантского публициста. Ведь к подобному и большевики не призывали.
М.Н. Вы имеете в виду ИЛ. Солоневича. Он действительно нечто подобное по сути писал в «Нашей стране», хотя и не в «атомных» выражениях. Это было нервным срывом той (впрочем, далеко не самой мудрой) части эмиграции, которая считала новую войну неизбежной, полагая, что ее начнет Сталин, чтобы сделать весь мир коммунистическим…
И.Ш. Если признавать пораженчество вообще допустимым в принципе, то мне непонятно ваше утверждение, что «дореволюционные бунты не оправдывают пораженчество». Почему? Ведь речь, конечно, идет не о бунтах, а о том, что их вызвало, — голод как следствие безземелья. Короленко описывает свои впечатления от голода 1891 года: распухшие дети, еле движущиеся взрослые. Болезни косили истощенное население. Конечно, этот голод не сравнить с голодом 1921-го или 1933 года. Тот же Короленко рассказывает о громадной помощи — и государственной, и общественной. О голоде писали Толстой, Короленко и многие другие. Но ведь каждую эпоху можно судить только ее мерками. Если же судить о действиях по их цели, то и это не облегчит: «будущее счастье человечества» — разве не соблазнительная цель?
М.Н. Тут все-таки нужен абсолютный критерий цели… Перейдем к нашему смутному времени. В статье «Была ли перестройка акцией ЦРУ?» Вы сравниваете успехи разведок США и СССР и делаете правильный вывод, что основная причина краха СССР «лежит не в каких-то внешних воздействиях Запада, а во внутренних процессах, происходивших в стране». Мне кажется, учитывая «красный» контингент наших читателей, было бы важно подчеркнуть, что главная причина краха — общий ложный дух коммунизма. В его утопическую идеологию перестали верить сами коммунистические вожди. А наши «красные патриоты» упорно не хотят осознать, что в этом состояла главная причина внутренней слабости мощного СССР, чем и воспользовался Запад, навязав свою красиво упакованную либеральную идеологию в качестве единственной альтернативы…
И.Ш. Сейчас нам очень важно и очень трудно осознать истинные причины того, что с нами произошло. Это может совершаться далеко не сразу — каждый должен делать свой шаг в понимании случившегося и только в конце придет осознание в национальном масштабе. Поэтому я не имею в виду какой-то особый контингент читателей. А вдруг книга окажется полезной через несколько лет молодому человеку, которого в теперешнее разделение общества на разные толки никак и не включишь?
По существу вашего вопроса: а разве «общий дух» современного капитализма не является ложным? Почему же тогда распался социалистический, а не капиталистический лагерь?
То понимание этого вопроса, до которого я до сих пор дошел, я излагаю в работе «Русский народ в эпоху коммунизма». Кратко оно заключается в следующем. Социализм и развившийся на Западе капитализм — не антитезы друг другу. Это лишь два пути — причем к цели, гибельной для всего человечества. Правда, сколько бы ни было сказано горьких слов по поводу пути развития Запада, начиная с Ренессанса, им были созданы ценности, начисто отрицать которые очень трудно. Это итальянская живопись и немецкая музыка. Шекспир и Ньютон. Но и более материальные достижения — хотя бы сведение к минимуму детской смертности. Ведь еще в прошлом веке каждый должен был пережить трагедию смерти своего ребенка. И в письмах Достоевского говорится, как он мучился, когда умерла его дочка, и Толстой говорит о смерти сына, и о. Сергий Булгаков рассказывает, как переживал смерть своего ребенка… А теперь это — исключение. В своем развитии Запад создал и более сомнительные плоды — например, все более разрушительные виды оружия. Но очень трудно все это отбросить — хотя бы потому, что иначе не защититься от того же Запада, нетерпимого и агрессивного. Но, конечно, далеко не только по этой причине.
Последние века Россия многое восприняла от Запада, но постоянно борясь за то, чтобы при этом не утратить своего национального лица. Первая попытка, кульминацией которой были реформы Петра, была успешной лишь частично. Многое из того, что было создано, останется как наши вечные ценности, но много благоприятных возможностей было упущено. При быстром росте населения крестьянам не хватало земли и они беднели, а стремление обеспеченных слоев к сладким плодам западной цивилизации росло. Кризиса избежать не удалось, и произошел тот раскол страны, символом которого является крестьянский разгром Михайловского. Совершилась катастрофа революции, гражданской войны и крестьянских восстаний.
Вторая попытка в том же направлении, основанная на коллективизации и индустриализации, имела гораздо более кратковременный успех. Плоды ее неудачи мы сейчас и переживаем. А главный дефект был в том, что это была попытка в принципе повторить, скопировать западный путь — индустриализации за счет деревни, построения чисто городского, основанного на технике, общества. Россия не могла использовать свою главную силу — созданную за тысячелетие (и даже тысячелетия) собственную цивилизацию. В этом и причина проигрыша Западу — мы стали играть по его правилам. Но есть и утешение в нашем проигрыше: мы лишь проиграли в борьбе за место лидера в гонке в никуда.
Если такой взгляд верен, то из него можно сделать ряд выводов. Надо оторваться от схемы — «выбирать между социализмом и капитализмом». Не следует частную собственность немедленно связывать с капитализмом, а человеческую солидарность — с социализмом. Оба явления несравненно древнее, столь же древние, как и человеческое общество. Замечательное исследование провел этнограф В. Шмидт в книге «Древнейшие формы собственности». Он исследовал наиболее примитивные из существующих обществ (хотя что теперь значит «примитивные»? — он имел в виду низкий уровень технического развития): готентотов, бушменов и т. д. И обнаружил у них очень ярко выраженное представление о частной собственности. Но оно компенсировалось столь же сильным императивом взаимной поддержки. После удачной охоты охотник мог и не поделиться добычей с соседями. Но тогда его могли не выбрать предводителем охоты, вообще не пригласить на охоту, не помочь в постройке новой лодки и т. д. А без всего этого он не мог выжить. Опираясь на эти вечно присущие человечеству тенденции, наши потомки сумеют, надо надеяться, построить общество, соединяющее деревенский индивидуально-семейный труд с высокой техникой, лучшие плоды западной цивилизации — с русской цивилизацией.
М.Н. Разумеется, путь западной демократий тоже ложный. Как раз начиная с Ренессанса он и стал проявляться все отчетливее: материальные ценности стали явно доминировать над духовными целями жизни. Религиозное оправдание этому дала Реформация, снизившая планку христианских требований к экономической деятельности и породившая капитализм (поэтому не могу считать ее примером правильного народного выбора, как вы пишете в одном месте). Все это, помимо материального прогресса, позволило владельцам денег стать подлинными правителями западного мира, поощряя эгоистичные интересы индивидуума, разлагая национальные традиции, свергая монархии и атомизируя общество в демократии.